Во время атаки на Израиль 7 октября боевикам группировки ХАМАС удалось ненадолго захватить две военные базы израильской армии: одна из них была расположена рядом с кибуцем Реим, где на музыкальном фестивале бойцы ХАМАС убили более 260 человек, вторая база находилась в 13 километрах севернее, рядом с кибуцем Нахаль Оз (в нем террористы также убили десятки мирных жителей).
Число взятых ХАМАС в заложники и увезенных в Газу мирных жителей и израильских военных составляет более 100 человек. Группировка заявила, что не будет вести переговоры об их освобождении до прекращения боевых действий, и распространила кадры убийства двух захваченных израильтян, верифицировать которые невозможно. Известно, что среди заложников есть десятки иностранных граждан, а также лиц с двумя гражданствами.
19-летняя капрал Карина Ариев в день нападения находилась на военной базе в Нахаль Оз. Утром 7 октября она сообщила о вторжении старшей сестре Александре. После этого связь прервалась, а через некоторое время родные увидели Карину на видео, опубликованном ХАМАС: в кузове пикапа, связанной, с двумя другими девушками, в Газе.
Александра и ее родители общаются с родственниками других заложников. Вместе им удалось воссоздать приблизительную картину того, что происходило на военной базе в Нахаль Оз в то утро. Об этом она рассказала в интервью русской службе Радио Свобода.
"У них не было возможности защитить себя"
– Последний звонок от Карины был в субботу, 7 октября, в 7 часов утра. Она позвонила попрощаться с нами и сказала, что террористы захватили помещение, где она находилась. Мы слышали через телефон, что там стреляют, что все кричат, все в панике. Их захватили, у них вообще не было возможности защитить себя, они просто звонили семьям и прощались.
– Она была там на срочной службе или на военных сборах?
– Она там служит. 23 октября должен исполниться год, как она в армии. Это была ее база, она приезжала туда каждые две недели где-то на 15 дней, там они служили, у них были смены, они там работали.
– Карина стала первой, кто рассказал вам о происходящем, или вы уже знали о событиях на юге, которые произошли в то утро?
– Нет, никто не знал. Мы все спали. Я думаю, весь Израиль спал. Это было очень-очень рано. Может быть, только юг знал, потому что его обстреливали, но мы здесь, в Иерусалиме, в городах севернее, не слышали.
– Вы пытались узнать какую-то информацию о вашей сестре уже после этого звонка? Как вы в итоге выяснили, что она жива и в плену?
– Контакт с ней пропал в 7:40 утра. Мои родители сразу обратились в полицию, потому что они не знали, как найти кого-то из армии. Потом я уже пыталась в интернете найти какие-то номера. Мы звонили, мы писали. Я создала группу в ватсапе для всех семей, которые я могла найти как-то, тех девочек, которые служили с ней на базе. Они были самые первые, кто пострадал, и мы до сих пор не знаем, что с ними.
Мы сдавали образцы ДНК, потому что тех, у кого пропал ребенок, попросили их сдать, чтобы при необходимости опознать пропавшего. После этого мы просто сидели дома и ждали. И тогда мы увидели в телеграм-канале видео из арабских соцсетей и узнали на нем мою сестру Карину. Мы опять поехали в полицию, попытались созвониться с армией, сказали, что мы ее опознали.
После этого, спустя где-то 40 часов, к нам пришли офицеры из армии и объявили, что благодаря пробам ДНК, которые не совпадают, и еще как-то они знают, что она больше не находится на территории Израиля и, наверное, в плену у какой-то террористической организации.
Мы не знаем, жива ли она. На видео в телеграме мы видели, что она жива, у нее кровь на лице, она там кричит, она двигается. И только поэтому мы еще как-то надеемся, что она жива. Но мы не знаем, что они с ними там делают.
– Вы показывали это видео полиции или представителям армии?
– Конечно. Мы ходили с этим видео куда только могли, чтобы сказать, что это она. Мы посылаем это видео в СМИ, мы его распространяем, чтобы как-то поднять организации, которые могут нам помочь и узнать, жива ли она и другие пленные.
– Сколько человек погибло на базе, где была ваша сестра?
– Нам это неизвестно, потому что они там меняются, люди приезжают и уезжают. Это была суббота, в Израиле это день, когда люди уезжают из армии домой, но там было много людей. Мы точно знаем, что убитых больше, чем живых. Когда туда пришла наша армия, когда они освободили базу от террористов, там все было… они сожгли там все, и тела невозможно было опознать, только по ДНК и по зубам.
"Базы недостаточно оборудованы, у девочек не было оружия"
– Почему, как вы думаете, боевики ХАМАС смогли с относительной легкостью захватить эту и еще одну израильскую военную базу и взять заложников?
– Во-первых, эти базы недостаточно оборудованы, хотя находятся рядом с Газой, менее чем в километре от нее. Террористы ХАМАС просто зашли. На базах не было достаточно людей и боевых сил, которые были вооружены и могли как-то постоять за себя. У девочек, которые там были, нет оружия. Там большинство людей без него.
Когда сестра с нами разговаривала, она сказала, что они в бомбоубежище, потому что идет бомбежка. И в это же бомбоубежище террористы закинули гранату, после этого, наверное, их оттуда уже забрали. С ними были две девочки, которые смогли как-то добыть оружие, но они не так квалифицированы, как мальчики, к сожалению, потому что это не боевые войска.
– Мальчики были с оружием?
