Перекрытие улиц и движения общественного транспорта в Москве во время акций в поддержку Алексея Навального и против коррупции не согласовывалось с Кремлем, заявил пресс-секретарь Владимира Путина. Но, по словам Дмитрия Пескова, власти сталкиваются с прямыми призывами к несогласованным акциям и принимают меры, чтобы не допустить "худших последствий".
Всего за три дня протестов по всей России задержали около 10 тысяч человек. Спецприемники и отделения полиции не справляются с наплывом задержанных, поэтому люди по несколько дней спят в автозаках или в отделениях без вынесенного решения об административном наказании. А в камеры, рассчитанные на нескольких человек, помещают несколько десятков задержанных, им также не выдают спальные принадлежности и средства гигиены, некоторым не выдают еду и воду.
Власти же отрицают многочисленность протестов и обвиняют протестующих в провокации полицейских. Как дальше будет действовать Кремль и какие шаги может предпринять оппозиция, корреспондент Настоящего Времени спросил у политического обозревателя "Новой газеты" Кирилла Мартынова.
– Кирилл, первую реакцию Кремля предсказать очень просто – нет, не читали, нет, ни на что не повлияет. Действительно ли это так, как заявляет Кремль?
– Разумеется, это даже немного комично обсуждать. Мы же с вами не участвуем в конкурсе на лучший стендап, например. Совершенно очевидно, что политическая задача Кремля – преуменьшить значение лично Навального, его сторонников, тех людей, которые готовы протестовать по поводу явной несправедливости, которая в отношении Навального творится сейчас. И дело не в том, что они какие-то большие чувства испытывают к этим сторонникам, мне кажется, а дело в том, что все действия Кремля всегда направлены на одну цель, они такие мономаны, у них есть одна цель – остаться у власти, остаться у власти как можно дольше, желательно навсегда.
Сейчас для того, чтобы оставаться у власти как можно более долго, нужно делать вид, что в стране ничего не происходит, и они к этому не имеют никакого отношения, и вообще "давайте поговорим о чем-то другом". Ну вот Путин в Давосе говорил недавно про экономическое неравенство, например. Его эта тема показательно, когда он выступает на международной площадке, заботит гораздо больше, чем те вопросы, которые ему задают журналисты, и те вопросы, которые мир интересуют, когда они обращаются к Дмитрию Пескову.
– Некоторые политологи пишут, что Путина больше волнуют геополитические игры, чем происходящее внутри страны. Вы тоже так считаете?
– В некотором смысле слова у тебя пожар на кухне, там, в общем-то, какой-нибудь взрыв газа, хлопок, как у нас принято говорить теперь, а ты в это время играешь в солдатики, например, и тебе солдатики очень нравятся, у тебя коллекция солдатиков: у тебя есть Росгвардия, у тебя есть полиция, у тебя есть ГРУ, ты можешь их сюда двигать, туда двигать, у тебя есть министр Лавров, которого достают из какой-то кладовки с докладом и он говорит: "Либеральная картина мира рушится". Разумеется, это все гораздо более интересно, чем пожар на кухне, понимаете.
Вполне вероятно, что это так, но это просто если предположить, что это действительно что-то подобное происходит, то это означает, что президента России, которого "геополитика", я этот термин не люблю использовать, на самом деле волнует больше, чем проблемы людей, которые живут в его же стране. Это просто говорит о глубоком кризисе.
2014 год давно кончился, Дмитрий Анатольевич Медведев когда-то говорил, у него был такой блестящий мем, разошедшийся по интернету, он таким тоном большого начальника говорил: "И запомните, никто никогда не вернется в 2007 год". Здесь тоже хочется сказать Путину: никто никогда не вернется в 2014 год. Тоже уже времени достаточно прошло, но кому-то нравится действительно, наверное, играть в эту геополитику. Я не знаю, что беспокоит Путина, если честно. Я понимаю, что людей все меньше и меньше интересует, что он говорит и что его на самом деле беспокоит.
– Будут ли продолжаться уличные протесты и к чему они могут привести?
