Кирилл Тимошенко – трансгендерный россиянин, который был вынужден уехать из страны после принятия законов, криминализующих ЛГБТ+. Сегодня Кирилл живет со своим партнером в Аргентине. В своей книге "Мост" он рассказывает о трансфобии и гомофобии российских властей и обычных жителей России, буллинге за "инаковость", бедности и жестокости близких, которую ему пришлось пережить. Обо всем этом, а также о своей вынужденной эмиграции Кирилл рассказал в интервью русской службе Радио Свобода.
"Никогда его не забуду, это платье. Синее, цвета морской волны. Шелковое или фиг знает из какого материала – но очень тонкое. Летнее. Красивое, да – когда оно на вешалке висело. Ярька меня в него запихнула уговорами. Все восторгалась, как оно мне идет, – рассказывает Кирилл в книге о своей прошлой жизни в "женском" теле. – Я скривился, но надел. Думал – ну чего я, в самом деле. Не в одежде же дело. Подумаешь, разок надеть хреновую вещь. Потерплю. Вышел во двор. Потом к остановке. Так хреново мне еще в жизни не было. Я просто ощущал себя голым. Вот я голый, и вот на меня все пялятся. Чувствовал такую чужеродность этого, которое на мне, что хотелось выскочить из автобуса, залезть в ближайшие кусты, спрятаться там до ночи, и прийти домой, чтоб никто такого позора не видел. Еле-еле доехал до универа и даже отсидел первую пару. Потом вызвал такси. Прямо к корпусу. Доехал домой, сорвал с себя это злополучное платье и оторвал от него лямки. И запихнул его в шкаф подальше печальным комком "красоты".
– Как начался твой путь к принятию себя?
– Я ощущал себя мальчиком давно, лет с трех. Обычным мальчиком, которому досталось чужое тело. Я воспринимал это как проблему со здоровьем. Кому-то выпало носить очки, а у меня вот такая сложность, не смертельная, жить можно, но хорошо бы ее пофиксить.
Информации о трансгендерности тогда не было, и я долгое время считал себя просто мужеподобной лесбиянкой. Но потом пришло понимание, что в эту среду я не вписываюсь. Я пытался найти себя, понять, где мое место. И в итоге нашел форум, где обсуждались вопросы трансгендерности, сейчас его вроде бы уже нет. Там я узнал, что можно сделать транспереход и просто жить нормально.
Но я не знал, как обычному парню из рабочего поселка сделать переход. В интернете ходили мифы, что транспереход – это очень опасно, дорого и сложно. Качественную информацию я получил уже позже. На мой взгляд, самое важное для трансперсоны – это получить вовремя качественную информацию о том, что с тобой происходит и как это можно решить. И, конечно же, знать, что ты не один такой.
– Как у тебя до перехода строились отношения с людьми?
– Поддержки со стороны семьи не было: моя мать – обычная деревенская женщина, работавшая на заводе. Она растила меня одна и справлялась с множеством проблем.
До 14 лет у меня было много друзей, как у обычного ребенка. Когда начался пубертат, я не знал, как скрыть мои отличия от мальчиков. Я ушел в книги, в эскапизм. Я играл, воображая себя героем любимых книг: пиратом, разбойником, индейцем. Но не с кем было разделить это увлечение.
Я читал все, до чего мог дотянуться. В дошкольном возрасте, например, я прочитал "Тихий Дон", чем очень удивил воспитательницу. Больше всего я любил приключения и фантастику, книги про первопроходцев.
В школе я столкнулся с буллингом, потому что сильно отличался от других. Я пытался понять, почему меня травят, мне казалось, что проблема во мне и ее можно устранить. Но объяснить я не мог, и, наверное, причину буллинга не смогли бы назвать мои обидчики. У них сработал стайный инстинкт, как у зверей, не в обиду зверям будет сказано.
– В какой момент у тебя появились друзья?
– В моей первой ЛГБТ-тусовке. Я знал, что в соседнем городе есть место, где собираются квир-люди. Я очень общительный человек. Я стараюсь сам знакомиться с интересными и приятными людьми. Поэтому я прошел несколько раз мимо них, а затем заговорил. Они восприняли нормально мое имя и то, что я о себе говорил в мужском роде, хотя я на тот момент еще не сделал транспереход.
Переход я сделал в 2015 году, мне тогда было почти 30 лет. Я считаю жизнь "до" как бы вычеркнутой из общих лет, потому что я не был собой.
– Что для тебя было самым сложным на пути принятия своей гендерной идентичности?
– Притворяться. Мне с детства приходилось притворяться. Я не люблю и не умею притворяться. И вынужденное притворство приводило к тому, что я не мог разобраться в себе.
Трансгендерность влияет на все сферы. Мне было сложно понять, кем я хочу работать, как я хочу выглядеть. Я не ощущал себя собой. Как будто мое тело – это сосед по коммуналке. Я смотрел на мое тело и понимал, что это не я. Как я пойму, кем я стану в профессиональном плане, например, если меня, по сути, нет?
Пока цисгендерные люди работали, учились, строили карьеру, я пытался понять, почему я вижу в зеркале вот это. Я не знал, как выйти из такого состояния, как бабочке появиться из гусеницы. Моменты, когда я должен был соответствовать акушерскому полу, были самым ужасным.
– Когда ты почувствовал, что ты это ты в своем теле?
– После операции я сидел на больничной койке и понимал, что наконец-то это свершилось. Это было очень мощное чувство. В целом это чувство возникало медленно с момента, когда я начал транспереход, после операции оно ускорилось. Это было чувство огромного облегчения и понимания, что теперь я могу выбирать свой путь.
