Адвокаты бывшего журналиста, а ныне советника главы корпорации "Роскосмос" Ивана Сафронова обжаловали его арест. Сафронова подозревают в госизмене, 7 июля его задержали, дома у него и его близких прошли обыски. По версии ФСБ, Сафронов во время работы в издании "Коммерсант" был завербован чешской спецслужбой и передал ей секретную информацию. Иван Сафронов вину отрицает, его адвокаты считают, что никаких доказательств его причастности к преступлению нет. Чешские спецслужбы также отвергают сотрудничество с журналистом. Накануне Лефортовский суд Москвы провел заседание по мере пресечения в закрытом режиме и постановил арестовать его на два месяца.
Адвокат Иван Павлов, который представляет интересы Ивана Сафронова, рассказал Настоящему Времени, чем это дело отличается от других дел о госизмене, которые он вел.
– Появилась новая информация? Что именно вменяется в вину [Ивану Сафронову]?
– Никакой новой информации не появилось. Мы не были уведомлены о тех уликах, на которых строится подозрение в отношении Ивана Сафронова. Вчера мы имели возможность увидеть только постановление о возбуждении уголовного дела. Хотя, в общем, понятно, что в рамках любого уголовного дела выдвигается некоторое постановление о возбуждении дела, и факты вот эти, обвинительные тезисы, содержащиеся в постановлении, должны чем-то доказываться.
Суду надо проиллюстрировать те тезисы, которые содержатся в постановлении о возбуждении уголовного дела, конкретными документами, из которых можно действительно сделать вывод о том, что человек, находящийся в клетке, настолько опасен, что его надо поместить под самую строгую меру пресечения – в виде содержания под стражей, да еще и в изоляторе "Лефортово".
Никаких документов в подтверждение того, что Сафронов сделал что-то противозаконное, вчера нам не показали.
Это не значит, что у них вообще ничего нет. На столе у следователя лежали семь готовых томов, уже прошитых, пронумерованных, они были даже в обложку облачены уже. Что-то у них есть, вероятно, это материалы оперативно-разыскной деятельности, результаты оперативно-разыскной деятельности. Но если у вас есть какие-то яркие свидетельства о том, чтобы говорить, что журналист Иван Сафронов виноват в совершении какого-то преступления, предъявите улики.
Процесс по избранию меры пресечения – это там, где следователь как раз самые яркие свои улики показывает, чтобы убедить суд взять человека под стражу. Но нам ничего не показали. С нас даже взяли подписку о неразглашении государственной тайны, но мы не увидели ни одного брифованного документа в этих материалах.
Мы, конечно, недоумеваем. Мы будем обжаловать вчерашнее решение, жалоба готовится, будет подана через Лефортовский суд. И в скором времени – я думаю, неделя-две-три – будет рассматриваться в Московском городском суде.
– Его подозревают в том, что он передал секретные данные чешским спецслужбам. Сам Иван вообще понимает, о чем может идти речь?
– Нет, он не понимает. Он говорит, что 2017 год, события, которые инкриминируются ему: "Тогда я работал журналистом. Естественно, я собирал какую-то информацию, какую-то информацию распространял". Но интерпретировать эту деятельность как государственную измену – для него, конечно, это обвинение стало неожиданностью.
– Собирал и распространял? Собирал информацию по источникам для публикации в "Коммерсанте"?
– Как и любой другой журналист.
– У вас, может быть, есть догадки, почему именно Чехия? Может быть, здесь политика как-то замешана?
– Понимаете, расширяют спецслужбы географию. Вот они знают Молдову, например. Кто знал, что у Молдовы есть спецслужбы? Вот, оказывается, Карина Цуркан, которая уже два года находится в следственном изоляторе "Лефортово", "работала" на спецслужбы Молдовы. Кому-то смешно, учитывая то положение, которое занимала Цуркан, особенно те доходы, которые она официально получала в "Интер РАО", будучи членом правления этой организации, руководя целым направлением в этой организации.
Конечно, учитывая уровень ее доходов реальных, совершенно законных, официальных, мы можем себе предположить, что на ее доход в несколько лет можно купить всю эту молдавскую разведку целиком. Какой смысл? Абсурдность обвинений не пугает наших процессуальных оппонентов от формулирования все новых и новых каких-то таких подозрений.
– Можно ли рассчитывать на то, что, может быть, под давлением общественности процесс сделают открытым?
– Очень хотел бы в это верить. Но здесь уже зависит не столько от адвокатов, сколько от вас, от журналистов, насколько вы будете внимательно следить за этим делом, насколько вы будете требовательны к властям в отношении той информации, которую будете запрашивать. Одно дело – адвокаты. Вы, пожалуйста, задавайте вопросы тем, кто держит сейчас Ивана под стражей.
– Это дело о госизмене – какая у него специфика, чем оно отличается от тех дел, с которыми раньше вам приходилось иметь дело?
– Прежде всего отличается тем, что нам до сих пор ничего не показали. В других делах всегда показывают хоть какие-то улики. На сегодняшний день никаких улик защите, суду не было продемонстрировано. Именно это обстоятельство отличает это дело от других в процессуальном плане.
Ну и, конечно, журналист – на скамье подсудимых вчера был журналист. Волна шпиономании добралась и до вашей корпорации. Если раньше тренд был такой, что обвиняли в основном ученых, то теперь добрались и до журналистов. Первый журналист за 20 лет, предыдущий был Григорий Пасько, которого я тоже защищал во Владивостоке в 2001 году. Но тогда нам хоть что-то удалось, Григорий был на свободе. На короткое время его заключили под стражу, и в 2003 году он уже вышел свободным человеком. Но тогда, честно говоря, и суды были другими.
Сейчас ситуация хуже в судах. Суды все больше и больше прислушиваются к сигналам, которые поступают из Кремля. А Кремль прислушивается только к силе голоса. Такая сила голоса сейчас есть только у журналистской корпорации. Адвокаты, конечно, будут делать свое дело, со знанием этого дела, имея соответствующий опыт. Мы справимся. Но и вы, журналисты, не плошайте.
– Можно ли говорить о том, что это персональное дело против Ивана? Может быть, замешана какая-то личная месть? Дело касается одного конкретно взятого журналиста или это в целом сигнал для журналистского сообщества?
– Это, безусловно, сигнал для всего журналистского сообщества. Без сомнений для меня, это дело касается профессиональной деятельности Ивана, речь идет о 2017 годе, когда Иван был журналистом и не имел никакого отношения ни к каким государственным постам, к "Роскосмосу". Он работал в СМИ и должен считаться журналистом.
– Речь идет о статье о поставках вооружений на Ближний Восток?
– Я не знаю, о чем идет речь, вы понимаете? Мы знаем лишь, в чем его пытаются обвинить.
– У Ивана есть какие-то более конкретные предположения?
– Это предположение он высказывает. Что касается Ближнего Востока и Африки, на ум приходит только его статья о поставках российских самолетов в Египет.
