Из сектора Газа по израильским городам продолжают лететь ракеты. 11 октября обстреляли город Ашкелон, там разрушена местная больница, известно о 12 пострадавших. Сирена может зазвучать в любой момент, и люди должны бежать в укрытия, где бы ни находились. Те, кто едет в автомобилях, останавливаются, выходят из машин и, прикрыв головы, ложатся на землю.
Прямо в дороге пришлось прятаться от возможного прилета снарядов и жительнице Ашкелона Татьяне Александровой. В эфире Настоящего Времени она рассказала о ситуации в городе.
– Какая обстановка сейчас? Вы сейчас в безопасности?
– Да, сейчас у нас уже все хорошо. Часов восемь точно не было обстрелов, поэтому да, мы в порядке.
– Как прошла предыдущая ночь?
– Две ночи подряд мы спим. Это хорошо. Ночью все спокойно. По утрам мы даже делаем вылазки в магазин. Если кому-то куда-то надо, то мы поняли уже, что утро – это наиболее безопасное время для того, чтобы дойти до магазина и закупиться тем, что отсутствует в холодильнике. А потом дальше все непредсказуемо. Вчера началось днем и не прекращалось до вечера, поэтому… По-разному.
– Как в эти дни лично вы и жители Ашкелона организуете свой быт? Обстрелы ведь не прекращаются, школы, детские сады не работают, работать при этом вам самим надо. Как вы справляетесь?
– Я могу говорить только за себя и свою семью. Я думаю, что все справляются с трудом, потому что школы и детские сады действительно не работают. У меня, к счастью, ребенок уже достаточно взрослый, 17 лет. Его школа в Иерусалиме, поэтому буквально на третий день было организовано дистанционное обучение.
Сын живет в мамаде – это армированная комната из специального бетона. Мы к нему периодически прибегаем, когда звучит сирена, нарушая его личное пространство. Поэтому мой ребенок учится дистанционно.
Подозреваю, что большинство школ тоже перешли на "дистанционку". Конечно, у тех, у кого дети маленькие, у кого детский сад, это, наверное, очень большая проблема, потому что с работой это не совместить.
Муж работает на предприятии, которое получило свидетельство о том, что оно стратегическое – это все, что касается пищевой промышленности. Поэтому он работает без перерывов. И поскольку не все смогли по тем или иным причинам выйти на работу, люди работают в две смены.
Я частный предприниматель, я работаю дистанционно, из дома и периодически прерываюсь на переход в мамад, в убежище.
– Давно ли вы живете в Ашкелоне и помогает ли опыт предыдущих обстрелов сейчас? Все ли в вашей семье знают, как вести себя в таких ситуациях?
– То, что происходит сейчас, не происходило никогда. Это говорят и те, кто здесь живет очень давно, и те, кто переехал сюда в последние годы.
Я приехала сюда всего полгода назад, до этого сюда переехала моя семья – муж и сын. Сразу после начала войны в Украине они приехали в Израиль, я присоединилась к ним через год. Но пока мы приезжали в Израиль, с момента репатриации мы заставали обстрелы раза три, наверное. К этому невозможно привыкнуть, но ты понимаешь уже какой-то алгоритм действий. Но привыкнуть к этому все равно невозможно.
Но то, что происходит сейчас, не похоже на то, что было раньше, – это непрерывная, бесконечная и достаточно жестокая абы куда пальба с единственной целью – попасть и истребить как можно больше жителей.
– Не было у вас мысли уехать из Ашкелона хотя бы на время?
– Нет, мысли не было. Мы обсуждали, конечно, это в семье, здесь достаточно много родных, в том числе и те люди, которые вынуждены были бежать из оккупированного Херсона, на тот момент оккупированного. В том числе с ними мы обсуждали модель поведения. Они точно знают, как переживать подобные истории.
Подобные истории легче переживать, когда: а) ты находишься в комфортной привычной обстановке; б) в кругу своих, это всегда помогает, родные стены помогают.
Не то чтобы речь идет о каком-то дезертирстве, но, в принципе, вся атмосфера, которая сейчас в Израиле, – и это не фатализм, а невероятное доверие, которое ты испытываешь к стране, к силам обороны, к "Железному куполу". Мы понимаем, что он не справляется просто потому, что такого объема никогда не было. Мы, конечно, в шоке, но это вот ощущение, что мы все вместе.