Я чувствовал, что могу общаться с любыми людьми. И делать то, что мне нравится делать. У меня было ощущение, что все пути передо мной открыты и я могу выбирать. Жизнь очень мощно меняется, когда у человека есть возможность быть тем, кто он есть.
Мой круг общения после перехода не слишком сильно поменялся. Были люди, которые после моего каминг-аута исчезли, были люди, которые сказали, что все хорошо, но потом отвалились. Но я к этому относился довольно философски. Если человеку важнее мой гендер, а не я сам, то, значит, это не мой человек. Зато появилось много новых хороших друзей и знакомых.
– Как сложились отношения с твоим партнером, транспарнем Сашей?
– До встречи с Саней я считал себя гетеросексуальным мужчиной. И отношения у меня были только с девушками.
С Саней мы познакомились, когда я расстался со своей девушкой. В новогоднюю ночь мне было грустно. И когда Саня написал и предложил куда-нибудь пойти потусить в Новый год, я согласился. Я поехал через всю Москву на метро к человеку, которого не видел никогда. Новый год я встречал в поезде метро на пути к Сане, потому что 12:00 ночи пробило, когда я еще не доехал до Сани. Со мной ехал в вагоне какой-то среднеазиатский парнишка, который не довез пиццу. У меня в руках была бутылка самого дешевого пива. Мы глотнули этого пива, съели с ним по куску холодной пиццы. И в этот момент я понял, что поездка будет классной и Новый год тоже будет необычным. Так и случилось.
Утром я шел к метро с пониманием, что моя жизнь снова очень сильно изменилась. Я долгие годы жил, думая, что я гетеросексуал, но после встречи с Сашей я понял, что я гей. Гетеросексуалом я себя считал под давлением общества. Все встало на свои места.
Саша до встречи со мной тоже не знал, что он гей. В этот Новый год будет 7 лет с нашей встречи. Самым сложным в этой ситуации было позвонить моей маме сказать, что я расстался с Дашей, а теперь у меня Саша. Мама к этому времени тоже прошла долгий путь. Когда у меня появилась первая девушка, мама выгнала меня из дома. К моменту встречи с Сашей мама настолько преисполнилась смирением, что если бы я ей сказал, что я лечу на Марс, то она ответила бы "ну хорошо". Она уже понимала, что я живу самостоятельно своей интересной жизнью, помогаю ей и сам способен принимать решения.
– Ты стал счастливым?
– Я только с Саней узнал, что такое здоровые отношения – когда люди в первую очередь настоящие друзья, которые сохраняют свои границы и в то же время развиваются в похожем направлении. Мы можем друг другу что угодно сказать, что угодно обсудить, даже очень неприятные темы, и прийти к компромиссу. Это было как в пазле, еще одна очень важная деталька меня.
Я уже к тому моменту хорошо жил. У меня были друзья, интересное, благожелательное окружение. Но по-настоящему счастливым я стал здесь, в эмиграции.
Первый момент ощущения счастья был в аэропорту на пути в Аргентину. У нас была пересадка в Стамбуле 10 часов. Пока Саша и наш пес отдыхали, я пошел с кем-нибудь пообщаться. Я увидела доброжелательную сеньориту и решил подойти и сказать на испанском несколько слов настоящей испанской женщине. В разговоре я упомянул, что Саша – мой парень. Испанка, улыбнувшись, ответила: "О, как хорошо!" Меня затопила волна радости. Я думал, неужели так бывает? Неужели все нормально, неужели мы такие же люди, как и все. И это потрясающее чувство свободы продолжает расти.
– В чем причина, на твой взгляд, гомофобии и трансфобии в России?
– Пропаганда, которая занимается расчеловечиванием. Многие люди из-за страха перед гомофобами и трансфобами не могут сказать о своей ориентации. Поэтому россиян принуждают ненавидеть тех, кого они не знают и не видят лично.
Я транспарень, я писатель, я люблю собак и книги – это все грани моей личности. Но власть заставляет граждан России в лучшем случае видеть в ЛГБТ-людях больных, которые нуждаются в конверсионной терапии. По этому пути уже шла фашистская Германия.
– Что тебя побудило, несмотря на все препятствия, искать путь к собственному счастью?
– Я очень люблю жизнь. Чем больше я двигался к себе, тем сильнее я ощущал свою собственную жизнь. Проблемы я воспринимаю как вызов, как игру, как новый уровень, на который мне нужно подняться.
Мне не хотелось зависать в теле, которое мне по случайности выдали, мне не хотелось оставаться в рабочем поселке. Я не собирался общаться с людьми, перед которыми мне приходилось притворяться. Я не хотел жить уготованной мне жизнью, не попробовав даже посмотреть, что на том берегу, куда ведет этот мост.
Когда я смотрел на людей вокруг, я часто видел, что они живут не свою жизнь. И перспективы стать таким человеком меня пугали сильнее всего.
Российское государство сейчас стремится к уравниванию людей, уничтожению индивидуальности в целом. Проблема власти, конечно, не в ЛГБТ-людях. Среди российских чиновников ЛГБТ-людей много. Проблема в том, что власти проще управлять массами, а не индивидуальностями. Люди, которые умеют думать независимо, опасны для диктатуры. Поэтому всех инакомыслящих выдавливают из страны, а тех, кто не выдавливается, убивают. Новое поколение пытаются унифицировать с самого детства.
Но все же я оптимист, я верю, что у людей хватит любви к жизни, чтобы сопротивляться давлению и искать свой путь.
