В Беларуси, как по конвейеру, идут суды над участниками протестов, журналистами, освещавшими акции, участниками избирательной кампании и людьми, решившими не смолчать и выразить свою позицию по отношению к происходящему. В Минске 17 февраля начался судебный процесс в отношении Виктора Бабарико – незарегистрированного кандидата в президенты и бывшего главы "Белгазпромбанка", по делу которого он проходит как основной фигурант. Бабарико грозит до 15 лет лишения свободы.
Политический аналитик Артем Шрайбман в эфире Настоящего Времени рассуждает о том, может ли громкий приговор вызвать новую волну протестов и почему не стоит ждать в ближайшее время массовых акций в Беларуси.
– За Бабарико стояло большое количество избирателей и его сторонников. Может ли приговор ему вызвать новую волну протестов в Беларуси?
– Протесты в Беларуси настолько задавлены сегодня и настолько высоки риски за выходы на улицу, что я сомневаюсь, что даже если приговор Виктору Бабарико в итоге будет жестким, протесты будут массовыми, чем-то похожими на осень или лето прошлого года. При этом каких-то небольших протестов мы ожидать можем, потому что общество все еще находится в очень серьезном стрессе, большинство выступает против этой власти. Соответственно, любой подобный триггер выталкивает на улицу часть недовольных.
Но, повторюсь, из-за очень сдавленной атмосферы, из-за жестких репрессий последних месяцев уличная активность подавлена.
– Какие, на ваш взгляд, триггеры могут вызвать протесты, похожие на летние и осенние – я имею в виду настолько же массовые?
– Я думаю, должна быть комбинация какой-то разрядки, либерализации и каких-то новых ошибок властей – будь то в экономике или в применении насилия. Массовые протесты 2020 года стали возможны потому, что несколько лет до этого была относительная либерализация, а впоследствии – потому что люди увидели масштабы насилия в первые несколько дней после выборов. И на несколько дней после этого власть исчезла, силовики исчезли из города – [власть] дала людям сигнал, что можно выходить сотнями тысяч на улицу.
Но сейчас отсутствуют оба фактора. С одной стороны, власть последние месяцы не допускает каких-то абсолютно очевидных ошибок с точки зрения массового насилия – репрессии точечные. Даже если они затрагивают много субъектов – много НГО, много журналистов, – они не настолько брутальные, как это было в середине августа. А с другой стороны, власть очень четко держит цену – цену протеста, цену за выход на улицу. И эти два фактора не дают протестному движению вернуться. Они оба должны измениться, чтобы протестное движение вернулось к своим прежним размерам.
– Нечто подобное Беларусь видела и проходила в 2010 году. Что изменилось и насколько далеко во всем этом может зайти Лукашенко?
– В 2010 году размах протестного движения был намного меньше. В 2020 году каждое воскресенье в октябре или ноябре было похоже на мини-2010 год – с тысячей задержанных, с выходом на улицу десятков тысяч человек. Изменилось то, что за эти годы очень сильно уменьшилась электоральная база Лукашенко. По независимым опросам, в 2010 году он получал на выборах больше 50%. Это не 80%, но все равно больше 50% – он побеждал в первом туре.
В 2020 году у нас очень скудные опросы, но те, что есть, показывают, что поддержка Лукашенко на момент выборов колебалась в районе 20-30%, может, 35%. С такой электоральной базой фальсификации становятся более очевидными, более вызывающими, а, учитывая развитие современных технологий, это стало просто наглядно.
И насилие – насилие, которое власть начала применять задолго до дня выборов. У нас было 25 политзаключенных уже ко дню выборов. Это все очень сильно политизировало общество и привлекло в политику новых людей, которые раньше не занимались этим, не участвовали в активизме. И этим людям новым, неофитам, просто с размаха дали пощечину самой жесткой электоральной кампанией. Это и привело к первичным протестам 9-12 августа.
Ну а потом насилие. Как показывают опросы протестующих – именно опросы людей, выходящих на улицы, – для 80% или даже больше основным триггером стало именно насилие, даже не выборы, не фальсификации.
– Внутри Беларуси никого не осталось на свободе из политических оппонентов Лукашенко. Могут ли те, кто сейчас находится за границей, что-то реально изменить снаружи?
– Они мало что могут изменить внутри. Потенциал призывов к протестам сейчас очень низкий – мы это увидели в день Всебелорусского собрания, когда были призывы выйти на улицу, на площадь – и никто не вышел практически в центр города. Их ресурс сегодня очень невелик, они могут продолжать инициировать некое внешнее давление, они могут работать дальше на делегитимизацию власти, но внутри страны они мало что могут сделать, и это, в принципе, было предсказуемо. Они уехали и остаются за рубежом в первую очередь для того, чтобы работать на внешнюю аудиторию.
– А что дальше? Какие ваши прогнозы на ближайшее время и на дальнейшую перспективу?
– Слишком много развилок. В начале 2020 года мы и подумать не могли, что нас ждет такой год. Нет оснований полагать, что сейчас все пойдет по нашим прогнозам. Я думаю, в ближайшие месяцы протестная активность будет, скорее всего, на таком же плато, как и сегодня. Будут вспышки активности: 25 марта ожидаются протесты, потому что это День воли – важная памятная дата для оппозиционно настроенных людей в Беларуси.
Я думаю, что если власть не будет допускать каких-то вопиющих ошибок в ближайшие месяцы, то у нее есть шансы пройти, по крайней мере до начала осеннего электорального сезона, без массовых протестов. Если власть держится своего обещанного календаря, осенью начинается электоральная кампания: местные выборы и референдум по изменению Конституции. Что будет там, уже предсказать очень сложно.
Но если власть все-таки решается на реформу Конституции, Лукашенко все-таки действительно в течение двух лет, может быть, пересаживается в другое кресло или попытается назначить преемника, дальше мы будем просто засекать время до того момента, когда преемник начнет выходить из-под контроля.
Для того чтобы повторять казахстанские сценарии в Беларуси, надо быть Назарбаевым. А Лукашенко по многим критериям далеко не Назарбаев сегодня. Поэтому у любого преемника, даже полностью контролируемого сначала, будет слишком много стимулов выходить из-под контроля потом. И есть все шансы это сделать.
Поэтому хороший вопрос, как Лукашенко решится на этот уход. Есть много сомнений в том, что он в принципе будет форсировать такую рокировку и будет затягивать этот процесс, потому что страшно – страшно, что не удержишь ситуацию. Да и преемника еще надо провести через выборы. Потому что если Лукашенко через выборы проходит вот с такими проблемами, то будет еще сложнее провести его аватар, его какую-то куклу.
Поэтому это все ставит очень много открытых вопросов, на которые у меня нет ответов. И многое зависит от экономики, многое зависит от позиции России. Но мы понимаем, что события 2020 года сократили срок власти Лукашенко в разы.
