Жительницы Казани Евгения и Талия вместе уже более 12 лет. Восемь лет назад они практически одновременно забеременели и родили мальчика и девочку. Через несколько лет Давиду — сыну пары — поставили диагноз: расстройство аутистического спектра. С этого момента жизнь семьи сильно изменилась: Евгении, которая делала успешную карьеру, пришлось оставить должность и ухаживать за ребенком.
Прошло еще несколько лет — и в России резко ужесточили законодательство в отношении ЛГБТ: приняли закон о запрете "гей-пропаганды" и признали "движение ЛГБТ" "экстремистской" организацией. Когда это произошло, Евгения и Талия приняли решение уезжать из России, а война с Украиной, которую начал Кремль, подтвердила правильность этого решения. Чуть более года назад женщины с детьми улетели сначала на Кубу, оттуда — в Мексику, и в итоге перешли границу и подали запрос на предоставление им убежища в США.
Проект Идель.Реалии рассказывает историю семьи Евгении и Талии.
*****
"По сути, мы каждый день нарушали закон от 2013 года о "непропаганде" ЛГБТ несовершеннолетним"
Евгения и Талия познакомились 12 лет назад на дне рождения общей подруги. С тех пор в этот день они празднуют годовщину их семьи.
Евгении — 36 лет, она родилась и выросла в городе Альметьевск в Татарстане. В 20 лет она переехала в Казань, окончила КГТУ (КАИ) имени Туполева, а позднее устроилась на работу в крупную компанию, которая контролируется государством. Называть ее она не хочет.
Талие — 40 лет. Она родилась и выросла в Казани. Получила два высших образования по направлению гидрогеология, работала по специальности.
"Мы познакомились, когда мне было 24 года, а Талие — 27. К этому времени наши близкие уже знали о нашей ориентации; у нас это были не первые отношения с девушками. Так что особых проблем с близкими не было, когда мы начали встречаться. Но и радостным событием для них это нельзя было назвать", — вспоминает Евгения.
Женщины рассказывают, что официально поженились в США в августе 2022 года: в штате Юта во время ковидных ограничений появилась опция регистрации онлайн, и закон США не запрещал регистрировать браки между гражданами других стран.
"Мы узнали об этом от наших близких друзей, которые до нас воспользовались этой возможностью и получили оригиналы свидетельства о браке. Этот брак признается на всей территории Соединенных Штатов, а также в других странах, где легализованы однополые союзы", — говорят героини этой истории.
"Я всегда знала, что у меня будут дети — это был лишь вопрос времени. Но нужно было предпринять много усилий, чтобы оказаться беременной. Нам не пришлось долго искать доноров. Так получилось, что у нас были хорошие друзья, которые были не против детей. Мы дружили с ними лет десять. Мы сразу определили роли: в документах в графе "отец" у детей будет прочерк, но они могут участвовать в жизни детей, оставаться с ними и помогать финансово", — объясняет женщина.
"Наши отношения с Талией — крепкие и доверительные, мы совпадаем в основных жизненных взглядах. Поэтому мы были готовы иметь детей в нашей семье. Мы понимали: годы идут; если мы хотим детей, то затягивать с этим не нужно, — рассказывает Евгения. — Тот факт, что мы обе будем рожать, долго не обсуждался. Мы решили, что сделаем это практически в одно и то же время, чтобы дети были ровесниками и могли играть друг с другом".
"Кроме того, на наше решение рожать обеим повлияли российские (анти-ЛГБТ ) законы, согласно которым одна из нас, которая бы не родила, не являлась бы законным родителем этого ребенка. Представьте себе: ты ждешь этого ребенка, узнаешь его, любишь, растишь, но ты не мама — и, если что-то случится, это не твой ребенок, — объясняет она. — Таким образом мы с Талией вместе родили детей — с разницей в три с половиной месяца. Талия родила девочку Алису, а я мальчика Давида. Это было прекрасное время совместного декретного отпуска. Сейчас детям уже по 8 лет".
Женщина объясняет, что из-за российского законодательства о запрете "гей-пропаганды" они научили детей обманывать педагогов, врачей и чиновников — например, в детском саду Алисе приходилось говорить, что Женя ей — тётя.
