Федеральное бюро расследований США предъявило обвинение в работе на российские спецслужбы Номме Зарубиной. Она родилась в Сибири, училась в Москве, в последние годы живет в Америке. О предъявленных ей в Америке обвинениях пишут сообщество Russian America for Democracy in Russia и живущий в Америке юрист Игорь Слабых.
По версии ФБР, в 2020 году Зарубина была завербована ФСБ, получила кодовое имя "Алиса", по заданию российских спецслужб она развивала сеть контактов среди журналистов и различных экспертов. С этой целью она посещала дискуссионные форумы экспертов, журналистов и активистов в Европе и США.
Оппозиционер Леонид Волков отмечает, что видел Зарубину на встрече со своими сторонниками в январе 2023 года в Вашингтоне.
В деле Зарубиной фигурирует Елена Бренсон, которую в 2022 году власти США обвинили в нелегальной работе на спецслужбы России.
На время следствия Зарубину, по сообщениям Russian America for Democracy in Russia, отпустили под залог в 25 тысяч долларов. Ей запретили выезжать за пределы Нью-Йорка, отобрали паспорт и ограничили в контактах с российскими официальными лицами.
В разговоре с журналистом Сибирь.Реалий Зарубина отрицает работу на ФСБ в качестве агента под именем "Алиса", но не отрицает, что на протяжении нескольких лет контактировала как с российскими, так и с американскими спецслужбами.
– Какие точно обвинения вам сейчас предъявлены?
– ФБР каких-то серьезных обвинений мне не выдвигают. Я их знаю четыре года поэтому тут, в принципе, просто у нас будет суд, что-то на суде решится, и как бы всё будет как надо, то есть по регламенту. То есть система работает. Это, на самом деле, меня не так пугает, как волна вот этого хейта, который сейчас поднялся в русскоязычном сегменте. Либо меня найдут русские спецслужбы и прибьют теперь, либо люди, которые начитались Волкова...
– Но вы не отрицаете свои контакты с российскими спецслужбами. Когда случился первый контакт?
– В общем, у меня первая магистратура вообще закончена в РАНХИКС, это Академия Президента в Москве. Я делала магистратуру с военными, то есть я непосредственно училась с военными. То есть это все-все-все органы там от полиции до самых центральных управлений там. У нас тема была национальная безопасность России. Тема была интересна мне всегда.
Я закончила магистратуру. Естественно, что я немного узнала, как работает система изнутри. Написала какую-то работу про экономике, более-менее отвлечённую, ничего серьёзного. И после этого я уехала в США. Никто меня в США не отправлял специально. Я просто уехала как турист, потом сделала студенческую визитку. Всё легально абсолютно.
До войны я, так как у меня родители живут в Томске, я туда часто ездила. А последний раз в России я была в марте 22-го года. То есть спустя месяц, практически после войны, я забрала оттуда ребёнка, который был с бабушкой, и больше я в Россию не приезжала официально.
А в конце 20-го года, когда я приехала в Россию, мне позвонили русские службы и сказали, что надо явиться как бы навстречу. Это не предложение, это НАДО явиться. И я, собственно, явилась, это в университете было. Разговор был очень долгий, просили рассказать, чем я занимаюсь, про свое детство, про свою семью, про свою личную жизнь, ну вообще как бы в целом.
Идея у них была такая, чтобы оставаться со мной на связи по каким-то их внутренним причинам. Как потом выяснилось, они год за мной наблюдали. Писали мне, иногда с угрозами писали, потому что, в принципе, они так работают, мол, мы все видим, мы как бы, ну, следим, даже там, будучи в Нью-Йорке.
– Писали вам в Америку уже?
– Да и вот, и в конце, как раз перед войной, мне задали вопрос, что я думаю по поводу Донбасса. Я сказала, что это неприемлемо, что это абсолютно то, что что случилось в 2014 году, я и тогда так думала, и сейчас так думаю, что это была, конечно, уже военная операция как бы против Украины. Я сказала, что мне эта тема однозначно понятна, я против Кремля, то есть как бы для меня это было преступление политическое.
