Украинский актер Алексей Горбунов отказался от участия во всех российских проектах еще в 2014 году и крайне тяжело переживает войну, которую против его страны развязала Россия. "Я коренной киевлянин, я все равно буду шокать, гэкать, любить селедку и знать, что лучшие девушки живут и жили у нас, а лучшая команда в мире – это команда "Динамо" Киев, – говорит актер. – Но мой отец из Сибири, хотя и похоронен в Киеве на Лесном кладбище, мама с Ворошиловграда, дед – шахтер в Перевальске. Я советский ребенок, у меня все перемешано".

Недавно Горбунов был в Праге со своим спектаклем "Черная шкатулка". Перед выходом на сцену он рассказал Настоящему Времени о том, как переживает войну в Украине, а также о съемках в Европе и Америке и своем общении с молодой аудиторией.

– Мы с вами находимся в театре, и вы через час после окончания этого интервью [интервью было записано 9 февраля – НВ] выйдете на сцену с вашим спектаклем "Черная шкатулка".

– Да, но это будут отрывки из спектакля, но, в общем-то, да.

– Насколько я знаю, этот спектакль для вас очень важен, то есть вы с ним практически всю вашу творческую жизнь живете.

– Да, начиная с первого курса я читаю эти тексты Людвика Ашкенази (чешский писатель, пережил высылку в Казахстан, эмигрировал после вторжения советских войск в Чехословакию в 1968 году – ред.), причем они были написаны в Чехии, здесь, в Праге в 1949 году после той войны. И это так созвучно времени сегодняшнему, что я удивляюсь. С первого курса эти тексты Людвика Ашкенази живут со мной, и вот сегодня совсем другой, новый смысл обретают, про сегодня все, короче.

– Как вы переживаете эти два года войны, насколько тяжело и как вы все это переживаете?

– Ну, как все люди переживают разорванное сердце? Опустошение, горе, потери. Об этом просто уже много сказано было и в интервью. Как нормальный человек, он не может спокойно к этому относиться, причем неважно, где ты находишься – за границей, в Киеве, либо в Одессе, либо во Львове или Харькове. Это боль, которая все время с тобой.

– У вас же в этом спектакле, помимо текстов Ашкенази, есть еще и музыкальная составляющая. Я так понимаю, что в идеале вы это делаете с вашей группой.

– Да, с группой "Грусть пилота".

– И я так понимаю, что раньше, по крайней мере, я точно знаю, что раньше у вас все эти песни были на русском языке, вы же пели и Высоцкого, и Окуджаву.

– Нет, на украинском тоже. Мы его сделали с группой, уже восьмой год, естественно, основные песни были Окуджава и Высоцкий, поскольку созвучно текстам и тому времени было. Но украинские песни тоже были, там были две или три песни, и были стихи Лины Костенко. Просто в последнее время мы, конечно, больше украинского добавили в спектакль, но, в принципе, он по структуре не поменялся. И, опять же, тот же Высоцкий сегодня, которого я вообще пою с 13 лет, и многие актеры, кстати, и старше меня, тоже говорят, что как и Ашкенази, так и песни Высоцкого сегодня обретают другое значение, они сегодня созвучны времени, людям, боли. Высоцкий, как никто, мог про эту боль, про разорванное сердце писать, так что…

– То есть сегодня тоже будут звучать песни и на русском в том числе?

– Да, и на русском будут песни. Ну, да, я менять ничего не собираюсь, поскольку он так с первого курса, с 1980 года я читаю эти тексты.

– А зал уже в последние два года, когда большая война случилась, не реагирует болезненно на то, что в ваших выступлениях звучат русские песни?

– Не знаю, я очень много езжу, вот уже два года выступаю, очень много в Голландии, во Франции, в Бельгии. И у меня зал –первый год большая часть украинцев было, но всегда все равно получается, что были россияне, те, которые живут уже давно, как правило, это те, кто больше 10-15-20 лет, ко мне приходили опять же везде в европейских странах. А сейчас, получается, все равно ползала из Украины, а ползала из Казахстана, из Беларуси, из России. Сейчас очень многие люди за границей, причем в основном приходит вся публика, которая переживает за Украину, которая помогает Украине и понимает, что я народный артист Украины.