"Мы всегда знали, что быть представителем ЛГБТ — не самый легкий жизненный путь, если ты живешь в России. Однополые отношения никогда не поощрялись ни государством, ни обществом. Это было то, о чем нужно было молчать и врать. Кое-кто, всем известный человек, когда-то сказал, что нам "нужно жить тихо и не выпячиваться" (реплика депутата Госдумы и нынешнего губернатора Курской области Александра Хинштейна - ред). Такие вещи говорятся только с целью поощрить гомофобию в стране. В нашей жизни были люди, которые отвернулись от нас", — признается Евгения.
"Мы все живем в обществе, человек не может жить в нем и быть невидимкой. Чем серьезнее становилась наша семейная жизнь, тем больше появлялось проблем. Когда у нас родились дети и когда дочь начала говорить, проблемы вышли на новый уровень. По сути, мы каждый день нарушали закон от 2013 года о "непропаганде" ЛГБТ несовершеннолетним, — объясняет она. — Хотя в нашей семье не было никакой "пропаганды" ЛГБТ — мы просто жили, как все люди. Но, чтобы не нарушать закон, мы должны были ежедневно повторять нашим детям, что мы с Талией ненормальные!"
"У нас возникали проблемы с государственными организациями: с садиками, школами, больницами. Со мной как-то отказалась говорить педагог дочери, требуя "настоящего" родителя, — вспоминает Евгения. — А еще я помню изумление на лице дочки, когда меня спросили в лоб: "Вы кто ей?" Сказать "мама" я не могла, потому что они знали Талию. Тогда мы поняли, что пришло время учить дочь врать. И мне было очень больно, когда дочь, помня наши инструкции, называла меня "тетей". И ей тоже было больно, потому что она не понимала, почему она должна говорить неправду — значит, мы делаем что-то плохое? Такое невозможно объяснить маленькому ребенку!"
"Если мы — две ее мамы, мы ее любим, наша семья счастлива, то что здесь не так? Конечно же, она часто забывалась и знакомила своих друзей со своими двумя мамами. Бывало, что потом их родители просили нас объясниться. Нас прошибал холодный пот, этот стресс не прекращался никогда, — рассказывает Евгения. — Моя жена не могла сводить нашего сына на прием к врачу, не могла сдать ему кровь или отвести на вакцинацию — потому что нужно быть законным родителем и показать документы. Мы посещали множество учреждений — и везде была ложь о нашей семье и страх быть раскрытыми".
"Мы не хотим жить и, как он (Хинштейн) сказал, "выпячиваться". Мы хотим элементарных семейных прав, — подчеркивает Евгения. — Это такие права, о которых гетеросексуальные семьи даже не задумываются, что у кого-то их может не быть. Это такие обычные вещи, как право навещать мою супругу в больнице, принимать решения относительно детей, иметь юридически совместно нажитое имущество. Люди даже не понимают, что мы лишены элементарных прав".
Когда осенью 2023 года Верховный суд России признал несуществующее "международное движение ЛГБТ" "экстремистским", Талия и Женя, по их словам, каждый вечер обсуждали, что им удалось прожить ещё один день без доноса.
"Решение Верховного суда России от 30 ноября 2023 года просто опустошило нас. Было такое ощущение, когда тебя предают. Мы не ждали от российского правительства, что оно признает дискриминацию нас, но такого решения не ждали совсем, — рассказывает Евгения. — Как-то теплилась надежда на демократизацию общества, ведь мы все хотим верить в лучшее, иначе как тогда жить? Но когда социальную группу ЛГБТ приравняли к "экстремистской" организации, мы поняли, что они не остановятся".
"Мы знаем, что мы — счастливая и красивая семья. Но то, кто мы для нашей страны, никак не сходится с нашей картинкой семьи. Мы вообще для России не считаемся семьей, — подчеркивает она. — Хотя у нас всё хорошо, все счастливы и любимы. Но в глазах российского законодательства и общества мы — неудачные матери-одиночки. А сейчас еще — экстремисты, террористы и педофилы. При этом государственная пропаганда систематически "капает" в сознания людей различные неприятные и искаженные факты об ЛГБТ-людях. В стране поощряется гомофобия на государственном уровне".
