Советская районная избирательная комиссия города Гомель не признала подлинной ни одну сданную на проверку подпись в поддержку потенциальных кандидатов в президенты Беларуси Виктора Бабарико и Валерия Цепкало. В итоге Бабарико лишился 4870 подписей, а Цепкало – 1956. В одном из районов Витебска недействительными признаны 1221 подпись за Цепкало. В Светлогорске – 1577 подписей. В МВД Беларуси также заявили, что проводят проверку по фактам "противоправной деятельности" Валерия Цепкало после обращения гражданина Турции. Если на Цепкало заведут уголовное дело, то оно станет уже третьим, которое будет заведено на потенциальных соперников действующего президента Александра Лукашенко на предстоящих выборах.
О том, что сейчас происходит в Беларуси, мы поговорили с самим Валерием Цепкало.
– Я прочитал новость о том, что некий гражданин Турции написал на вас заявление в полицию. Вам тоже грозит некое уголовное преследование или я ошибаюсь?
– Я не хочу комментировать бред, который появился в социальных сетях, поэтому, может быть, это интересный вопрос, но я не хотел бы на него отвечать и не хотел бы комментировать такие фейки.
– Меня интересует, угрожает ли вашей кампании что-то помимо воли избирателей сейчас или нет?
– Пока никто не связывался, пока никто у меня не просил никаких пояснений, поэтому пока мы движемся в строгом соответствии с Избирательным кодексом Беларуси, в соответствии с Конституцией и другими законами, которые регламентируют избирательную кампанию.
– Если бы у кандидатов в президенты Беларуси, оппонентов Александра Лукашенко, не было бы никаких зацепок, за которые правоохранительные органы могли бы зацепиться, они могли бы дойти до начала кампании?
– Наверное, такие теоретически люди есть, но вы понимаете, что любой человек, который занимается какой-то деятельностью, он обязательно допускает, наверное, какие-то ошибки. И любого человека с активной жизненной позицией, который имел какой-то бизнес или который вел какое-то хозяйство в Беларуси, наверное, на него теоретически можно найти все что угодно.
– На любого человека после 40 лет найти что-то можно.
– Абсолютно.
– Вы участвуете в кампании, одно из действующих лиц которой – а именно президент Беларуси – вполне ясно дает понять, что он не собирается проигрывать. Вы не боитесь, что вы можете выиграть – и тогда вам придется с ним иметь дело в несколько другом ключе?
– Любой человек, наверное, не хочет проигрывать. Если ты выходишь на спортивное состязание, ты, наверное, нацелен на то, чтобы победить. Здесь важно, конечно, чтобы судья следил за тем, чтобы игра была чистая и честная, шла по правилам, установленным в кампании или в любом виде спорта. Поэтому его желание победить естественно, равно как и желание всех, кто принимает участие в кампании.
– То есть вы хотите победить?
– Безусловно. Зачем надо было тогда идти в эту кампанию?
– Когда вы начинали кампанию, были вы, был Виктор Бабарико. Кстати, еще непонятно, кого из вас зарегистрируют. Была жена Сергея Тихановского Светлана. И все трое фактически могли разделить между собой голоса людей, недовольных Александром Лукашенко, которые голосуют. Если вдруг так сейчас получится, вы – единственный, кто, слава богу, пока на свободе. Вы будете представлять всех. Даже если вы кому-то не нравитесь, за вас проголосуют все, кто недоволен. Тогда что?
– Возможно, это произойдет так, возможно, нет, – мы пока этого не знаем. Дело в том, что голоса автоматически достаточно условно могут переходить от одного кандидата к другому. Есть определенные симпатии и антипатии у людей, поэтому я бы не стал утверждать однозначно, что голоса перейдут автоматически. Второе – еще пока действительно непонятно, кто будет зарегистрирован. Пока все три основных претендента имеют возможность быть зарегистрированными. Поживем – увидим. Сейчас идет проверка подписей, 14-го числа должно будет быть вынесено решение в отношении того, кто будет зарегистрирован кандидатом.
– Вы хотите победить?
– Безусловно. Зачем было тогда идти в избирательную кампанию?
– Это важно. Предположим, вы победили. И у вас есть первых три указа, которые необходимо срочно принять. Что вы сделаете?
– А давайте мы об этом поговорим, когда я буду зарегистрирован кандидатом в президенты, потому как именно с этого момента мы можем говорить о реальных конкретных шагах, которые кандидат будет предпринимать в случае своей победы. Пока у нас законодательством запрещено об этом говорить, поэтому давайте не будем пока заниматься агитацией.
– Можете ли вы как-то поддержать Виктора Бабарико? Как вы относитесь к тому, что с ним происходит?
– В данном случае, наверное, бессмысленно говорить о его какой-то поддержке, потому как он получил уже себе максимальную популярность достаточно большой ценой, но здесь для него, если мы говорим о его каких-то электоральных ожиданиях, и делать ничего не надо. Как в свое время Нельсон Мандела, ничего не делая, просто получил электоральные голоса в какой-то определенный момент времени. Вы понимаете, о чем я говорю. Понятно, что человек, который сейчас ограничен в свободе, ограничен не только в свободе передвижений, на его стороне, конечно, находятся симпатии большинства избирателей.
