Мобилизация в России не закончена. Несмотря на заявления президента России Владимира Путина и министра обороны Сергея Шойгу, что планы так называемой частичной мобилизации, объявленной 21 сентября, выполнены, приказ о ее окончании Путин так и не подписал. Кремль заявляет, что в этом нет необходимости. В то же время российским мужчинам продолжают приходить повестки на войну против Украины.
О мобилизации в России, предполагаемой ее новой волне и законных способах избежать отправки на войну в Украину – рассказала координатор Движения сознательных отказчиков от военной службы в РФ Елена Попова.
– Я хотел вас спросить о мобилизации. Какие у вас ожидания? СМИ много раз писали, что Кремль готовится к новой волне мобилизации. Как вы думаете, она будет?
– Конечно. К сожалению, да. Какие ожидания? Как у Окуджавы: "Все должно в природе повториться. Времени не будет помириться", – к сожалению. Уже накоплен какой-то опыт сопротивления, понимания. К сожалению, те, кто остался и кто подпадает под мобилизацию, очень мало интересуются тем, что было до этого. Когда разговариваешь с родными людей, которые столкнулись с содержанием в подвалах в Зайцеве, первое, что я спрашивала: "Вы слышали про Брянку?" – "Нет". Проходит какое-то время после Зайцева, появляются новые люди. Про Зайцево ничего не слышали. Такое ощущение, что до тех пор, пока люди не интересуются, что происходит, такая ситуация и продолжается. К сожалению, я думаю, что будут такие же захваты людей и насильственный призыв, как были в октябре.
– Захваты – это когда ходят по улицам?
– Это когда даже пришли на работу. У нас были обращения, что на какое-то предприятие, на завод пришли, собрали в актовом зале и строем повели в военкомат. Здесь происходит какое-то умопомрачение. Если в обычной жизни тебе скажут: "Иди сюда. Иди туда", – и человек пошлет. А тут пришли дяди из военкомата, сказали строгим голосом, и все начинают подчиняться. Это вопрос к психологам.
Но, с другой стороны, за это время, мне кажется, накоплен и опыт сопротивления. Когда ты можешь людям рассказывать: "Были люди. Они делали так-то и так-то, у них получилось, и они не ушли". Сейчас меня очень радует, что есть несколько случаев – пока не назову имен и воинских частей, пока они не вышли, – связанных с мобилизованными людьми. То есть случилась мобилизация и человек не успел сориентироваться, что ему делать. В состоянии паники он дошел до учебной воинской части. Они там находятся какое-то время, человек начинает осмыслять и понимает: "Нет, ребята, я не хочу идти никого убивать". И у нас сейчас есть несколько человек, которые сразу тогда подали рапорты. То есть не заявления на альтернативную гражданскую службу как гражданские лица, а рапорты командованию, передали информацию в военные прокуратуры, в Минобороны. Короче, всех оповестили о том, что у них сформировались убеждения против военной службы и они не могут в этом участвовать. В начале мобилизации эти люди были призваны. Они находятся в учебной воинской части, их пока не могут отправить никуда. Хотя уже до этого отправили всех.
– То есть просто подписанные бумаги об отказе позволяют избежать того, что тебя отправят на фронт?
– Позволяет избежать не бумага. У нас было много людей, которые писали бумаги. Позволяет избежать позиция внутренняя. То есть если на человека надавить и он ломается и бежит садится в транспорт для отправки в Белгородскую область в воинскую часть и под каждым давлением бежит все ближе и ближе к самому опасному месту – к войне. То если у человека есть позиция, понимаете, они все проходят одну и ту же историю. Сначала им угрожают. Одному сказали: "Ты сядешь за отказ подчиняться приказу на семь лет". Он говорит: "На три". Ему говорят: "Ты уже все прочитал?" – "Конечно. Здесь и на три нет".
Были такие истории, например, с офицером из Мурманской области, из Печенги, так обидно, который писал отказ участвовать в военных действиях. И сейчас есть уголовный процесс. Парадокс в том, что содержание то же, но слова другие. В Конституции нет права на отказ от военных действий, но есть право на отказ от военной службы по убеждениям совести и требование замены военной службы на альтернативную гражданскую. Поэтому вот эта формальная сторона сразу переводит вас из положения, что ты не подчиняешься приказу, в положение, что ты добиваешься реализации своих конституционных прав. И это придает тебе моральные силы. В реальности человек должен понимать, что из этого невозможно слепить уголовное дело. Никому оно не нужно. Конечно, они угрожают уголовным делом. Одного парня пять военных полицейских вели грозно разговаривать с представителем прокуратуры в воинской части. Он все то же сказал: "Есть убеждения. Не могу, не буду". И в конце концов там уже четверо юристов собрались – представители воинской части – и говорят: "Да кто ты такой? Что у тебя за образование такое, что мы, пять взрослых, не можем тебя запихать?" Он говорит: "Какое образование? Специальное среднее".
Понимаете, люди, которых мобилизовали, находятся в состоянии стресса. То, что с ними произошло, – это стресс, конечно. То, что они постоянно находятся под давлением, – это стресс. И от этого очень сильно понижаются какие-то волевые качества и соображения, то есть голова работает совсем по-другому. И здесь очень важно, чтобы была поддержка близких, хотя бы по телефону: жена, мама. То есть те, кто находится в свободной обстановке, чтобы они, по крайней мере на начальных этапах, поддержали человека.
Эти парни служат в разных местах, но оба говорят о том, что жена нашла все в интернете, рассказала, я сообразил и понял, что это для меня подходит. А второй говорит: "Ну все пошли. А я что, трус, что ли? Я тоже пошел". Мама потом провела с ним беседу: "Куда ты пойдешь, как все? Где эта война? Зачем это?" И он сказал: "Да, вообще-то ты права". И занял тоже такую позицию.
Понимаете, есть какие-то такие внешние условия, очень поверхностные, типа: "Меня сочтут трусом. А что, мои товарищи пойдут, а я нет?" Здесь очень важно поддержать человека в разумных, что называется, координатах и дать ему силы.