Да, сейчас мы говорим в интервью по-русски, но это не значит, что мы какие-то другие. Это люди, люди все равно переживают, настоящие люди. У меня отец из Сибири, похоронен в Киеве на Лесном кладбище, мама с Ворошиловграда, дед – шахтер в Перевальске, похоронен там. То есть я советский ребенок, у меня все перемешано, это и как бы мне понятно.

Я вообще за то, чтобы максимально людей, тех, кто готов помочь, как и бойцы, которые воюют за Украину, вы знаете, сколько людей, этот "Русский корпус", воюют, в одних окопах сидят и помогают. Короче, мы за светлых людей и за тех, у кого еще боль, совесть, в общем, эти опции, которые сегодня не популярны, о них говорить.

– Но тем не менее это вечные ценности, поэтому они должны быть, конечно. А как вы считаете, те люди, которые не хотят говорить по-русски последние два года, естественно, имеют на это полное право, но в силу возраста, каких-то обстоятельств не могут за эти полтора года выучить украинский и заговорить сейчас на украинском.

– Ну ничего, те, кого я знаю, очень многие переходят и стараются. Я смотрю по моим детям, у меня две дочки. Старшей 22, но она в школе прекрасно украинский знала, она киевлянка и сейчас во Франции, в Тулузе учится на кинопродюсера, она учила французский, к тому же идеально говорит по-французски. Младшая дочь моя, Соня, родилась в Москве в 2009 году. Уже в 2010 мы жили в Одессе, потому что моя жена с ребенком уже переехали, и мы жили в Одессе с 2010 года. И поэтому мой ребенок, как и ее поколение, кому 12-13-14 лет, на моих глазах они выучили украинский, причем очень осознанно, сознательно и понимают, "шо моватся сброя", як кажут у нас в Украине.

– А вы сами сколько языков знаете?

– Ой, к стыду, сказать. Ну, украинский, естественно, русский, немножко сербский, польского чуть-чуть, ну и по-английски я знаю, "хау мач, експенсив, увер ю фром".

– Серьезно?

– Да. Моя беда в том, что я "ламповой сборки", человек старого поколения. Говорил мне папа: "Учи, сынок, язык". Но сыну не до того было, потому что я, как и все хулиганы во дворе на Русановке, где я вырос, мы фарцевали, играли в футбол и никогда не думали. По-английски нам надо было знать "хау мач, чендж," и все, собственно. А сейчас, к сожалению, у меня пять проектов французских, у меня немецкая картина есть, две польских картины и в Америке три проекта, которые сейчас зависли, потому что продюсеры в шоке, что я не говорю по-английски.

– Как технически вы снимаетесь у европейских, американских, англоговорящих режиссеров?

– Ну, я играю в основном злых, плохих гэбистов либо военных, офицеров. Скажем, у поляков это картина "Мала Москва", я играю там майора КГБ, у французов в очень известном сериале "Бюро легенд" я играю полковника ФСБ, в пятом сезоне. То есть меня приглашают, где у меня вся роль на русском, но там есть чуть на французском и на английском.

В фильме "Мебиус" с Тимом Ротом, я благодарен Эрику Рошану, который меня в эту картину взял. Например, с Тимом Ротом мы снимались, опять же это такой был… Он учил русский, потому что он русского бизнесмена играл, и там как раз я ему помогал правильно все это выучить и сократить текст. Но после съемок, например, мы с Тимом Ротом две недели сидели и болтали вдвоем без переводчика. Поскольку мир кино совершенно другой, это люди без национальностей, и мы понимали друг друга две недели замечательно, бухали, говорили обо всем. Он мне рассказывал, как Тарантино снимал "Бешеных псов".

Это такой, конечно, я получил кайф. То есть не знаю, сейчас уже поздно учить язык, но тем не менее, когда надо человека услышать, мы говорим языком сердца. Люди искусства.

– Это точно. У вас же огромная фильмография, какая у вас любимая роль?

