Поселок Воркута на севере Коми создан 9 января 1940 года указом Верховного совета РСФСР на базе строящейся шахты "Капитальная". Одноэтажные деревянные кварталы после войны обрастали зданиями в стиле "сталинского ампира". Авторы первых построек – узники ГУЛАГа и ссыльные московские архитекторы. Они попытались создать за полярным кругом уличную концепцию Версаля. Корреспондент Север.Реалии пообщалась с потомками одного из них и выяснила, как застраивалась тундра.
Воркута на севере республики Коми – шестой по величине город за Северным полярным кругом и самый восточный город Европы. В 1937 году на левом берегу реки Воркута началось строительство угольной шахты №1 "Капитальная". А 9 января 1940 года поселок шахты преобразовали в Воркуту. Через три года поселок получил статус города, действующие 13 шахт превратили его в один из самых процветающих северных центров.
В то же время в Воркуте располагался один из крупнейших лагерей ГУЛАГа – Воркутлаг (до 1938 года – Ухтпечлаг). На пике его численности, в начале 1951 года, его узниками были 73 тысячи человек.
Одни из главных зданий, ставших достопримечательностями города, построили также заключенные лагеря. Например, по проектам Всеволода Лунёва построены Дом политпросвещения с башней и шпилем, детская больница с тремя портиками, кинотеатр "Родина" и т.д.
Ни патронов, ни еды, ни воды
Выпускник Московского архитектурного института и солдат Красной Армии Всеволод Лунев попал в плен при обороне Днепропетровска в 1941 году. Он оказался в немецком лагере на территории СССР, откуда ему удалось бежать спустя год. Весной 1943 года по приказу Сталина вместе с тысячами солдат, побывавших в плену, его направили на государственную проверку в лагерь в подмосковном Подольске.
Георгий Лунев, внук того самого Лунева, он руководитель столичного проектного бюро "Арх-Консалт" и представитель семейной династии архитекторов.
– Попадание в плен тогда приравнивалось к измене Родине. Об этом дед подробно рассказал в автобиографии "Солдатские слезы", которая хранится в личном архиве семьи. Этот рассказ совершенно не похож на патриотические советские фильмы. Слезы наворачиваются, когда ты все это читаешь. Ты трое суток лежишь в окопе. У тебя окоченели руки, ноги, нет ни патронов, ни еды, ни воды. Подъезжают танки, и кто может встать, те встают и спасают жизнь, сдавшись. Кто не может – их танками в окопы закапывают. А если ты побывал в плену, тебя признают изменником и либо расстреляют, либо отправят в ссылку. Еще вариант: могут послать в заградотряд, который отправляют на передовую. Если эти солдаты не шли в атаку, то сзади стоял отряд НКВД, который стрелял им в спину, – рассказывает Лунев-младший.
В Подмосковье бывших пленных военных включили в трудовую армию. Так офицер Лунев и стал заключенным.
"Все было сделано чисто по-военному: ночью подняли солдат из казарм, расположенных ближе остальных к воротам лагеря, построили, сделали перекличку и отправили на вокзал. Первый год я работал на строительстве шахты № 7, которая велась в открытой тундре. Весенняя тундра была прекрасна, но мне тогда было не до красоты. Надо сказать, что вся наша тысяча в солдатских гимнастерках, очутившись в Воркуте, долго не могла прийти в себя. Никто из нас не понимал, почему после всего того, что нам пришлось пережить на фронтах страшного 1941 года, мы вдруг очутились за Полярным кругом. По прошествии этого первого года всему нашему спецконтингенту было объявлено: все вы прошли спецпроверку. В чем она заключалась, мы так и не узнали. И всем нам были выданы паспорта с предупреждением о запрещении выезда из Воркуты до конца войны", – пишет Всеволод Лунев в автобиографии.
В 1944 году Лунев начал работать в проектной конторе комбината "Воркутауголь". Первыми его работами стали Дом Партпросвещения, городской бульвар и реконструкция клуба, которая в итоге закончилась строительством первого театра Воркуты.