– Вы знаете, я уверен в одном: что некоторая, я хотел сказать слово "обида", но это не обида, некоторое оскорбление, нанесенное власти молодым гражданам России в первую очередь сейчас, но на самом деле самым разным социальным группам, оно останется. Люди то, что произошло в этом феврале, хорошо запомнят. Дальше с этой обидой, дело тут не в тюремном сроке для Навального как таковом, дело во всей истории, за что его судят, по какому основанию, чем он занимался перед этим, как его травили, что там было сказано в его расследовании, при чем здесь международные журналисты Bellingcat и так далее. Это все складывается в ужасающую моральную картинку, которую очень тяжело забыть, особенно если ты сам видел сцены уличного насилия в Москве или тем более ты оказался в спецприемнике – это не забывается.
Что может с этим оскорблением произойти дальше? Мне кажется, есть два сценария. Первый сценарий заключается в том, что сейчас вот эта линия на то, что нужно просто всех посадить и запугать и дальше все действительно останутся дома в какой-то момент времени, она вполне может сработать. В краткосрочной перспективе российским властям, силовикам удастся всех запугать, посадить и заставить не выходить из дома, и протесты кончатся, а оскорбление останется. И больше никакого политического интерфейса для того, чтобы выражать свое мнение, у граждан России не осталось. Ни медиа, ни выборов – ничего. Это оскорбление однажды сработает, то есть мы увидим еще, как это вернется российским властям.
Российские власти разлюбили в прошлом году, потому что российские власти себя не очень умно вели в эпоху коронавируса: они не дали людям денег, они не показали им какой-то пример. Про Путина все знают, что он якобы в бункере сидит, и совершенно не важно, сидит он там на самом деле или нет, это просто все знают, что президента физически в жизни страны нет, в отличие от многих мировых лидеров, кстати. Это оскорбление еще вернется.
Второй вариант – это сценарий такой эскалации, которая предполагает, что в конце следующей недели опять будет митинг, выйдут на него либо те, кто отсидел после первого митинга, либо настолько удивлен и обескуражен происходящим, это я подбираю, как вы понимаете, мягкие версии русских вот этих слов, которые означают крайние стадии экзальтированного удивления, что придут на протесты новые люди, то есть база протеста расширится. Что с этими людьми будет, уже понятно, их изобьют и посадят. И опять после этого придут новые люди. И самое главное, что в этом сценарии, если он будет реализован, и, может быть, от этого как раз зависит будущее протестов, это то, насколько люди способны сейчас будут друг другу помогать.
Самая важная инициатива этого дня, дня после приговора Навальному, которую я знаю, это инициатива врачей, медиков, людей с медицинским образованием, не обязательно реально работающих врачами в каких-то госклиниках, которые начали объединяться с целью создания таких мобильных групп для помощи пострадавшим на митингах. Вот врачи просто будут приходить на митинги, рискуя быть избитыми и тоже посаженными, у них нет никакого специального статуса, но их задача не кричать лозунги, а находить пострадавших и им помогать. Вот этот шаг, это, естественно, такая цитата в отношении Беларуси, так было в Беларуси в прошлом году, этот шаг – это важнейший переход, который российское общество сейчас делает. Если число и качество этих групп солидарности будет расширяться, то так же будут друг друга поддерживать школьные учителя, вообще представители разных социальных прослоек, то мы увидим совершенно новую картину противостояния: не историю про то, что такие трясущиеся от ужаса одиночки выходят под дубинки, разбегаются или садятся в тюрьму, а что в обществе складываются работающие модели противостояния этой репрессивной машине.
Эта машина, конечно, чрезвычайно богата и опасна. И она жестока, и, в общем-то, понятно, что она будет побеждать сейчас в ближайшее время. Но если отвечать на эту машину будут не отдельные люди, а такие как бы круги солидарности, которые превращаются во что-то большее, чем личное гражданское мнение, в системную взаимопомощь, то мы увидим в ближайший месяц совершенно другой образ российской политики.
И шанс на это сейчас есть, потому что, знаете, в чем наши власти фундаментально ошиблись, мне кажется, взяв этот курс на так называемый жесткий сценарий, в том, что у насилия очень плохая репутация в современном мире. Когда-то для того, чтобы быть мужиком, условно говоря, нужно было всех бить и самому подвергаться побоям в армии, в семье, на улице, "пойдем выйдем", вот эта вся тема. Сейчас история про то, что полицейский бьет женщину ногой в живот, не оставляет никого равнодушным, потому что общество к насилию относится не очень толерантно вообще. Приемлемый уровень насилия за последние 20 лет, Владимиру Путину об этом не сообщили, безусловно, он этого не знает просто, ему неоткуда это узнать, резко снизился.