– Вы знаете, я не могу сказать. У меня есть там пять, ну десять ролей, может быть, назвать. Ну, первый мой фильм – "Груз без маркировки", первая моя роль – таможенник Женя Стенько, 1984 года, режиссер Владимир Михайлович Попков – мой крестный отец в кино. Вот первая роль.

Потом 12 лет спустя опять же Попков меня берет в сериал "Графиня де Монсоро", где я играю Шико. Это, конечно, тоже судьбоносная для меня роль.

Я очень люблю сериал "Курсанты", где я играю Героя Советского Союза, алкоголика, разжалованного с майоров до капитана, капитан Лиховол. Режиссер Андрей Кавун.

– "Кандагар" он снимал?

– "Кандагар" он снимал, "Охоту на пираний", он очень много снимал. Крайний сериал, который он снимал в России, это было в 2013 году, в 2014-м он вышел, это сериал "Шерлок Холмс", я всем советую посмотреть.

– Вы же Мориарти там играли.

– Да. Мало кто знает этот сериал. А режиссер Андрей Кавун сейчас служит в ВСУ, потому что у него картины такие серьезные о войне, он один из лучших режиссеров. "Курсанты", я считаю, это лучший сериал о войне, лучший, хотя нам его перебил сериал "Штрафбат". Мы в одно время вышли, почему-то "Штрафбат" смотрели. "Курсанты" – это история Тодоровского-старшего, Петра Ефимовича. Короче, Кавун – достойнейший режиссер, великий и достойнейший человек оказался, поскольку он служит и так серьезно.

– Мне очень нравится ваша роль в фильме "Я" Волошина, вы в Румынии играли.

– "Я" – шикарная роль, я обожаю это кино, это румын, одна из тоже моих любимых. У меня 5-10 ролей, которые я очень люблю.

– И мне очень нравится, конечно, у Михалкова в "12".

– Да, мне тоже нравится эта роль.

– В этой связи у меня вопрос. Там ваш герой говорит такую фразу: "Не будет никогда русский человек по закону жить, скучно ему по закону, закон мертв, в нем ничего личного нет". Вы согласны с этой сентенцией?

– Ну, во-первых, я бы сейчас и не вспомнил, потому что кино – это есть кино, и для меня гораздо, скажем, принципиальнее текст, когда у меня девушка молодая, ей 21 год, у нее вот такие "дыни" и соски шоколадные, а вы ее заставляете, причем это была импровизация. Для меня почему-то более запоминающие вот эти куски, а не то, что вы сейчас сказали. Потом время немножко вносит коррективы, естественно, все равно остается в памяти то, что должно остаться. Мне так кажется. Я думаю, что время само отсеивает и оставляет у человека в душе и памяти то, что важнее.

– Я в одном из ваших недавних интервью слышал, что вы снимались в фильме "Казимир" про Казимира Малевича под бомбежками в Киеве.

– Да, мы в Киеве снимали, как раз первые атаки начались, по 20-40 ракет тогда запускались.

– Как сейчас вообще работает киноиндустрия в Украине?

– Я, к сожалению, сейчас мало снимаюсь. Как? Вот так вот. Небольшие проекты: Даша Онищенко сняла "Казимира Малевича". Я думаю, что это отличный фильм получился, потому что все молодые актеры, очень хороший сценарий, причем все по-украински абсолютно, это исключительно украинская группа и команда была. И эта картина, вот я жду-жду ее очень, вот-вот она должна выйти.

Потом было пару короткометражек, причем молодые, тоже очень крутые ребята снимали. Ваня Нивсиенко, тоже картина должна выйти, он в Молдове снимал ее в прошлом марте.

Роман Качанов снимал фильм "Счастье". Очень крутой фильм, я его жду не дождусь. Это 10-минутная короткая история, тоже по-украински, Рома Качанов сценарий по-русски писал, и пригласили меня. В Испании снимали. Это 10-минутная картина про дедушку, который уехал с Украины во время войны. Живет одинокий дед в доме престарелых и ждет свою семью – свою дочку и внучку. И с испанскими дедушками каждый день они там пиво выпивают, играют в карты, в домино и о чем-то говорят.

