О том, что сейчас из себя представляет российская тюремная система, обозреватель Настоящего Времени Кирилл Михайлов спросил у известной российской правозащитницы, основательницы движения "Русь Сидящая" Ольги Романовой.

— Тюрьма – это слишком дорогое удовольствие для того, чтобы из плохих людей сделать людей еще худших. Собственно, русская тюрьма – это как раз она и есть, это очень дорогая машина, которая из плохих парней производит парней чудовищных. Более того, вы прекрасно понимаете, прекрасно видите, прекрасно все это ощущаете, что Россия стала страной, которая экспортирует, в общем, две важные вещи – нефть и газ, собственно, углеводороды и преступность.

Посмотрите на состав европейских тюрем – это русскоязычные граждане. Совсем недавно это еще было не так, никто еще 5 лет назад из Скандинавии библиотекари тюремные не просили нас присылать фильмы и книжки на русском языке, а сейчас это необходимость.

Знаете, есть такой показатель эффективности работы тюрьмы – процент рецидива. Он по-разному везде считается, но в России один из самых высоких процентов – 83% рецидива. Это брак.

— Это чудовищная цифра.

— Это чудовищно. Кстати сказать, любопытно, что мы здесь очень похожи с США. В США тоже не самая лучшая пенитенциарная система, в США самый большой уровень отношения количества сидящих людей на 100 тысяч населения, в США больше 600, у нас – почти 500. То есть мы тут очень близкие люди. Есть еще Китай, там закрыта статистика. То есть мы ощущаем кожей, что там тоже не очень здорово, но не можем оперировать цифрами. И жесткость наказания, жесткость тюремной системы провоцирует рост преступности.

В странах, где идет декриминализация уголовного права, где идет гуманизация условий содержания, где стараются людей выпускать условно-досрочно или под любой другой надзор, там рецидив, особенно в этих категориях, то есть людям, которым доверяют, но проверяют очень сильно, человек знает, что он в любую секунду загремит уже серьезно, там процент рецидива падает. То есть, как ни странно, эта наша любимая достоевщина, она работает. Чем ты лучше к человеку относишься, тем он больше склонен отвечать тебе тем же.

— Прогноз на непростой политический год предвыборный, учитывая специфику твоего взгляда на вещи, связанные с твоей общественной правозащитной работой, следственные изоляторы и тюрьмы наполнятся?

— Я думаю, что все-таки будет происходить как обычно разнонаправленное броуновское движение, но с двумя очень серьезными векторами. Один вектор будет говорить нам примерно следующее: дорогое начальство, дорогой Владимир Владимирович, вы же видите, эти гады выходят на улицу, хулиганы, их сажать же надо, это что же делается. Это с одной стороны. С другой стороны, будет усиливаться вектор, я уже год принимаю в нем участие, я бы так сказала, либерально-кудринский вектор, который реально будет двигать пакет реформ, во главе которых тюремная реформа. Не потому что мы все такие гуманисты, особенно в правительстве, а потому что это вещь популярная, с тюрьмой связаны очень многие семьи в России, Россия – страна тюремной культуры, потому что Владимирский централ и ветер какой?

— Да, то, что было субкультурой, стало просто частью культуры.

— Совершенно верно. И если уж президент ботает на фене, то понятно, что тут объяснять. То есть популярная вещь – тюремная реформа, надо будет тюрьмой заниматься, это во-первых. Во-вторых, это очень дорогое удовольствие, это шестой бюджет ведомств. Плюс ко всему, это силовики, которых никому не жалко.

— Так называемые нищие силовики.

— Которых можно отдать в гражданку. Если ты не хочешь реформировать ФСБ или Министерство обороны, или судебную систему, или ментов, то этих вот никому не будет жалко, некому будет заступиться.