20 лет назад можно было бить детей для воспитания, пороть их, наказывать, а сейчас нет. И 20 лет считалось, что когда муж бьет жену, это их личное дело и она может просто от него уйти, сейчас нет. И вот эта жизнь взаперти в эту ковидную эпоху с государством, которое тебя избивает на улице ни за что, это на самом деле настолько вопиющая картина современного жителя, по крайней мере крупных российских городов, что возмущение может выплескиваться через край. И этого власти совершенно недооценили.
– Могут ли эти протесты быть связаны с выборами в Госдуму, которые назначены на осень 2021-го?
– Я уверен, что Фонд борьбы с коррупцией, те люди, которые остались на свободе, те люди, которые остались за пределами Российской Федерации, предложат россиянам сыграть, в хорошем смысле слова на самом деле, в такую политическую игру. У нас есть на каждом избирательном участке на выборах кандидат, который является как бы основным кандидатом, и несколько резервных кандидатов, его дублеров, которые нужны, чтобы у нас по-прежнему были выборы не совсем в советском стиле, когда у нас кандидатов несколько, когда ты можешь проголосовать за одного и за второго. Как минимум надо два кандидата для того, чтобы делать вид, что выборы происходят. И вот игра ФБК, мне кажется, будет заключаться в том, что борьба между кандидатами в какой-то момент времени, по крайней мере в отдельных округах, может начаться вестись за то, чтобы не стать как бы кандидатом №1, за то, чтобы ни в коем случае тебя не благословил Кремль публично.
То есть ты будешь по-прежнему работать на Кремль, ты будешь спойлером, но тебе самое главное – не ассоциироваться с Кремлем. Тенденция к этому, она уже наметилась на последнем дне единого голосования, особенно комично это было во время кампании 2019 года, на предпоследних выборах, когда, если помните, на выборах в Мосгордуму фракция "Единая Россия" сделала вид, что ее вообще нет. Все ее члены шли на выборы как самовыдвиженцы. То есть они по-прежнему были очень уважаемыми приличными людьми, но они изо всех сил делали вид, что это как бы вообще не они, что они случайно оказались на этих выборах. И Кремль, начальство, администрация президента, кто угодно еще здесь ни при чем. А потом они, как такой монстр из японского мультфильма "Трансформер", собрались вместе обратно в эту фракцию, что, в общем, было не очень законно, но кто их остановит. И эту ситуацию мы можем по крайней мере частично повторить на выборах в Государственную Думу.
Ни к какой победе демократии это не приведет, конечно. Потому что всех ненужных кандидатов отфильтруют и на выборы не пустят, а всех, кто будет их поддерживать на улицах, изобьют и посадят. Вообще этот год будет проходить под лозунгом "побьют и посадят", "побьют, разрушат и посадят", побьют людей, разрушат институты и кампании/компании, ну и посадят всех тех, кто этому возмущался. Демократии не будет на этих выборах точно. И какой-то победы окончательной не произойдет, но как бы радикальная дискредитация этой связки демократии и авторитаризма, как Шульман говорила, гибридного режима, она произойдет, то есть будет понятно, что, условно говоря, демократия, как Кремль ее создавал в последнее десятилетие, она больше на его интересы. То есть просто все кандидаты стремятся разбежаться кто куда, а потом уже верно служить опять Кремлю, но это уже будет после выборов, на выборах надо прикидываться максимально независимыми.
С другой стороны, некоторые мои коллеги, которые как ученые занимаются изучением авторитарных режимов, говорят, что никакой прямой связи между нынешними протестами и выборами в сентябре нет хотя бы по той причине, что вспомните, как много изменилось в стране с января до сентября в прошлом году: и Конституция была другая принята, и скандал с отравлением Навального начался, и хабаровские протесты шли, и Беларусь, конечно, на нас очень сильно повлияла. И есть ощущение, что в нынешнее время и с политической точки зрения, и с социальной год идет за несколько. И, может быть, мы до сентября окажемся вообще в совершенно другой ситуации, когда, простите, есть такое подозрение, что, возможно, некому будет Настоящему Времени из России давать комментарии. Не знаю, сильно ли мы расстроимся, что здесь просто не останется людей на свободе, которые будут говорить о чем-то, но в принципе это такой хороший добрый, злой точнее, белорусский сценарий, просто очень понятный.