И он говорит все время: "Вот сейчас моя семья приедет, семья приедет", потом уходит. А испанцы говорят: "Никто не приедет, этот дед с ума сошел, в Украине у него дом разбомбили, и вся семья его погибла". А потом он ложится спать, и ему снится сон. И мы так и не понимаем, Рома снял так, что это либо реал такой, либо это все-таки его сон: приходит семья, и внучка поет "Щедрик". Это такая трогательная картина. Я прямо жду тоже не дождусь. У нас в Израиле должна была быть премьера в октябре, и 7 октября случилось это горе, опять перенесли. Но сейчас он сказал, что, наверное, через месяц, в первых числах апреля все-таки будет премьера в Тель-Авиве, потом в Варшаве, а потом в Киеве. Я надеюсь, что все-таки это произойдет.

– Я знаю, что вы не любите эти вопросы, я их не буду вам задавать, по поводу того, а как там актеры, артисты России…

– Я уже все сказал про артистов.

– Да, я немножко о другом хочу спросить. Вы же очень долго в России работали, ну, естественно, не только же вы там работали с этими людьми, общались и дружили.

– Ну, естественно, я в театре Меньшикова 8 лет три спектакля играл.

– Вы тогда чувствовали то, что сейчас называется "имперские амбиции", просто в каких-то разговорах, в каких-то там застольях?

– Не знаю, я лично не чувствовал. Ну как, я же все-таки жил как – месяц в Москве, месяц в Киеве, месяц в Москве, месяц в Одессе. Я коренной киевлянин, я все равно буду шокать, hэкать, любить селедку и знать, что лучшие девушки живут и жили у нас, лучшая команда в мире – это команда "Динамо" Киев. И масса каких-то таких вещей, которые со мной всю жизнь живут, то есть я к этому отношусь проще. Я родился, это моя земля, это моя энергия.

При том что, еще раз говорю, у меня папиного очень много, у меня папа с Алтая, вся энергия это вот моего отца, но от мамы тоже половина, потому что мама из семьи шахтера, у меня дед шахтер. Не знаю, у меня не было так, мы там плотно дружили с Мишей Ефремовым, который приезжал ко мне все время в Одессу и никак не хотел уехать, я уже не знал, как его выпроваживать, потому что он концерты мог срывать. Вот так было все хорошо, но, опять-таки, я говорю, это определенные люди, близкие, которых по итогу осталось один-два-три. Еще там три человека или пять, которые не артисты, а просто порядочные, светлые люди.

– Ну, к сожалению, да, к сожалению, так. Я знаю, что вы очень активны в блогосфере, в ютубе, во всех этих соцсетях.

– Да, спасибо детям, научили.

– Мне очень интересно, насколько вы там себя комфортно чувствуете?

– Шикарно, я себя очень комфортно чувствую.

– Объясните, потому что в чем мой вопрос. Я немножко моложе вас, лет на десять, но я прекрасно понимаю, когда вы рассказываете про Быкова, про "В бой идут одни старики", "Аты-баты, шли солдаты". Это тоже мои любимые фильмы. Я прекрасно понимаю, когда вы рассказываете про Doors, про "Нирвану" – это тоже мои любимые группы. Но дальше я уже вот этот шаг еще не сделал и вряд ли сделаю. Расскажите, как вы его сделали.

– Во-первых, я очень много работал с молодежью, все время, ну очень много, так получалось, и в театре, и в кино. И потом вдруг появился ютуб. Как-то фильмов вдруг стало меньше, а все хотелось что-то делать, и, естественно, как потребитель смотрел, все Comedy Club или "Квартал 95". Это все в этих границах было. Вдруг я увидел какой-то смешной очень ролик. Потом спрашиваю дочку: "Найди мне пацанов, только чтобы не из телевизора, не эти хулиганы", – поскольку начали эти блогеры-стендаперы, которые сами начали снимать, действительно это другая энергия, новое поколение появилось, и это очень смешно.

