Жителя Омска Захара Закурдаева с инвалидностью 3-й группы пытали в городском отделении ФСБ и осудили по статье за "дискредитацию российской армии" после того, как на приеме у врача-нарколога он показал паспорт с украинским гербом на обложке, высказался против войны в Украине и рассказал о жертвах так называемой спецоперации.
Закурдаев проиграл апелляцию, но готов дойти до Верховного суда, чтобы доказать свою невиновность. Об этом он рассказал корреспонденту Сибирь.Реалий. После этого он хочет добиться возбуждения уголовного дела в отношении силовиков, которые несколько часов избивали его, душили пакетом, надетым на голову, и грозили ручкой выколоть глаз.
В постановлении суда говорится о том, что 15 марта 2022 года в кабинете нарколога Захар Закурдаев "демонстративно" положил на стол врачу свой паспорт с гербом Украины на обложке, а затем стал "агрессивно выражаться в отношении президента", заявив, что "военнослужащие РФ причастны к совершению военных преступлений на территории Украины". Статью о дискредитации Вооруженных сил РФ ввели в Уголовный кодекс 4 марта 2022 года, спустя неделю после полномасштабного вторжения России в Украину.
"Я пошел к наркологу, чтобы пройти медосмотр, чтобы устроиться на работу в детский сад – инструктором физкультуры. По специальности я преподаватель физического воспитания, окончил СибГУФК (Сибирский государственный университет физической культуры). А для работы с детьми справка от нарколога обязательна", – говорит Захар.
В кабинете кроме врача, вспоминает он, сидели еще медсестра и регистратор, записывавший данные. Нарколог попросила показать паспорт. Увидела на обложке украинский трезубец и спросила, почему на ней не российская символика.
– Я сказал, что у меня мама была украинкой. Она поинтересовалась, как я к спецоперации отношусь. Я ответил: мне не нравится, что гибнут люди и со стороны России, и со стороны Украины. Надо и политические, и бытовые вопросы решать за столом переговоров. О Путине я сказал только то, что военнослужащие по приказу президента находятся на территории Украины, где ведутся боевые действия и гибнут люди с обеих сторон. Она ответила, что все там хорошо, все так и должно быть, никто там не гибнет, включая наших военных. Уничтожают только неонацистов и бандеровцев. Она очень возмутилась, перешла на повышенные тона. Медосмотр я прошел, но нарколог осталась очень недовольна тем, что мое мнение не совпало с ее мнением.
– Зачем вы вообще согласились отвечать ей, ведь это не имело отношения к цели вашего визита?
– По незнанию. Не сообразил, что мог проигнорировать ее вопросы. Самое интересное, что никто из медиков – это выяснилось в суде первой инстанции – никаких жалоб на меня не писал, никто в полицию не обращался ни устно, ни письменно. А как тогда вообще узнали о том разговоре? Значит, наверное, кто-то донос сделал и не сознался в этом? Кто-то из медицинского персонала, кому захотелось наказать меня за то, что я не говорю плохо об Украине.
– А как давно у вас на паспорте обложка с украинским трезубцем?
– Мне ее тетя подарила – она на Украине живет. С 2016 года я ношу эту обложку на паспорте.
– Что произошло после вашего визита на медосмотр?
– Я уже и забыл о том разговоре с наркологом. А утром 28 марта ко мне на работу пришли двое мужчин, оперуполномоченный Федеральной службы безопасности по Омской области Роман Д. и Павел В., который, как я позже, из ответа на свою жалобу, узнал, работает в Центре по противодействию экстремизму. Удостоверение предъявил только Роман. Мне дали закончить занятия с детьми, после чего посадили в машину и доставили в Управление ФСБ России по Омской области, ничего не объясняя. На входе отобрали два моих телефона, привели в кабинет №107, где сняли обложку с паспорта. Тогда только я узнал, что они, оказывается, таким образом пригласили меня на профилактическую беседу. Больше четырех часов Павел и Роман спрашивали по кругу одно и то же: какое я имею отношение к Украине, кто у меня там из родных, как отношусь к спецоперации, за кого буду воевать, если война начнется, угрожали отправить на Донбасс, называли украинским шпионом.