"Это похоже на чей-то бред — и мы не сразу осознали, что это жуткая реальность. Мы просто жили как все нормальные люди. Мы делали те же самые вещи, что и другие люди, мы жили, мы учились, работали, любили, встречались с друзьями, рожали детей, платили налоги, путешествовали. И вдруг нам сказали, что мы преступники", — говорит Евгения.
"До нас доходят истории, где из однополых семей забирают детей по инициативе воспитателей, учителей, соседей, — замечает она. — На моей работе ходили слухи о моей ориентации. Соседи передавали нам слова других соседей о нас. Так мы жили в последние месяцы перед бегством из дома. Каждый вечер, собираясь дома, мы с Талией отмечали тот факт, что мы прожили еще один день и на нас пока не донесли. А пропаганда работала над демонизацией ЛГБТ-людей: из телевизоров гражданам планомерно внушали извращенную версию ЛГБТ-человека, государство поощряло доносы за малейший намек на ЛГБТ".
"Государству дешевле закрыть недееспособного человека в ПНИ, забрав все его имущество и лишив всех прав"
Когда сын Евгении Давид подрос, ему был поставлен диагноз — расстройство аутистического спектра (РАС). Женщина говорит, что это также повлияло на желание семьи уехать из России:
"Мы тратили большую часть нашего дохода на занятия Давида. Это обязательно включало поведенческую терапию, занятия по физическому развитию и сенсорной восприимчивости. Мы быстро поняли, что это стоит очень больших денег и это не вопрос какого-то определенного промежутка времени — эта терапия на всю его жизнь", — рассказывает мать.
"И чем больше мы узнавали государственную систему для детей со специальными потребностями (в России), тем больше нас охватывал ужас, — объясняет Евгения. — Он достиг предела, когда мы погрузились в тему того, как живут в России взрослые люди с нарушениями развития. Мы понимали, что нам никто не поможет и наш сын будет в порядке, лишь пока жива и здорова я. Потом — это интернаты для умственно-отсталых детей, потом ПНИ (психоневрологический интернат). Если вам когда-то приходилось примерять эти перспективы к своим детям, вы понимаете, что мы чувствовали".
"Мы с женой начали обсуждать, что нам нужно будет уехать. Когда-нибудь и куда-нибудь, например, в Финляндию. У нас в России был хороший доход, престижные работы, свой дом, родители. Мы думали, что примерно на пенсии нужно будет уехать ради сына в какую-нибудь страну, где он не будет страдать, — говорит Евгения. — Мы знали, что нашему сыну не светит никакая школа. Ему была закрыта дорога в те классы, куда набирали детей с аутизмом без интеллектуальных нарушений".
"Нашим правителям (в России) не нужны инвалиды, больные, нетрудоспособные граждане. Автократичному государству не интересно развивать в обществе толерантность и учить других уважать права каждого человека. Нашему государству дешевле и проще бросить подачку в виде пенсии, а затем закрыть недееспособного человека в ПНИ, забрав все его имущество и лишив человека всех прав", — замечает мать.
"Мы нуждались в демократической стране, где наша семья была бы легальна"
Евгения рассказывает, что хотя их семья давно думала об эмиграции, им пришлось по сути бежать из России: скорость, с которой нарастали отрицательные изменения в стране, стала для них неожиданностью.
"Мы думали об эмиграции ради нашего сына. Но эмиграция не планировалась сейчас — это были планы из разряда "когда-нибудь и куда-нибудь, — объясняет Евгения. — Мы не хотели думать об этом, для нас это была страшная и непонятная тема. Мы довольно комфортно в финансовом плане жили в России, у нас были маленькие дети. Бросить всё и уехать — я считала, это не про нас, ведь мы уже свили наше гнездо. У меня пожилая мама, у которой больше никого нет. Я просто не могла ее оставить. Наверное, если бы не мама, мы бы бежали раньше. Это был невероятный стресс. Чтобы принять тот факт, что мы собираемся бежать из нашей страны и просить убежище, мне понадобилось время. Это было очень нелегко осознавать".