Это радикально, это жестко, но это мое, я сам люблю жесткий черный юмор, и мне в кино тотально не хватало комедии. И тут Optimus Gang, которые открыли мне глаза на то, что есть новый жанр, который они придумали, снимали на телефоны с 9-го класса.

Я окунулся просто в атмосферу, где я как рыба в воде. Плюс никакой группы, никаких камер, никаких микрофонов. Телефон, три человека и так с руки все снимают, и импровизировать, нужно насыпать сходу. Вот это мое. И я вдруг понял, и они вдруг начали набирать просмотры: каждый ролик пять миллионов, десять миллионов, пятнадцать миллионов. У меня дети, школьники, которым 15-17 лет, не дают прохода, до сих пор ни пройти ни в Париже, ни в Берлине, ни в Киеве, ни в Одессе. И меня все время преследует поколение.

– И это не ваша сорокалетняя карьера в кино.

– Да, мало того, первые комментарии были после этих роликов, где я играл директора школы Казимира Залупенко, сейчас в тиктоке я уже открыл свой канал, подписывайтесь, дорогие мои. Канал так и называется: Казимир Казимирович Залупенко. Только открыл – 18 тысяч подписчиков за пять дней. Я смотрю, все эти известные режиссеры, Манский: тысяча, девятьсот человек. Я говорю, тут кого-то принимают, кого-то нет.

Это как в "Сталкере" зона: ты либо туда попадаешь, если у тебя что-то есть, либо нет. Что бы ты ни делал, тут бабки не спасут. Потому что тебя смотрит молодежь. Молодежь на**ать нельзя, я с этим живу давно, потому что помню, как меня папа рихтовал, все пытался как-то по своим правилам.

– А вам там комфортно? Вы все-таки привыкли к кино, к большим формам, к театру. И вот эти телефонные съемки, мат-перемат.

– Нет, мне отлично. Я еще раз говорю, я за свободу творчества просто во всех проявлениях. Мало того, я уже наработался в большом кино, в среднем кино, в таком кино. Слава богу, мне повезло, у меня больше картин, конечно, было таких, за которые не стыдно и с великими режиссерами, с великими сценаристами я работал и на Западе, и последний проект для меня очень важен "Бюро легенд", причем со звездами. Жак Одиар снимал финальные сцены в "Бюро легенд". Но тут же я из Парижа приезжаю, берем телефоны, на Русановке снимаем Optimus Gang, я там прямо такой расслабленный, мне так хорошо. И, как правило, это один дубль, максимум два. И это надо уметь, конечно, не каждый актер это потянет.

– А они вас за своего принимают? Или это для них такой дед, который просто?

– Нет, если бы я был дед левый, они бы сняли один ролик, и на этом бы все закончилось. Когда они сняли один ролик и увидели, что дед полетел, причем первый комментарий от школьников, они же не знают, что я известный артист. Первые комментарии у меня дочка сохранила, она еще в школе тогда была в 10-м классе, вся школа начала писать, потому что те школьники-то меня знали, но многие же нет. Она приходит и говорит: "Папа, на, прочитай". Комментарии: "Где бомжа этого взяли?", "А что это за дед?", "Что это за бомжара директор школы?", "Этого бомжа надо в каждую роль", "Вот это он гонит", "Где такой нашелся". То есть там один из тысячи комментариев, один школьник пишет: "Так это же известный артист". Его тут же чморят, говорят: "Ты голову не морочь, какой известный? Бомжара такой, что ни один артист такого не сыграет". Я смеялся, в общем это сохранил уже для архива.

– Beatles или Rolling Stones?

– Rolling Stones.

– Феллини или Висконти?

– Феллини.

– Костенко или Кабанов?

– Костенко.

– Я знаю, что вы друзья.

– Потому что Кабанов – мой друг, близкий человек. Саня, привет! У него сейчас такие стихи, за эти два года войны третья книжка выходит. Но Лина Костенко – это вообще душа Украины, как по мне, это душа, совесть, и слово "честь" не хочется говорить, это коммунистическая старая фраза, но это, конечно, душа Украины. Для меня Лина Костенко – это великая поэтесса. А потом ее муж был директором киностудии Довженко, а я на Довженко десять лет проработал. И Константин Петрович Степанков – мой великий учитель, который ее знал хорошо и знал ее стихи на память многие. И она у нас была на дипломном спектакле. Поэтому Лина Костенко с тех дальних времен еще, конечно, великая поэтесса, величайшая.