Я объяснял, что война – дело военных, а я не годен по состоянию здоровья. Говорил, что не хочу, чтобы люди гибли, и что я за мир во всем мире. В кабинет периодически заходили другие сотрудники. Один эфэсбэшник, не знаю его имени, стал оскорблять меня, называть "чертом" и "х…ой однорукой", потому что у меня нет кисти на правой руке. После этого всякое желание продолжать разговор у меня пропало, я решил уйти, потому что они же сами говорили: это не допрос, а профилактическая беседа. Но меня повалили на пол, надели наручники и стали избивать. Требовали пароли от телефонов, чтобы проверить мою переписку и мои связи с Украиной.
В избиении участвовали Роман и еще двое – Василий и Иван, а Павел из кабинета вышел. Я лежал на спине. Василий встал мне на голеностопы и очень долго там стоял, наверное, полчаса, не меньше, Роман бил по голове кулаками, а Иван угрожал пистолетом. Потом он взял ручку и начал пугать меня тем, что сейчас выколет мне глаз. Когда мне удалось перевернуться на живот, они продолжили бить уже со спины. Один раз полиэтиленовый пакет на голову надели, я чуть не задохнулся. Длилось это все с перерывами часа два.
Затем они составили протоколы изъятия обложки, телефонов и взяли объяснительную о том, что я 15 марта в диспансере проходил медосмотр у нарколога. Я дал показания, что не говорил плохо о президенте, однако говорил, что на Украине гибнут люди, как с их стороны, так и с нашей, и мне это не нравится. Я хочу, чтобы вопрос решался договоренностями, через дипломатию.
Дальше они решили, что я должен на камеру сказать, будто я, Захар Закурдаев, на приеме у врача заявил: Путин – убийца, а российские военнослужащие убивают на Украине мирных граждан. Было у нас семь или восемь попыток на камеру, пока их не устроило. Текст мне не давали, но на словах объяснили, что примерно говорить. В конце надо было сказать, что я раскаиваюсь и сожалею. Если им что-то не нравилось, они меня били. Я уже был в таком состоянии, что сказал все, что они требовали. Я очень хотел пить, дважды просился в туалет, но они не реагировали на мои просьбы. Мне кажется, это видео они потом хотели выложить в интернет.
– Зачем?
– Чтобы меня выставить виноватым, чтобы показать, что они красавчики, достойные получить новые звездочки на погонах. "Профилактическая беседа" растянулась почти до полуночи, после чего Роман, Павел и Иван повезли меня в квартиру моей теперь уже бывшей девушки, где я тогда жил, чтобы провести там обыск. С собой они взяли понятых, не знаю, правда, где они их нашли. Обыск шел недолго, чуть больше получаса. Технику не изымали. Посмотрели вещи, книги – искали, видимо, что-то запрещенное. Потом они достали заранее написанный и распечатанный документ, с их слов – протокол обыска, где было написано: установлено, что я могу быть причастен к запрещенным в России группировкам типа украинского "Азова" и к организации несанкционированных митингов.
Я не хотел подписывать, но Иван снова стал меня бить, и я сделал так, как они требовали. Я был напуган и измучен. На руки мне ничего не дали, кстати: ни протоколы изъятия телефонов, ни протокол обыска.
– Вы обращались в больницу?
– Утром я пошел в травмпункт, где снял первичные побои и написал, что меня избили трое хулиганов на улице и отобрали у меня телефоны. Я хотел, чтобы жалоба попала в полицию, поэтому не упомянул про ФСБ. Подумал, что тогда полицейские не захотят со мной разговаривать. Потом я поехал в БСМП №1. Там засвидетельствовали, что у меня ушибы мягких тканей головы, множественные ушибы верхних и нижних конечностей, груди слева, контузия правого уха.