"Война с Украиной также стала для нас большим ударом. Мой мир перевернулся дважды: аутизм моего сына и война. Для меня люди поделились на черное (кто поддерживает войну) и белое (кто против войны). При этом в "черную" категорию вошли те, кого мы знали много лет, — рассказывает женщина. — Так трудно было понять, почему всё это происходит, у меня было столько вопросов, столько желания объяснить, а потом — разочарование, боль, чувство утраты людей, дома, моей страны!"
"Мы видели, как государственная машина гребет и наказывает несогласных. Но было очень трудно молчать и делать вид, что ничего не происходит, — говорит Евгения. — Я высказывалась, получала угрозы доносов. Таким образом, к началу 2024 года наша жизнь состояла из страха, разочарования и абсолютного непонимания того, как нам жить дальше".
"Когда мы поняли, что надо бежать, первый возникший вопрос был — куда? Мы не интересовались темой эмиграции раньше, и информации об этом у нас было немного больше, чем ноль. Мы определенно нуждались в демократической стране, где наша семья была бы легальна, и которая могла бы дать нам убежище, — вспоминает она. — Поиски информации о том, куда и как люди бегут от репрессий, привели нас к Европе; конкретно — к Германии. Но к началу 2024 года война продолжалась уже почти два года — и Европа была закрыта для нас: правило прямого перелета мы не смогли выполнить. Получилось, что мы физически не могли добраться до стран ЕС".
"Мы знали, что США — одна из лучших стран по социализации инвалидов, по работе с детьми с аутизмом. Примерно в то же время я случайно узнала, что одна наша знакомая семья, где тоже есть ребенок с аутизмом, уехала в США. Мы связались с ними, и они дали нам тонну информации. Так мы узнали о программе CBP One, которая была создана для регистрации просителей убежища в США", — говорит Евгения.
(Программа CBP One была запущена при президенте Джо Байдене и позволила почти миллиону мигрантов, которые собирались пересечь границу США из Мексики, назначить встречу для запроса на законный въезд и пересечение границы. Проситель убежища должен был зарегистрироваться в программе, находясь на территории Мексики, и получить номер электронной очереди. Когда очередь подойдет, ему придет приглашение явиться на американо-мексиканскую границу на определенный КПП в определенные день и время. Трамп, придя к власти, закрыл CBP One через час после вступления в должность президента США. Вскоре его администрация запустила приложение CBP Home, которое предлагает нелегальным мигрантам "самодепортироваться" из страны)
Талия и Евгения выбрали путь в США через Кубу. Они купили тур на Кубу с обратным билетом в Россию, а с Кубы полетели в Мексику транзитом через Панаму.
"Каждый миграционный контроль в каждой стране был стрессом, ведь мы должны были изобразить из себя туристов, а все страны, которые вели к Мексике, считали нас потенциальными мигрантами; впрочем, мы ими и являлись. Мы знаем много примеров пассажиров, которых развернули по прилету в какую-либо транзитную страну. Но нам повезло — мы попали в Мексику с первого раза, — рассказывают женщины. — На тот момент время ожидания очереди в программе CBP One достигало примерно 8-9 месяцев. Это означало, что надо было жить в Мексике столько времени и ждать — финансово это напряженно, месяц проживания в Мексике обходился нашей семье примерно в $2000. При этом не по всей территории Мексики можно было "ловить дату". Нужно ежедневно посылать запрос и находиться в определенных частях Мексики".
В итоге Талии и Евгении повезло: в Мексике они прожили всего два месяца.
"Одна американская адвокатская компания смогла получить для нас разрешение подойти к границе, минуя очередь, по "медицинскому паролю" из-за диагноза сына. Офицер назначил нам встречу на границе через два дня, — рассказывает Евгения. — Но на тот момент наша туристическая виза в Мексику истекла — и мы находились в стране нелегально. Люди, получившие "дату", почти беспрепятственно летели на границу, потому что была договоренность между США и Мексикой о том, что последняя не препятствует передвижению к границе тех, кто получил "дату". У нас же не было такого документа, и мы имели все шансы быть задержанными миграционной полицией Мексики. Но мы решили ехать".
Семью задержали по прилету в приграничный город Тихуана.
