Журналисты издания "Медиазона" проверили официальные данные о смертях российского медперсонала. Их расследование говорит о том, что каждый 15-й умерший от коронавируса в России – это врач. Такой показатель в 16 раз больше, чем в других странах с похожим масштабом эпидемии.
Почему мы видим такую разницу и что ждет российскую систему здравоохранения, в эфире программы "Главное" рассказал врач, кандидат медицинских наук Ярослав Ашихмин.
— Я верю в то, что смертность в России врачей выше, чем в других странах, но при этом вряд ли в 16 раз. У нас сейчас очень многие смерти кодируются как внебольничная пневмония, особенно в Петербурге. Я не думаю, что это нормально, но это вопрос не ко мне.
Что касается непосредственно смертности врачей, действительно, у нас была долгое время и остается проблема со средствами индивидуальной защиты, эта проблема известна. Слава богу, о ней стали сейчас все говорить. О ней говорят высшие лица в государстве, Росздравнадзор проводит мониторинг. Теперь о ней известно. Но врачи до того момента, пока высшие власти, в том числе Песков, не обращали внимания, – больших подвижек не было. Поэтому, вероятно, большое количество врачей смогли в действительности инфицироваться.
Я бы охарактеризовал ситуацию в целом как катастрофическую. Мы видим, разные опросы показывают, что в 80% больниц не хватает самых простых средств. Москва хорошо обеспечена, там эта работа поставлена. И взгляд многих врачей и организаторов здравоохранения замыливается, потому что они смотрят на ситуацию в Москве, где действительно все грамотно организовано.
Но по стране ситуация, я думаю, критическая. Законодательство не позволяет быстро организовывать закупки: не завезли в достаточной мере, боятся сообщить потребности.
"Врачи сильно запуганы, они боятся"
Если говорить про регионы России, то здесь, я думаю, скрутился негативный клубок факторов. С одной стороны, было непонимание, и сейчас сохраняется отрицание эпидемии на уровне региональных министерств. Врачи сами очень сильно запуганы, они боятся. Нет профсоюзов, нет культуры возражения. Поэтому мы видим по России, если врачам выдают действительно несколько масок на все время – мы много видим таких публикаций, – они могут смириться с этим, ничего не делать и никуда не говорить ни о чем. Страх.
Я знаю институты, которые боятся даже анонимно говорить про распространенность инфекции в институте, про то, что люди ходят больные. Они боятся, что всех закроют и люди лишатся работы. И главврач может оценивать потребности "на глазок", не слышать слова коллектива и не формулировать потребности в региональный минздрав. А так как средств защиты не хватает, то получается, что региональный минздрав тоже может распределять средства тем, кто активно просит. А тех главврачей, кто не просит, они могут деприоритизировать. В результате в больнице может быть вспышка.
Меня как организатора здравоохранения – я, помимо того, что практикую, занимаюсь организацией – беспокоят небольшие и средние города, моногорода, где есть, например, одна больница, в которой есть одна неплохая реанимация, и она не обеспечена средствами защиты. Если там вспыхнет эпидемия, если несколько реаниматологов попадут на те же реанимационные койки, то это может крайне негативно сказаться на здоровье целого города, коллектива. Плюс врач может инфицировать большее количество других пациентов.
Иногда, я подчеркиваю, проблемой является отрицание проблем на уровне регионального минздрава. Люди не осознают степень критичности. Регионов в стране много. И те регионы, которые активно не принимают сегодня участия, не просят средств защиты в условиях дефицита, опять же, могут быть деприоритизированы. Поэтому в целом системе нужно учиться у Москвы. Конечно, ситуация очень тяжелая.
"Но что было сделано?"
Может ли ситуация исправиться сейчас, улучшиться? Надо сказать, что власть делала несколько важных шагов. И, опять же, прямое указание президента – заплатить премии – даже простейшее указание заплатить врачам дополнительные деньги, не было выполнено. Обратили внимание?
Но что было сделано? Сделали открытую линию на сайте "Госуслуги". Это же здорово, можно поаплодировать, что открыли, врачи пишут. После этого начали платить премии. Все-таки сработало. То же самое может случиться, я сильно надеюсь, и в отношении средств защиты. Мы видим, что Росздравнадзор, например, нужно им отдать должное, активно участвует. И все-таки ситуация исправляется. Стали закупать, самолеты из Китая стали летать.
Мы, конечно, сильно запоздали с пониманием. Пока Песков так глубоко не воспринял проблему, пока президент сам лично не рассказал, сколько будет закупаться, все как-то шло очень вяленько.
"Люди должны участвовать в поддержании собственного здоровья"
У людей очень короткая память. И я не думаю, что в будущем что-то может измениться. Мы же видим, что главврачи не спешат сообщать о проблемах. Академики наши, профессора в большей мере боятся, не хотят говорить. Если не будет людей от медицины, которые смогут говорить и которые будут услышаны, то ничего не исправится. С чего вдруг оно исправится-то, когда оно сейчас не исправляется.
Изначально надо думать о том, чтобы сделать нормальный базис справедливого здравоохранения. Если не будет волевого какого-то решения – сегодня это же политический вопрос. Никто не хочет это обсуждать из врачей, потому что имеется нулевая толерантность в отношении высказываний на эту тему. И здесь нам нужно быть предельно аккуратными. Даже если так, все равно это не изменить. Вы думаете, это может быть каким-то поворотным моментом? Но у людей очень короткая память. И если просто сказать: вот мы ошибались. Ну здорово, хорошо, ошибались, умерло столько-то людей от ковида.
Нужно системное решение. Нужно понять, что люди должны участвовать в поддержании собственного здоровья, нужно думать о налоговых льготах для тех, кто за ним следит, нужно думать о том, что здравоохранение вплетается в социальную политику и люди должны быть счастливы, люди должны быть обеспечены. Нельзя просто на последнем рубеже страховать их хорошими реанимациями. Это вопрос системных изменений.
Поэтому я, честно говоря, вообще не думаю, что здесь надо идти на конфликт. Не вижу необходимости в такой локальной справедливости. Конечно, дискомфортно, конечно, неприятно. Но, скорее, нужно думать про нормальную реформу здравоохранения, где общество – важный момент – придет к тому, что люди хотят распределять столько-то бюджетных средств и хотят получить вот такой результат.
Сейчас это конкурирующая медицина. Один хочет детей спасать, совершенно из благих побуждений покупать очень дорогие орфанные препараты. У него появляется лоббист, выявляются эти больные, обеспечиваются препаратами. На другом месте [медицина] проседает.
Нужен честный разговор с обществом, [необходимо] сказать: "Мы что хотим? Мы хотим лечить реально всех: и детей хотим лечить, и пожилых людей, и реабилитацию делать". Давайте так скажем и давайте покажем, сколько это будет стоить. И это будут огромные деньги. Огромные деньги еще пойдут на обучение специалистов. Давайте коммуницировать. Но есть военные, есть военный бюджет.
Пока мы в таком формате не говорим, то конкретного честного разговора о том, сколько у нас погибло от коронавируса, к сожалению, [не будет]. Об этом забудут завтра.