Вечером меня вызвали в ОП-7 по той жалобе, что я оставил в травмпунктах. И там я уже рассказал все как было. Но заявление они не приняли: мол, полиция эфэсбэшниками не занимается. Зато заставили меня написать объяснительную, почему я соврал про хулиганов.
На больничном я находился с 29 марта по 5 мая. Наблюдался сначала у травматолога, потом у терапевта. Все тело ломило. Долго я хромал на правую ногу. Правым ухом сначала вообще ничего не слышал, после лечения у сурдолога стало лучше. Но теперь у меня тугоухость первой степени. Слух снижен в правом ухе на 34%.
Весь апрель меня преследовал страх неизвестности. Я понимал, что они могут сфабриковать уголовное дело, предъявить обвинения. Но то, что я подам на них жалобу, я решил еще 28 марта, в тот момент, когда они нанесли мне первые удары. Просто я не сразу сообразил, куда писать, если полиция отказалась принять заявление. Думал про службу собственной безопасности ФСБ. Но что они, сами себя, что ли, будут наказывать? В апреле я подал жалобу военному прокурору Омского гарнизона. Оттуда мое заявление переправили в военный следственный отдел СК России по Омскому гарнизону. Меня туда вызывали, опрашивали. Ответ пришел 16 мая: в возбуждении уголовного дела в отношении Романа Д. и Павла В. по статье о превышении должностных полномочий отказать. Хотя непонятно, при чем тут Павел. Он меня не бил, и я на него не жаловался.
– Когда вы узнали, что вас обвиняют в дискредитации армии?
– 19 мая ко мне на квартиру приехал Роман Д. с двумя полицейскими из отдела по борьбе с экстремизмом. Под угрозой применения силы они заставили поехать с ними в Центр "Э", где составили на меня протокол по дискредитации Вооруженных сил РФ. Оттуда сразу в суд потащили. Заседаний было три – 19, 20 и 26 мая. Куйбышевский районный суд признал меня виновным и оштрафовал на 30 тысяч рублей.
Кстати, 19 мая в Центре "Э" мне вернули и телефоны, и обложку. В телефонах вся информация, кажется, сохранилась. Обложку я снова надел на паспорт и не собираюсь ее снимать. Пятого июля в Омском областном суде прошла апелляция по моему делу, решение оставили в силе. Я хочу обжаловать его, хоть даже в Верховном суде, если это возможно. А потом заняться эфэсбэшниками, которые меня избили, добиться возбуждения уголовного дела и суда над ними.
– Почему для вас так важно снять с себя обвинения в дискредитации?
– Я хочу справедливости. Медики меня оклеветали, ФСБ сфабриковало дело. В протоколе написали, что я якобы "перестрелял или уничтожил бы всех россиян в целом, в том числе и мирное население". Да мне даже мысли такой в голову никогда не приходило – уничтожать своих. Я что, дурак?
Ну и денег на штраф у меня нет – в месяц я зарабатываю 9000 рублей. Плюс пенсия по инвалидности – 6200 рублей. Да и почему я должен платить, если не виновен?
– Вы верите, что можно добиться отмены решения по делу за дискредитацию?
– Да, маленький шанс есть. Я знаю, что у нас много несправедливости, что суды работают плохо, полиция работает плохо, но хорошо, что они вообще существуют. Бывает ведь, и помогают. Когда предъявляют иски за порчу имущества в ДТП, суд разбирается и выносит решение в пользу водителя, пострадавшего в аварии. Возмещается и материальный ущерб, и моральная компенсация.
– Как на работе отреагировали на произошедшее?
– Недоброжелательно. Четвертого июля, накануне апелляции, меня уволили. Убедительно предложили написать заявление по личному желанию. В противном случае, намекнули, уволят по статье. Я остался без работы. Разослал резюме. Ищу любую работу, не важно какую, лишь бы устроиться.
