Российский художник Николай Полисский, создатель арт-проекта "Пламенеющая готика", был вынужден оправдываться после того, как его проект обвинили в кощунстве. На Масленицу, которая в России отмечалась в минувшие выходные, жители села Никола-Ленивец в Калужской области (именно там Полисский обычно выставляет свои проекты в арт-деревне) построили по его идее огромный макет здания из веток и мусора высотой около 30 метров и подожгли его.
Полисский объяснил, что главное в Масленице – мистический огонь. "Для меня его значение такое: в костре перед постом сжигают злое и скопившееся за год, все, от чего хотят избавиться в новом году". А название "пламенеющая готика" – просто "буквальное прочтение" известного архитектурного термина (в этом стиле в XV веке строили здания во Франции, Испании и Португалии, а позже в Англии – НВ).
Однако некоторые пользователи Сети и представители духовенства увидели в сожженном Полисским здании храм и обвинили художника в кощунстве. Депутат Госдумы Виталий Милонов в интервью радиостанции "Говорит Москва" назвал организаторов праздника "дьявольскими отпрысками", а сожжение арт-объекта – экстремизмом.
В интервью Настоящему Времени Полисский рассказал, что ничего культового в его постройке не было и том, что зачастую недостаточное художественное просвещение выливается в регулярное оскорбление чувств.
— Надо сказать, что, в общем, это достаточно невесело, это достаточно тяжелая работа, к которой я совсем не готов и, собственно говоря, никогда себя к этому не готовил. Я тихий художник, абсолютно позитивный и вроде такого провокатора никогда из себя не видел.
— Эта реакция, на ваш взгляд, она связана с недостаточным художественным образованием, потому что люди, условно говоря, не очень представляют себе, что пламенеющая готика – это в принципе направление в искусстве 15 века?
— Ну, конечно, я даже рад, что мы что-то объясняем, и теперь люди, в общем, узнали, что такое "пламенеющая готика", что костер от костела отличается. Мне кажется, что люди действительно как-то должны внимательнее, собственно говоря, следить за своими словами, обвиняя кого-то. Потому что так немножко запахло инквизицией, на мой взгляд.
— Манера оскорбляться на какие-то художественные высказывания, которые тем или иным образом касаются чего-то более-менее сакрального, – это в принципе такое явление последних лет. Вы будете стараться вообще не прикасаться к таким темам, которые наше оскорбляемое общество могут каким-то образом задеть?
— Сейчас я не могу вам это сказать, потому что, конечно, у меня есть команда, которую я не хотел бы подставлять. Но мне кажется, я работаю в настолько открытом общественном пространстве и нахожусь под бдительным контролем самого, собственно говоря, титульного народа, который делает эти произведения вместе со мной, что мне-то, в общем, особенно бояться нечего. То есть у меня все открыто, я нахожусь на виду у всех людей, все могут приехать и посмотреть, что мы делаем, что мы готовим.
Я боюсь только одного – что как при советской власти художнику запретят, собственно говоря, работать в таком виде и опять загонят куда-то всех нас в какой-нибудь Союз художников. Это единственный страх. Потому что я уже привык к этой абсолютной свободе и никого не хотел обижать. Поэтому это и есть моя цензура. То есть я по природе своей гуманист и считаю, что я несу доброе, вечное сею и никого не обижаю, и это моя цензура.
КОММЕНТАРИИ