В начале ноября на свободу после четырех лет колонии вышли фигуранты "ростовского дела" Ян Сидоров и Владислав Мордасов. Сидоров отбывал наказание в ИК №10 строгого режима УФСИН России по Ульяновской области, Мордасов – в ИК-9 в Шахтах Ростовской области. Молодых людей осудили за акцию 5 ноября 2017 года: в тот день Сидоров и Мордасов вышли на площадь Советов в Ростове-на-Дону отстаивать права ростовчан, пострадавших от пожара 2017 года (весной в городе сгорел целый квартал старых домов) с плакатами "Правительство в отставку" и "Верните землю ростовским погорельцам". Но следствие утверждало и пыталось доказать, что пикет был связан с Вячеславом Мальцевым, лидером запрещенного в России движения "Артподготовка". Тот на протяжении нескольких лет обещал, что 5 ноября 2017 года в России якобы произойдет революция.
В октябре 2019 года Сидорова и Мордасова признали виновными в подготовке силового захвата здания областного правительства. Мордасова приговорили к 6 годам 7 месяцам колонии, а Сидорова – к шести с половиной годам. Позднее Верховный суд России снизил обоим фигурантам сроки до четырех лет – при этом Мордасов и Сидоров утверждали, что их пытали, чтобы получить признательные показания. Правозащитники Amnesty International признали их узниками совести, а российская организация "Мемориал" – политзаключенными.
Журналисты Кавказ.Реалий поговорили с Яном Сидоровым после его освобождения из колонии. Он посоветовал "быть юридически подготовленными" всем, кто хочет участвовать в акциях протеста в России, и посетовал, что сам не был таким, когда выходил на пикет. "В самом начале проверки, сбора материалов "политическое" дело еще можно сломать. Важно фиксировать все нарушения, нестыковки, не верить обещаниям и угрозам следователя. И тогда есть шанс с самого начала выйти абсолютно свободным человеком", – подчеркнул Ян.
– Вы четыре года были изолированы от общества. Выйдя на свободу, почувствовали, что в стране что-то изменилось? Не только в политике, а в жизни, обществе, повседневности?
– Многие вещи на свободе стали для меня удивительными. Например, проверка температуры и QR-кодов при посещении торговых центров. Раньше такого даже вообразить нельзя было. Изменилось многое. Наверное, ключевые перемены произошли в цифровом пространстве. Понятно, что смартфоны и мессенджеры были и четыре года назад, но из-за локдауна мы стали чаще ими пользоваться и больше от них зависеть.
– Насколько СИЗО и колония, где вы находились, отличались от того, что обычно показывают в сериалах и фильмах? (В СИЗО Сидорову выписали 250 нарушений за первый год отбывания наказания.)
– В кино места заключения часто показывают утрированно, через какие-то клише, шаблонные представления. Думаю, такое искаженное представление о колониях и СИЗО возникает из-за закрытости темы. Так появляются домыслы и страхи. Оказавшись внутри, понимаешь, что все не так страшно. Не скажу, что этого нет в реальности, но зачастую какие-то вещи носят исключительный характер. А там люди просто живут. Есть свои порядки и распорядок. Быт ограничен, ущемлен, но немногим отличается от быта свободного человека.
– Многие осужденные после месяцев и лет в СИЗО колонию воспринимают как что-то облегченное и чуть ли не свободное – можно перемещаться по территории и побыть одному...
– Действительно, приезд в колонию после двух с половиной лет в СИЗО стал глотком свободы. Открытое пространство, а не несколько метров камеры, деревья не за решеткой, а рядом, можно подойти и сорвать листок. После практически полной изоляции заново учишься делать многие привычные вещи. Например, самому открывать дверь. В СИЗО это делает инспектор, у тебя руки за спиной. А тут нужно самому ручку дергать.
Больше всего в СИЗО беспокоит отсутствие личного пространства: в основном я сидел в небольших камерах с парой соседей. Когда туалет, кровать и место для приема пищи находятся рядом, вообще вся твоя жизнь крутится 24 часа в сутки исключительно на нескольких квадратных метрах, это напрягает. Но ко всему привыкаешь. Привыкаешь, что душ не когда захочешь, а один раз в неделю или два, как в колонии. Привыкаешь к отсутствию информации, вместо интернета – библиотека с пожелтевшими книгами. Но к отсутствию личного пространства психологически привыкнуть тяжелее всего.
– Общение в колонии и СИЗО отличалось?