– Семья и друзья вас поддержали?
– Отец и родственники встали на мою сторону. Они понимают, что я не виноват. Получается, что на любого можно написать донос, обвинить в чем угодно, а после этого его будут бить и пытать в ФСБ. А друзья по-другому восприняли: кто-то сказал, что "язык за зубами надо держать", кто-то – что "Путин хороший, а Украине так и надо". Говорили даже, что правильно меня побили. Они считают, что на Украине действительно ведется война с неонацистами и бандеровцами. Я только посмеялся на это: Бандера, как и его последователи, давно в земле. Если там и есть кто-то, то какие-то современные боевики. Но кто бы там ни был, пусть Украина сама решает такие вопросы на своей территории.
– Вы следите за тем, как в России после 24 февраля 2022 года массово заводят административные и уголовные дела на тех, кто высказывается против войны или использует пацифистскую или украинскую символику?
– Я слышал о преследовании людей за плакаты "Нет войне", за пустые плакаты, о штрафах за дискредитацию. Сейчас это в России модно. И судьи всеми силами стараются "помочь" обычным гражданам "не отставать от моды". К тем, кого преследуют, отношусь с сочувствием и с доброжелательностью. Сам я никогда не выходил ни на митинги, ни на пикеты, но считаю, что за мнение, даже если оно не совпадает с вашим, наказывать нельзя. А так в политике я мало разбираюсь.
Иногда я нахожу на ютубе выступления Путина – у него очень выразительная речь. Слушаю его и записываю в блокнотик какие-то выражения, красивые фразы. Делаю так, чтобы расширить свой словарный запас. Я бы сказал, что Путин – президент внешней политики. Внутренними проблемами он мало занимается. Ими, наверное, вообще никто у нас не занимается, кроме самих россиян. У кого беда случается, тот сам с ней и справляется. Россия всегда живет мечтами и ожиданиями лучшей жизни, но заметно, что все становится только хуже. Налоги растут, цены растут, а доходы падают.
– То есть вас нельзя назвать человеком политизированным?
– Я телевизор смотрю раз-два в год. В основном сижу в интернете, смотрю развлекательные ролики или что-то, что связано с моими увлечениями. Например, я сейчас права получаю, и мне интересно смотреть на ютубе каналы с рекомендациями для начинающих автолюбителей. Еще мне интересны шахматы, велосипеды, плавание. Раньше цирковые представления смотрел. Я мечтал стать эквилибристом на катушках и жонглером с мечами и булавами. В 2003 году чуть не поступил в цирковое училище в Москве: сдал все экзамены, кроме одного – практики по гимнастике. Но и после этого я продолжил занимался в цирковых студиях, совершенствовал свое мастерство, брал уроки по акробатике и, если бы не травма, стал бы цирковым артистом.
– Почему вообще, на ваш взгляд, Россия воюет с Украиной?
– Кто его знает. Подчинить Украину, наверное, хочет. Может, я не знаю, своих вассалов поставить там – мэров, депутатов, через которых могла бы косвенно руководить. Я не думаю, что необходима была именно украинская территория.
Я вот не радовался, когда Крым присоединили к России. Это дополнительные экономические потери. У нас регионы и так плохо обеспечены. В стране не хватает денег на образование и медицину. Через фонд социального страхования я еще два года назад должен был получить протез, но до сих пор жду, поскольку и там бюджет урезали. А сейчас против России ввели санкции. Они, мне кажется, только усугубили экономическую ситуацию.
Когда началась спецоперация, мне стало страшно за родных и друзей, тех, кто сейчас там. Я бы на месте президента решал вопросы дипломатическим путем. Убивают там сейчас с обеих сторон, страдают и военнослужащие, и мирные жители. Я – за такие "спецоперации", в которых люди не умирают. А если не умеют без крови организовывать, то не надо и начинать.
Статья была опубликована на сайте проекта Сибирь.Реалии