– Киев или Одесса?

– Вот сейчас не скажешь. Киев – Одесса, я так скажу. Одесса – Киев, Киев – Одесса. Одессе и Киеву привет.

– Франция или Голландия?

– Голландия, конечно же. Извините, месье, мадам.

– Пиво или марихуана?

– Марихуана, тут уж да, марихуана.

– Вы за легалайз же?

– Я за легалайз уже давно, слава богу, в Украине уже подписали.

– Возможно, даже услышав отчасти и ваши какие-то.

– Да, я вот жду не дождусь, да.

– Вы почему за легалайз?

– Потому что я за тотальную свободу. Чем больше свободы, тем лучше, в моем понимании. А вся музыка, на которой мы росли, тот же Rolling Stones. Как можно представить Джима Моррисона без косяка? Я себе это плохо представляю. Да и великих актеров всех там, кто посмелее и не боится, – все люди нормальные курят.

– Следующий вопрос как раз про Rolling Stones. Собственно, вы и сейчас это сказали, и в ваших ранних предыдущих интервью вы говорили, что для вас это отчасти такая модель поведения: что старики, которым по 80 лет...

– Да, они курят и играют на гитарах. Кит Ричардс – это мой учитель, можно сказать, он до сих пор с косяком может выйти на сцену и играть. И играть так, что больше никто так не сыграет. А ему 85 или уже 86 лет, извините, не помню.

– Вы для себя такую видите старость лет через двадцать?

– У меня уже старость, в принципе, она просто не такая, как у этих великих "Роллингов", все-таки это отдельное, я не знаю, как можно до сих пор играть живой концерт. Это при том, что они попробовали все. Потому что все наркотики, как и рок-н-ролл, рождались с первыми их песнями. Интересно, почитайте, посмотрите.

– Ну они великие, да. И драйв от них исходит, я был в Праге на их концерте 4 года назад. Просто сшибает абсолютно. Вам 63 года.

– Будет 63 года, 62 с половиной.

– Как вам удается быть в такой прекрасной физической форме?

– Не знаю, мне, наоборот, говорят, не очень физическая. Там все время как раз особенно дети говорят: "Папа, давай, надо как-то в форму прийти".

– Вы что-то для этого делаете, прилагаете какие-то усилия?

– Стараюсь меньше бухать, и потом уже здоровье же не то. Не знаю, у меня сейчас просто активные передвижения, бессонные ночи, я все время куда-то еду, потому что все время надо работать, к сожалению, съемок нет, а заработки все же в кино были, те, к которым мы привыкли. И сейчас все посложнее, потруднее. Вообще жизнь людей сложнее, естественно, стала, я уже не говорю о боли и горе, кто в Украине, я все-таки приезжаю и уезжаю, передвигаюсь по миру. Не знаю, мне кажется, что это все время в такой форме.

– Курите много?

– Курю много, да, к сожалению, да, сам понимаю, что курю много.

– Мешает?

– Да, связки садятся, кашель постоянно, запах отбивается.

– Бросать собираетесь?

– Собираюсь время от времени меньше курить.

– А вы какую музыку слушаете? В дороге, в плеере.

– По-разному. Я в музыке всеядный, я регги сегодня слушаю, например, Тупак Шакур – один из любимейших исполнителей. О "Роллингах" уже сказали. Я очень много слушаю молодых сейчас, в украинской музыке просто такой прорыв, столько молодых, прямо молодых и никому не известных, причем и девчонок, и пацанов.

– Скажите имена какие-то.

– Просто сейчас не скажу, это огромный поток. Вбивайте "слухати українською", и у вас просто все новое будет вылетать. Это такого уровня музыка, это новое поколение, причем исключительно по-украински, очень круто, очень. Там опять же и рэп в основном они читают, тут же лирика есть, романсы есть, рок есть. То есть просто огромный пласт культуры сегодняшней украинской музыки, просто огромный, и это все делают молодые.