"Эти сооружения были очень тепло встречены Воркутой – народом. Люди вдруг увидели архитектуру, к которой они привыкли в покинутых ими городах, архитектуру, которую любили и по которой истосковались… Это было совершенно неожиданным и вдохновляющим событием. Но больше всех был доволен моими работами генерал Мальцев (начальник Воркутлага. – СР). Михаил Митрофанович не мечтал, что на месте одноэтажного сруба из почерневших бревен старого клуба вдруг появится торжественный театральный фасад из 14 белоснежных колонн, увенчанный аттиком с театральными масками и обелисками. Когда с фасада театра сняли леса, то возле него целый день толпилась почти вся Воркута", – вспоминал Лунев.
Открытка с Севера
В Москве у архитектора остался двухлетний ребенок и бывшая супруга.
– Мне было лет восемь, когда он прислал нам поздравительную открытку. Он прекрасный художник был. На возвышенности стоит олень с рогами, у него в ногах оленёнок, а над ними северное сияние. Этим самым он намекнул, что находится на дальнем Севере, – рассказывает московский архитектор Александр Лунев, сын узника ГУЛАГа.
Встретиться с сыном архитектору удалось в 1948 году в Москве, куда ему разрешили выехать по работе. Встреча проходила в присутствии капитана МВД.
– Он мне подарил фотоаппарат "Любитель", и есть фотография, где он сидит рядом с этим капитаном. Отец такой худой, а капитан толстощекий и жизнерадостный. После этого никогда с ним сопровождения не было. Во второй приезд он рассказал, что начал проектировать Дворец культуры, и спросил меня, как ему повесить люстры в фойе. Я ему прислал простенький эскиз, который в свои 12 лет нарисовал. Я бывал в московских театрах и помнил, как оформлены помещения. В ответ он мне прислал письмо, что рассмотрели мое предложение на градостроительном совете Воркуты и приняли решение одобрить его, – смеется Александр Лунев. После этого он твердо решил стать архитектором.
В 1947 году Всеволода Лунева назначили главным архитектором проектной конторы. Первым делом он вывел стройку из зоны вечной мерзлоты в район талых и скалистых грунтов с более благоприятными условиями для создания фундаментов. Так в открытой тундре появилась главная магистраль города – улица Ленина.
"Не могу умолчать и о генеральном плане города Воркуты (авторы архитекторы Леонид Райкин и Всеволод Лунев). Это был первый научно обоснованный генплан, рассчитанный, как тогда говорили, на "профсоюзный вариант" градообразующих кадров (то есть без учета рабсилы заключенных) и на количество городского населения в 100 тыс. человек. Согласовать и утвердить такой генплан в середине 50-х годов было также не очень простым делом… О том, что в Воркуте скоро может не быть заключенных, было просто страшно говорить", – писал Всеволод Лунев, отмечая, что в изначальном генплане Воркуты применена классическая 3-лучевая композиция улиц, на основании которых были построены Рим, Версаль, Петербург и Вашингтон. Ее, к сожалению, после наступления эпохи строительства типового жилья полностью реализовать не удалось.
В 50-е годы Всеволод Лунев участвовал в создании основных достопримечательностей Воркуты: площади Кирова (сейчас Московская) с детской больницей, первого бассейна "Дельфин". Еще одним важным проектом стала площадь Мира, на которой до сих пор работает ДК Шахтеров по проекту столичного архитектора.
"Создание такого цельного архитектурного ансамбля как площадь Мира, можно сказать, уникальное явление в советской и послевоенной архитектуре, да и не только в послевоенной. Ведь, в середине 50-х годов в нашей стране архитектура как искусство была низвергнута в бездуховную тьму", – сокрушался Всеволод Лунев в автобиографии.
Георгий Лунев с дедом согласен.
– Довольно много исследований посвящено тому, насколько архитектура периода "советского серого безмолвия" повлияла на психику людей. В этих кварталах действительно выше уровень криминала, депрессий и самоубийств. Современные убогие человейники, к сожалению, лет 100 простоят, и мы будем вынуждены смотреть на них. Создавая театр в тундре, мой дед творил красивую среду обитания и боролся с серой повседневностью. Я тоже за то, чтобы люди жили в окружении достойной качественной архитектуры, вырастали в красоте и впитывали ее с детства, – отмечает потомок архитектора.
В Воркуте Всеволод Лунев женился во второй раз. Вместе с супругой им удалось переехать из Воркуты в 1966 году во Львов, где он продолжил работать архитектором в институте городского проектирования.