"Мексиканские офицеры не верили, что у нас есть приглашение от американской стороны. На наши мольбы ознакомиться со всеми документами офицер бросил их в мусор. Также он не захотел разговаривать с адвокатом, который был у меня на связи по телефону. Он крикнул: "Вы русские, вы врете", — рассказывает Евгения. — Это всё было очень страшно: нас просто не выпускали из места задержания несколько часов".
"Мы не знали, что будет, куда нас отправят. Мы молили их отпустить нас, говорили, что у нас встреча с американским офицером, что у нас ребенок с инвалидностью и поэтому нам дали "медицинский пароль". И следующим утром у нас была назначена встреча с американским офицером. — рассказывает Евгения. — Некоторые работники миграционной службы смотрели наши документы, но нас все равно держали. А потом они посовещались и отпустили нас. Это было невероятное облегчение, от этого стресса мы были просто на грани".
"Выбрали жизнь в самом демократическом штате: важно, чтобы отношение к ЛГБТ-семьям было максимально толерантным"
Американская сторона приняла семью на границе четвертого июля, в День независимости. Евгения говорит, что для нее это теперь знаковая дата.
"Офицеры забрали наши документы, опечатали наши вещи, нас осмотрел доктор, после чего всех нас поместили в одну отдельную камеру. Это была маленькая камера без окон с двумя железными койками, унитазом и раковиной. Там было холодно, свет никогда не выключался. Нам выдали маты и фольгу, чтобы укрываться, принесли питьевую воду и еду, — рассказывает Евгения. — На границе, как правило, людей долго не держат — до одной недели. Далее их либо выпускают в США, либо переводят в тюрьму. Нас всех впустили в США спустя сутки, но это были очень долгие и трудные сутки".
"Дети почти не ели, особенно Давид. Из-за его аутизма он оставался голодным и отказывался от еды, потому что обстановка и еда были непривычными. Каждый раз, когда камера открывалась, чтобы позвать кого-то из нас на интервью, сын подбегал к двери и не понимал, почему он не может выйти. В столовую нужно было идти с руками за спиной — и мы не могли заставить сына это делать, — вспоминает мать. — Но это были обычные правила, а к нам относились очень хорошо. Офицеры приносили сыну в камеру мандарины, потому что он ел только их. Они постоянно спрашивали, как у нас дела. Было очень уважительное отношение".
"Нас выпустили через одни сутки под условно-досрочное освобождение с формой I-94 "пароль", которая дает нам право находиться на территории США ровно один год, а также с часами-трекерами для отслеживания нашего местоположения и для отчетности, — описывает Евгения процедуру. — Мы ходили с ними примерно пару месяцев. Они выглядят, как смарт-часы и не снимаются с руки. С ними можно в душ и в бассейн, но мы были счастливы, когда наконец с нас их сняли! Мы должны были делать на них селфи по запросу нашего иммиграционного офицера; минимум один раз в сутки, максимум — три. Надо постоянно заряжать часы с помощью аккумулятора, а потом заряжать аккумулятор. Если трекер разрядится, офицер об этом узнает и может зафиксировать нарушение. Трекер также отслеживает и передает наше местоположение. Потом с нас их сняли и заменили систему отслеживания на приложение в телефоне — это намного удобнее".
Программа CBP One даже при администрации Байдена не дает статуса беженца или получившего убежища автоматически — она лишь регистрирует людей и дает им возможность легитимно подойти к границе и попросить об убежище. Далее должен состояться суд, где просители убежища должны доказать, что они попадают в одну из пяти групп, которые имеют право на убежище в США, и представить факты их преследования на родине. Сейчас семья Талии и Евгении работает с местным адвокатом: он говорит, что сроки ожидания индивидуального суда в случае Талии и Евгении варьируются от 1 до 10 лет.
"В течение года, пока мы имеем право находиться в США, мы подали в суд заявление на убежище и перешли в другой статус — статус иностранца, ожидающего суда по убежищу. Нам выдали разрешения на работу, номера социального страхования, государственные пособия как малоимущим, — рассказывают женщины. — Также мы пользуемся правом бесплатного обучения в колледже, тянем английский до нужного уровня. В колледже разные программы, мы с Талией планируем изучить примерно те же профессии, чем мы занимались в России, чтобы дальше работать в этом направлении".