– А из кино что-то поразило вас за последнее время? Может быть, впечатлило.

– Да, то, что прямо последнее, неделю назад я смотрел, сериал называется "Предложение" о том, как снимали "Крестного отца". Это реальная история, всем рекомендую посмотреть. Когда я узнаю, что Аль Пачино хотели снять с роли в первом, а они сняли сериал по абсолютно реальным фактам, что происходило.

– Это же книга продюсера была, мне кажется?

– Да. И это просто очень круто. Когда я узнаю, что Аль Пачино хотели снимать с середины картины, что там один продюсер был, режиссер был Коппола, исключительно только Аль Пачино. Продюсеры смотрели, им не нравилось, как играет Аль Пачино, и все называли его креветкой, невыразительным, без эмоций. То есть это надо посмотреть, очень актеры похожи, они не прямо одно лицо, они так типажно похожи, играют. Но сам факт, что происходило на съемках "Крестного отца", а я обожаю это кино, потому что я его много раз смотрел, особенно первый и второй, где Де Ниро появляется. Но и Марлон Брандо – это, конечно, для нашего поколения величайший из величайших актеров. Вот это меня просто поразило, я посмотрел сериал и тут же два раза начал пересматривать "Крестного отца": первый, второй, сейчас хочу на днях третьего пересмотреть.

– Какие бы вы порекомендовали три фильма, три книги и три или музыкальных альбома, или музыкальных группы.

– Я не знаю, я не хотел бы ничего рекомендовать.

– Это просто для тяжелых времен.

– Это как в школе, ну правда, не знаю.

– Как для вас лично? У вас, например, есть что-то любимое.

– "Амаркорд" Феллини, который я смотрел сто раз и еще буду его смотреть. Скажем так, Тупак Шакур, есть пару песен, которые я всю жизнь слышал, и Боба Марли я буду слушать всегда. Я не могу сейчас сказать, я потом не очень люблю, что посоветовать. Сейчас это поколение, я по своим детям смотрю, старшей – 22 года, младшей – 14 лет. Между ними пропасть. То, что любит старшая, младшая просто категорически. Если старшая меня в инстаграм посадила и фейсбук открыла, младшая порекомендовала тикток, про который она говорит: "Папа, тикток – это просто отстой галимый". У них новые платформы, я понимаю, что я уже за этими совсем молодыми не поспеваю. То есть что им рекомендовать? Им абсолютно мои ценности не нужны. Придет время, захотят – будут смотреть. Я стараюсь в этом плане, чтобы дети были в свободе тотальной.

– А можно попросить вас в конце прочитать какое-нибудь стихотворение Кабанова, какое вам по душе?

– Называется "Семейный дрон". Это вчера он мне прислал.

Придет весна со всех сторон
В одном стеклянном шаре.
Мы соберем семейный дрон
И вспомним о кошмаре,
О том, что снег сошел на нет
И таять льду обидно.
И дан весне зеленый свет,
И ей конца не видно.
Что продолжается война
У похоти с любовью
И будут выпиты до дна
Коктейли с нашей кровью.
Что этот шар – сосуд времен,
Ловушка для снежинок,
Где всякий будет потрясен
Ценой двух половинок.
По чертежам врагу назло
Над каждою деталью
Молились мы, и нам везло,
Обзаводились сталью.
Освоить боевую часть,
В которой глючит прога,
Нам было наплевать на власть,
Мы собирали бога.
И мы пошлем его туда,
Куда желаем сами,
Где мародерская звезда
Смердит под небесами.
И на планшете у меня
Откроются иконки.
И наш семейный бог огня
Начнет считать воронки,
Считать и наносить урон,
Расстреливать на месте,
Как самый справедливый дрон
И сын народной мести.

Александр Кабанов, позавчера было написано.

– Спасибо вам большое за интервью, надеюсь, что в следующий раз встретимся, когда война закончится.

– Усім натхнення, кохання і слава Україні, слава ЗСУ!