– Да, конечно, но их просто было мало. Было очень мало людей на смене, вы знаете, они меняются, каждый раз – это пара человек. Многих просто поймали неготовыми. Тех, кто был с оружием, просто расстреляли, чтобы они не могли защитить себя и других, и забрали тех, кто не мог ничего сделать.
– Ваша сестра почти год провела на этой базе. Она делилась какими-то опасениями по поводу того, что база недостаточно защищена?
– Конечно. Мы знаем это, потому что и сами туда приезжали. Мы, конечно, не можем зайти внутрь, но мы были рядом, привозили ей еду. Иногда сидели вместе, если у нее была пара минут. Мы видели это своими глазами. Она даже привозила с собой туда воду и еду, потому что условия для солдат там были просто ужасные.
Уже где-то три месяца они говорила: "Вы не понимаете, что там происходит". Она нам не могла сказать, что происходит, но она сказала: "Вы не понимаете. Наверное, будет война. Вы не знаете, что мы видим здесь, никто об этом не говорит, но будьте готовы".
Она повторяла это бесконечно, и мы думали, что наша армия сильная, что наше правительство сильное, что все знают, что все работают и слышат. И если будут какие-то новости, что кто-то собирается напасть, мы будем охранять, как-то защищать тех солдат, которые там и в других местах. Сейчас мы просто разочарованы. Она нам бесконечно это говорила, и это больно.
– Казалось бы, серьезных инцидентов на границе с Газой не было сравнительно давно.
– Ее служба в числе прочего – смотреть по мониторам границу, она связана с боевыми войсками, она с ними контактирует. Часто [к границе] приходят террористы, поджигают колеса, кричат, пытаются войти. Туда сразу посылают боевые войска, они это как-то могут остановить. Но в этот раз мы не знаем, что произошло. Видели они или не видели? Это было так быстро, и их было так много, что они не смогли с этим разобраться.
"Мы хотим давить на всех в мире, кто может говорить с ХАМАС"
– Что вы и другие родственники похищенных делаете сейчас, чтобы выяснить, где находятся ваши родные?
– Пытаемся выяснить, с кем мы можем контактировать. Пытаемся как-то понять, какие гуманитарные организации могут войти туда и узнать, кто там находится, чтобы, если и когда будут переговоры, мы знали.
– С вами остаются на связи, пытаются информировать вас о том, что делается для того, чтобы установить их местоположение, возможно, о каких-то перспективах переговоров, обменов и так далее?
– Нет, пока что мы ничего не знаем, с нами не контактируют ни лично, ни в прессе. Единственное, что говорит правительство, – это то, что идет война. Пока последнее, что их волнует, – это те люди, которые находятся там, потому что им надо что-то сделать, чтобы прекратить все нападения.
Мы просто хотим давить на них, на всех в мире, кто может как-то переговорить с ХАМАС и с другими террористическими организациями, чтобы они дали хоть что-то, чтобы мы знали, кто там, как они, что можно сделать, будут ли они что-то делать, когда, что делается сейчас. На все эти вопросы у них нет ответов, и ни у кого нет. Все семьи говорят, что они просто сидят напротив телевизора и никто с ними не говорит, никто не общается, они не знают, что делать и к кому обратиться.
– Затронула ли эта война других ваших родственников или друзей?
– Да, потому что у нашей семьи есть родственники, которые живут на юге. Они до сих пор там, сидят дома. Их не забрали в плен, они невредимы, но они сидят дома в своем маленьком городке и не выходят. Мы не знаем, что делать, как их вообще переместить оттуда.
– ХАМАС заявил, что будет убивать заложников в случае продолжения авиаударов по Газе. Это крайне сложный и болезненный вопрос, и вам в вашей ситуации сложно дать на него ответ. Но вы лично хотели бы остановки военных действий на нынешнем этапе ради освобождения пленных и заложников?
– Я отвечу, конечно, от сердца, а не исходя из логики. Да, мы думаем, что надо остановиться и отпустить оттуда пленных. Если это невозможно, если я сейчас включу логику вместе с эмоциями, это можно делать как-то параллельно. Можно и вести переговоры, и подтвердить, живы ли они, и вместе с этим атаковать, бомбить, заходить туда. Может быть, солдаты, которые смогут зайти в Газу, освободят наших пленных. Мы не знаем, думает ли кто-то о такой возможности
– Чувствуется ли возросшая напряженность в Иерусалиме, где вы живете? Сообщалось о ракетных ударах по городу, правда, они пришлись в основном на арабские районы.
– У нас было не как на юге, но тоже были обстрелы. Мы тоже спускались в бомбоубежище. Пока, да, мы чувствуем. Многие магазины закрыты, работают только больницы, супермаркеты. Люди сидят дома, много людей хотят получить разрешение на оружие. Мы здесь, в Иерусалиме, как и во многих местах в Израиле, окружены арабскими поселениями, и в такой тяжелый момент это очень страшно – разъезжать по городу, ходить. Все очень напряженно, люди боятся.
– Сейчас вопрос, который многих волнует, – начнет ли Израиль наземную операцию в секторе Газа. Как, по-вашему, в целом настроено общество: начать ее, или нет?
– Многие опасаются этого, в первую очередь те, у кого там близкие, как и моя сестра. Мы не знаем, есть ли точки, о которых известно, что там находятся пленные. Если мы будем там вести какие-то операции, мы не знаем, не можем ли мы навредить сами себе. Это наш страх.
В первую очередь мы хотим, чтобы они вернулись целыми и невредимыми. И если надо просто не действовать и сначала вести переговоры, мы этого ждем, мы попросим этого у правительства и сделаем для этого все.