Последнее письмо Сталину
В 1943 году новый начальник Воркутлага Михаил Мальцев в приказе от 27 мая отмечал бессистемное строительство Воркуты, поэтому архитекторов начали собирать со всего города, в том числе среди репрессированных. Так в проектной конторе появились, например, соавтор генплана Воркуты Леонид Райкин и автор главного здания горно-экономического колледжа Георгий Гонцкевич.
Сын слесаря и ткачихи Михаил Крюков окончил Строгановское училище. По его проекту в Москве построены жилые дома в Подколокольном переулке и на Новослободской улице. В 1930 году он возглавил главную стройку Москвы – "Дворца Советов" – четырёхсотметровой высотки на месте взорванного храма Христа Спасителя. В 1938 году архитектора арестовали за "участие в контрреволюционном подполье", а стройку века в начале войны заморозили.
"Поводом к моему аресту явилась клевета. Мои показания на предварительном следствии – сплошная ложь и самооговор. Доведенный мучениями до потери воли, до отчаяния и невменяемости, под страхом физического искалечения, под угрозой ареста семьи, я почти бессознательно делал все, к чему принуждал меня следователь. Арестованные по моему оговору невиновные люди, в свою очередь, лгали о моей никогда не существовавшей к.р. (контрреволюционной.– СР) деятельности. От своих вынужденных ложных показаний я отказался письменно, как только к этому представилась физическая возможность (апрель 1938 года) и устно на суде", – писал Крюков в одном из своих писем о помиловании, опубликованных историком Михаилом Полещиковым.
Заседание длилось 15 минут. Крюкова приговорили к 20 годам лишения свободы, наказание 59-летний архитектор отбывал в Воркутлаге. Оттуда он до конца жизни писал письма о пересмотре его дела руководству страны и начальнику лагеря, но ответов не получал.
"Суд не разобрался в сути моего дела. Несмотря на мои заявления, не проверил фактов, не допросил ни одного свидетеля и поспешно, руководствуюсь исключительно только фальсифицированными материалами предварительного следствия, принял формально приговор, признав меня виновным во всех мнимых преступлениях. В исторические дни смертельной опасности, угрожающей целостности и независимости и свободе моей социалистической родины, всем завоеваниям Великой Октябрьской революции и самому существованию советского государства, непереносимо тяжело для меня, советского патриота, большевика, быть безвинно лишенными свободы (своей же, родной, советской властью!), вынужденно бездействовать и даже не иметь возможности отдать всего себя на защиту всего самого священного, самого дорогого и любимого, чему посвятил свою жизнь… Очень прошу вас об использовании меня так, как надобность укажет. Я готов выполнить любое задание Ваше, Партии, советской власти и с радостью отдам за них свою жизнь", – писал он Сталину в августе 1941 года.
В 1943 году Михаила Крюкова вместе с другими заключенными-специалистами расконвоировали для работы в бригаде проектировщиков. Но, в отличие от Лунева, освоиться за полярным кругом ему не удалось. В письме своей жене незадолго до смерти он писал, что переоценил ценности жизни в последние годы своего быта.
"Личное несчастье, интерес к собственной судьбе меркнет, отходит назад, когда думаешь о судьбах Родины, революции, всего самого священного, чему отдал жизнь, чему принесено столько жертв. Несмотря ни на что, единственно, что сохранил я в неизменности – это мои принципиальные убеждения коммуниста и мою любовь к вам, мои родные. Все остальные ценности я решительно переоценил. В частности – все больше исцеляюсь от наивного легковерия, и как следствие этого – укрепляюсь во мнении, что мне ни на что не следует надеется: я обречен… Я – не большинство. Надеяться на чудо – смешно. Если бы даже "чудо" свершилось – все равно жизнь – "поломатая" и не может быть прочной: малейшее осложнение и… опять все сначала, все то же… Да и не жилец я теперь: уходят последние годы, здоровье тает все скорее с каждым месяцем, неделей… А хочется жить! Ах, как хотелось бы пожить с вами хоть несколько месяцев!"
Михаил Крюков умер в лагере 9 января 1944 года. До конца срока оставалось еще 14 лет. Его реабилитировали в 1956 году.
Оригинал статьи был опубликован на сайте "Север.Реалии"