"Талия работает на доставке еды. Для устройства на эту работу нужен свой автомобиль, разрешение на работу, местные калифорнийские водительские права. В этом штате много иммигрантов, поэтому есть очереди на открытие аккаунтов. Мы ждали несколько месяцев, — рассказывает Евгения. — На жизнь зарплаты Талии не хватает, она работает неполный день, так как мы ежедневно посещаем колледж. Мы ко всему стараемся относиться с позитивом — и это несложно в такой стране".
"Мы живем в Сан-Диего. Мы выбрали жизнь в самом демократическом штате (Калифорнии), потому что было крайне важно, чтобы отношение к ЛГБТ-семьям было максимально толерантным. Также в нашем штате очень хорошая помощь для людей с инвалидностью, поэтому вопрос выбора штата у нас не возникал, — рассказывает Евгения. — Сан-Диего — очень красивый город, Талия развозит еду и наслаждается видами города. Иногда она сохраняет какие-то локации, где была по работе — и мы потом всей семьей приезжаем туда гулять. Я тоже официально работаю — мне платит штат за уход за нашим сыном по причине его инвалидности".
"Школьное образование в Калифорнии обязательно, это строго контролируется, и все дети — без исключения— идут в школу, нужны лишь документы, подтверждающие адрес проживания, с целью определения школы. Наш сын здесь, как и дочь, пошел в школу на полный день, как и все дети. Это обычная школа, в ней есть специализированный класс. В классе 8 детей и 6 педагогов. Там очень правильно построенная, по современным и доказанным методикам, программа", — рассказывает мать.
"Помимо школы, дети с РАС здесь получают самую главную терапию — АВА-терапию, это поведенческая терапия, которая в России очень дорогостоящая, — поясняет Евгения. — Она такая же и здесь, так как эта терапия задействует много человеческих ресурсов, просто здесь мы за нее не платим. В России мы могли позволить себе занятия АВА-терапией около пяти часов в неделю, здесь же дети получают минимум 15 часов в неделю, максимум — 40 часов, если она будет заменять школу".
"Кроме поведенческой терапии, здесь дети получают очень много разных сервисов: например, бассейн, логопед, музыкальную терапию, иппотерапию, физическое развитие, какие-то программы из Центра изучения аутизма. За все это мы не платим, — подчеркивает Евгения. — У нас с Талией есть возможность работать здесь обеим, тогда как в России я оставила свою работу, чтобы возить сына в различные учреждения на занятия. В России один родитель ребенка с инвалидностью прикован к нему, никто не будет находиться с ним бесплатно, пока этот родитель работает".
Евгения говорит, что "теоретически", семье не должна грозить депортация из США, даже несмотря на решения новой администрации Трампа.
"Мы подали заявление на убежище — и нас нельзя депортировать без рассмотрения нашего кейса. Суд должен выслушать нас, нашего адвоката и вынести решение, — подчеркивает она. — Мы ждем назначения даты индивидуального слушания и рассчитываем на положительное решение. Надеемся на то, что новая администрация президента если не упростит жизнь мигрантам, то хотя бы прекратит ее усложнять. Но в целом обстановка напряженная: мы слышим о рейдах (против незаконных мигрантов), о задержаниях и о массовых депортациях. Мы носим с собой документы, подтверждающие наш статус, и номера телефонов адвокатов".
На вопрос, что женщин и их детей удивило в Америке, Евгения задумывается:
"Удивляют люди, мы к такому не привыкли. Они такие доброжелательные, каждый день, со всеми. Быть грубым, демонстрировать плохое настроение — это неприлично. В итоге все заряжены позитивом и хорошим настроением. Жить в таком обществе после России, где норма — грубость, это настоящее волшебство, — говорит она. — Это замечательная страна. Мы нашли здесь спасение: безопасность, отсутствие преследования нас со стороны государства как семьи, соблюдение прав личности, помощь и достойную жизнь для людей с инвалидностью. У нас до сих пор просто нет слов, как мы благодарны этой стране и этому штату за такую большую и всеобъемлющую помощь, за возможность мягко интегрироваться в общество".
Полностью интервью с Евгенией и Талией опубликовано на сайте Идель.Реалии.
