Телеведущая, комедиантка и общественный деятель Татьяна Лазарева была одной из тех, кто присоединился к акции протеста 23 января. Лазарева давно участвует в политической деятельности: после выборов в российскую Госдуму 2011 года и последовавших массовых протестов она вместе с супругом Михаилом Шацем входила в Координационный совет оппозиции и позже неоднократно принимала участие в протестных акциях и высказывалась против политики российских властей.
Настоящему Времени Лазарева рассказала, что, по ее мнению, изменилось в протестных настроениях за последние 10 лет и как реагируют на политику современные подростки.
– Скажите, было ли для вас что-то решающее, чтобы присоединиться в субботу к акции протеста?
– Наверное, собственно отравление Алексея Навального и было решающим и последующие все события.
– Почему я задаю этот вопрос, потому что много россиян отреагировали именно не на отравление Навального, а на именно на расследование Навального о дворце в Геленджике.
– Это разумеется. Я же говорю, и некая цепь событий, которая после этого произошла. Я считаю, что Лешина работа и какой-то профессиональный труд его команды привели ситуацию к тому, что не выйти, конечно, было невозможно тем людям, которые следят за работой ФБК.
– Как вы оцениваете поступок Алексея Навального вернуться в Россию, несмотря на то, что там заведены уголовные дела?
– Разумеется, он не мог не вернуться. Что тут оценивать? Во-первых, это его решение. Почему я должна как-то его оценивать? Разумеется, мы все ждали, что он вернется. И если бы он не вернулся, это был бы, наверное, не Навальный уже.
– Перед акцией протеста вы оставляли ссылки в соцсетях, как вести себя при задержании, в судах. То есть для вас не были неожиданностью действия силовиков?
– Слушайте, я давно уже в этом движении, в этой истории, как говорят, оппозиционной, но на самом деле я согласна с предыдущим вашим гостем, что, конечно, никакая не организованная оппозиция, это просто гражданская активность так выражается. Это совершенно нормально. И не давать права выражать гражданам свои мысли и пожелания в адрес руководства страны – это неправильно. Когда так происходит, пар выпускается на улицах, что в общем приводит к таким масштабным акциям. И конечно, они будут все масштабнее и масштабнее, если будет продолжаться такое отношение.
– Можете ли охарактеризовать реакцию на задержание Навального среди российских знаменитостей? Как реагировали ваши знакомые и были ли те, кто раньше предпочитал оставаться дома, а в субботу вышел на улицу?
– Прошу прощения, вопрос немножко не по адресу, я не слежу за всеми знаменитостями и как они относятся. Я предпочитаю отвечать сама за себя.
– Хорошо, тогда касательно вас. Можно ли вас назвать сторонницей Навального? Или у вас были свои мотивы, чтобы присоединиться к протестам?
– Я надеюсь, что все мои годы дружбы с Алексеем говорят о том, что я его сторонница.
– А с момента первых протестов на Болотной прошло почти 10 лет. Как вы считаете, как изменилось поколение России за это время?
– На 10 лет и изменилось, собственно. В наше время 10 лет – это очень большой срок, очень быстро летит время, очень быстро все меняется, и очень быстро меняются люди, точнее, не те, которые уже давно живут, вроде меня, а те, которые приходят новые, сформировались за 10 лет. Те люди, кому тогда было 10 лет, соответственно, сейчас им 20. И это совершенно другое отношение к жизни, у них совершенно другой запрос на собственную жизнь, на собственные права, на то, что им нравится, на то, что им хочется. И они совершенно по-другому относятся к своим желаниям, и, мне кажется, они гораздо больше своей жизнью руководят и не хотят прогибаться под то, что им предлагают делать. Очень сложно как-то им объяснить, что надо поступать вот так и так, они не очень этого понимают и говорят: почему? А объяснить почему, им никто не собирается, с ними просто так же тупо общаются, как и с предыдущими поколениями. И это не работает.
– То есть мы видели взрыв соцсетей TikTok по запросу "Навальный". То есть можно говорить, что в первую очередь поменялось именно молодое поколение, если сравнивать с десятилетием назад?
– Да-да-да. TikTok – это вообще какая-то удивительная вещь, то, что с ним сейчас происходит, я думаю, будет достойно изучения потом отдельных институтов, потому что, судя по моей дочери, которой 14 лет, у которой никогда в ленте не было ни Навального, ни Путина, она интересуется совершенно другими вещами, но вся лента у нее была забита. Это какая-то странная история, я не очень это понимаю, как это произошло и почему. Возможно, как-то инспирировано.
Но факт в том, что да, соцсети меняются, TikTok 10 лет назад не было, инстаграма тоже не было. Поэтому люди растут совершенно в другом контакте с реальностью: она вот так близка, она у них на ладони. И все можно увидеть, во всем можно поучаствовать, и ты видишь реальные события. Ты не слушаешь то, как тебе советуют относиться к этим событиям, как говорят по телевизору: то-то и то-то, так-то и так-то нужно трактовать. Здесь у людей гораздо более сложный ответственный выбор, они должны трактовать сами то, что они видят, потому что они видят реальность, события с реального места без каких-либо навязчивых комментариев.
– А если говорить о юморе? Юмор раньше россиянам помогал переживать различные времена. Сейчас мы видим очередной этап острой цензуры юмора. Как бы вы оценили сейчас качество российского юмора?
– Юмор всегда остается. Другое дело, что сейчас он немножечко другие формы приобрел. Я вот, например, пыталась найти какие-то частушки острополитические перед митингом, думала, может, там веселое что-то попоем. Частушек там нет вообще. Зато есть огромное количество мемов. Это абсолютно не мой стиль юмора, то есть я не умею сочинять мемы, точнее, я не умею их формировать. Конечно, в голове проносится куча каких-то смешных мыслей. И вот все это теперь в мемах, и уровень их зашкаливает. Это иногда ужасно смешно. Так что юмор на месте, никуда ничего не делось.
– И юмор вышел из телевизора?
– Юмор никогда особо в телевизор специально и не заходил. Он присутствует в жизни каждого человека и, конечно, очень помогает в какие-то минуты после того, как ты пережил какую-то трагедию, удар или то, что мы видели в конце митинга 23 января: всевозможные задержания. Конечно, это страшно, это больно. Никто из мирных протестантов не хочет с этим сталкиваться, поверьте. Но когда мы выдыхаем уже после этого, мы начинаем смеяться, это спасение, конечно.