– В СИЗО ты максимально изолирован от мира и других людей, все твое общение – сосед по камере. У меня завязывались достаточно хорошие отношения с соседями, которые могли меняться, но в какой-то момент у вас просто не остается тем для разговоров. Начинается тягостное молчание. В колонии ситуация обратная, вокруг сотни людей, причем очень разных. И общаясь с ними, уже имея опыт СИЗО, ты анализируешь их поступки и слова. Там ты начинаешь лучше разбираться и в себе, и в окружающих.
– Расскажите о вашем распорядке в колонии. Вы работали или учились там?
– Через два месяца после приезда я пошел работать на мебельное производство. Проработал год, потом получилось организовать дистанционное обучение по специальности "экономика и бухгалтерский учет". Совмещать работу и учебу было сложно, поэтому ушел с производства.
– Когда вы отбывали наказание, вы сожалели о выходе на акцию в Ростове?
– Нет. Мы подняли важную тему для Ростова – и по закону были абсолютно правы. Мы не совершали ничего противозаконного.
Единственное, о чем жалею, – что не хватило опыта и знаний, чтобы противостоять давлению сотрудников Центра по противодействию экстремизму МВД в первые дни после задержания. И допрос, и пытки – все это можно было бы изменить, будь я более подкован юридически.
– Общественная наблюдательная комиссия, чьи члены посещают заключенных в тюрьмах, – работающий инструмент надзора или нет?
– За время ареста и срока я не раз видел членов ОНК. Но они особо ничего не решают, полноценной правозащитой это сложно назвать. Ключевая проблема здесь в том, что ОНК утверждается Общественной палатой России, а кандидатуры выдвигаются региональными некоммерческими организациями. Многие из них лишь формально числятся правозащитными и полностью зависят от местных властей. А им лишний шум не нужен. Поэтому подавляющее большинство членов ОНК легко контролировать. Часто в комиссию включают людей из системы – бывших работников ФСИН и МВД. Им человек под погонами ближе, чем арестант.
При этом редко, но все-таки случается, что в ОНК попадают люди, пытающиеся что-то делать, бороться с несправедливостью. Их единственный инструмент для этого – публичность, рассказ обществу через СМИ о конкретных проблемах.
– Предположим, завтра вы становитесь директором ФСИН. Что изменили бы в первую очередь?
– Система должна стать более открытой. Нужно дать возможность большему количеству людей, а не только ОНК, контролировать работу исправительных учреждений. Реформу надо начать с того, чтобы убрать абсолютную власть начальника колонии. Слишком много власти в его руках, такого быть не должно. Она толкает на всевозможные соблазны, поэтому необходим баланс, неподконтрольная ему параллельная и обладающая полномочиями структура.
– В одном из интервью вы сказали, что оказывали правовую помощь другим арестантам. С какими проблемами они сталкиваются?
– По большей части я помогал соседям в СИЗО, но не скажу, что это было регулярно. В основном вопросы касались продления срока содержания под стражей, действий следователя. Изучая собственное дело, стал понимать, какие вещи допустимы, а какие нет, и помогал с этим разобраться другим.
Одна из самых частых проблем – отсутствие элементарных правовых знаний. Когда человек попадает под арест, ему дают адвоката по назначению, которой может быть связан со следователем и прокуратурой. Такой защитник старается лишь максимально облегчить работу следствию, убеждает со всем соглашаться и взять на себя вину. Поэтому, оказавшись в СИЗО, нужно по возможности отказаться от адвоката по назначению, попробовать нанять независимого.
– Что бы посоветовали ребятам, которые также хотят выразить свою гражданскую позицию, провести какие-то акции в России? Каких ошибок им стоит избегать?
– Надо быть юридически подготовленными. Хотя бы прочтите "политические" статьи Уголовного и Административного кодекса, соответствующие разъяснения на сайтах правозащитных организаций. Если есть возможность, заранее договоритесь с адвокатом, которому доверяете. Дайте его контакты родным, близким друзьям и наоборот. Выходя на акцию, информируйте всех. Есть прекрасное "ОВД-Инфо": если речь идет об "административках", сразу же сообщайте туда о действиях полицейских.
Если ты готов, то в самом начале проверки, сбора материалов "политическое" дело еще можно сломать. Важно фиксировать все нарушения, нестыковки, не верить обещаниям и угрозам следователя. И тогда есть шанс с самого начала выйти абсолютно свободным человеком.
Полностью интервью опубликовано на сайте Кавказ.Реалии