– Светлана и Сергей Тихановские – люди, которых поддерживают. Вы можете описать их коллективный портрет, как вы это себе представляете?
– Мне кажется, что это радикально настроенная часть общества. Возможно, к ним относятся чаще всего молодые люди, которые по тем или иным причинам не имеют работы, исходя из того экономического положения, в котором Республика Беларусь оказалась за последние 10 лет. Действительно у нас нет развития последние 10 лет. У вас студия находится в Чехии. Если четверть века назад у нас сопоставимые были ВВП – у Чехии и у Республики Беларусь, – то сейчас, по-моему, в Чехии 240 млрд ВВП, а в Беларуси – 57 млрд. То есть примерно в четыре раза мы отстали за 25 лет.
– То есть это люди, которым, по вашему мнению, в жизни тяжело – и они обижены и расстроены из-за этого?
– Скорее всего, да. Хотя мне очень трудно здесь делать какие-то обобщения.
– Можете сделать коллективный портрет вашего избирателя?
– Тоже очень сложно. Мне кажется, что это в основном интеллигенция.
– В основном интеллигенция не может победить на выборах, потому что ее численно меньше обычно.
– Вы зря так думаете. Да, интеллигенция – я имею в виду малый и средний бизнес, людей, которые работают в малом и среднем бизнесе. Возможно, часто из государственных предприятий. На самом деле мы не думаем о каком-то специфическом сегменте обществе или о каком-то обобщенном портрете своего избирателя. Мы, конечно, хотим апеллировать ко всем сферам жизни наших людей, к разным сегментам: к профессиональным сегментам – это, конечно, учителя, и здравоохранение, и промышленность, и сельское хозяйство, и это в том числе система государственного управления, которая, с моей точки зрения, тоже нуждается в какой-то определенной свободе. Надо возвращать в том числе и государственным чиновникам возможность рисковать, возможность самому отвечать за какие-то собственные решения. И главное – мы должны во все сферы Беларуси вернуть свободу, вернуть ответственность, культуру риска и много чего другого. Поэтому апелляция у нас идет к разным сегментам белорусского общества, я не стал бы выделять какой-то один из них.
– Александр Лукашенко выступал перед минским активом и сказал, что страна находится под угрозой распада, если он, как он дал понять, не останется президентом, объясняя это тем, что вокруг – соседи, которые заинтересованы кое-что себе прибрать. Как вы думаете, вы в роли президента сможете уберечь соседей от соблазна что-нибудь у Беларуси оттяпать?
– Мне кажется, что соблазн возникает – это так называемый геополитический инстинкт. Есть такое понятие, когда страна проседает, когда она в экономическом, социальном и других планах сильно проигрывает соседям. А сейчас мы действительно проигрываем практически всем соседям. Уже Литва, у которой 3 млн, сравнялась уже по нашему ВВП, зарплаты в два с половиной раза больше, чем у нас. Мне кажется, что самая большая угроза для белорусского суверенитета – это неэффективная экономика, это патриархальная система управления, это чрезвычайная бедность наших людей. То есть мы за четверть века превратились во вторую по бедности страну в Европе. Хотя еще после распада мы имели один из самых высоких потенциалов в Центрально-Восточном регионе.
– Есть какой-то вид бизнеса, который вы могли бы пообещать развить в Беларуси, который сейчас не развит, но может принести много денег в казну?
– Мне кажется, что здесь надо действительно развивать профессиональные компетенции там, где мы сильны. Это, конечно, машиностроение и станкостроение. Хотя оно действительно сейчас постепенно приходит в упадок.
– Надо ли гарантировать безопасность Александру Лукашенко, его активам, ему лично, чтобы передача власти когда-нибудь состоялась спокойно?
– Мне кажется, что это нормальная практика в мире, когда президент получает какую-то резиденцию, получает минимальную охрану и ведет жизнь обычного гражданина. Он может заниматься международным консалтингом, может заниматься любыми вопросами: сельским хозяйством или чем-то еще – всем, чем любит.
– Лукашенко однажды сказал, что, за что он вас уволил из IT-парка, который вы создали, вот этой прекрасной белорусской Долины, "это вам известно, он говорить не будет – спросите у Валерия". Мне кажется, что пришло время ему ответить. За что же он вас уволил, что он не может произнести это вслух?
– Не знаю, мне никто не давал никаких пояснений. Я горжусь тем, что я создал Парк высоких технологий, я горжусь тем, что у нас появились хорошие, прекрасные бренды, которые стали известны на весь мир, что у нас действительно возникла отрасль, о которой стали писать все: и Financial Times, и The New York Times.
– Не скажете, за что уволил? А как это происходило?
– За что уволил – лучше его спросите, в конце концов. Я действительно не знаю эту причину. Я могу догадываться: возможно, это был конфликт с силовыми органами, который у меня был в это время. Активно шла посадка бизнесменов-айтишников – восемь человек задержали, я выступил против того, чтобы задержание человека и лишение его свободы применялось как метод экономического давления на этих людей, как решение способов уплаты или неуплаты налогов. Возможно, причина была в этом. Может быть, это был повод. А так, мне кажется, надо у него самого спросить.