Вот и сказали, ты так думаешь, и сказали, что надо пройти мне детектор лжи, если я хочу дальше путешествовать в Россию. То есть для них было непонятно, что я за человек, потому что я и в Вашингтон ездила постоянно, и в Москве была, и в Томске была. Но за мной действительно следили, выходили на связь разные люди под видом журналистов, под видом каких-то друзей случайных, бог его знает, кого еще.
И в 21-м году в апреле я сама написала в ФБР сообщение, у меня был телефон, вот, и я написала сообщение, что я хочу поговорить, и у меня началось как бы это вот с 21-го года до 24-го я была на связи с американцами, вот, примерно раз в полгода. Но я по частям им рассказывала, потому что на тот момент боялась, что может быть, что они могут меня арестовать или ещё что-то.
– А зачем вы сами обратились в ФБР?
– Я поняла, что за мной следят. И я к этому связалась с американцами, и мы потихонечку встречались, обсуждали людей, которых я знаю, там, мысли какие-то, мы про Украину много говорили.
Ну, то есть, я знаю этих людей, которые меня арестовали, я знаю их четыре года. И я думала, что у нас с ними очень хорошее отношение, я как бы помогаю им. Но решение (о моем аресте) было принято вот в 2024 году. Я сама приехала на встречу, как обычно, в ФБР, вот, чтобы обсудить там, некоторые вещи с ними.
И я не думала, что меня арестуют. То есть я сама приехала на своей машине в 8 утра. В целом я спокойно отреагировала на арест.
Но проблема-то в том, что если сейчас обнаружится, что я постоянно была с ними на связи, а это, скорее всего, уже обнаружилось, то получается, что русская сторона сейчас начнет меня наказывать, охотиться за мной, потому что, ну, это преступление большого порядка.
Это не уровень ложных показаний, а уровень измены Родине. И в Нью-Йорке для меня тоже небезопасно, конечно, находиться.
Теперь я получаю просто в одну минуту несколько сообщений. И украинцы пишут, и русские. Кто-то меня поддерживает, потому что верит мне. Кто-то пишет, что всё, капец, тебе тюрьма, и вообще полный тебе капец придёт.
– Вы сейчас работаете где-то, на что вы жили в Америке?
– Нет, сейчас очень всё плохо с работой вообще. Из-за того, что у меня ребёнок, нам помогает его папа. До этого я в ООН опять-таки волонтёрствовала. Денег у меня сейчас вообще нет. Просто фактически у нас нет денег. У нас есть еда дома. Я в поиске работы, но судя по последним новостям, я не знаю, как эмоционально я сейчас смогу куда-то выйти, говорить с людьми, когда в голове у меня вот эта судебная история.
– Но пишут, что Вас отпустили под залог в 25 тысяч долларов.
– Да, но мы не заплатили залог. Мы просто... Это на бумаге мы её, как бы, указали, что в случае, если я пропаду или нарушу условия, то нам придётся выплатить. Ну, гарант у меня, как бы, другой человек. Не я, естественно, это третье лицо. Вот. Он обязуется выплатить этот залог. Вот. Но это в случае нарушения. У меня подписка о невыезде то есть я я подписала бумаги, по которым у меня подписка о невыезде и запрет на общение с иностранными государственными лицами. То есть это непосредственно там консульство, посольство, government. Я могу общаться с журналистами, пожалуйста. Но если человек работает в Раде или в Госдуме, то есть такие вот посты, мне с ними нельзя разговаривать. Поэтому это сложно, если я должна каждого гуглить сейчас, я же не помню, кто там где работает.
– Вам дали государственного адвоката? И что адвокат сказал?
– Пока ничего конкретного. Он сказал, что нужно ждать слушаний — это когда FBI придёт в суд, и они положат на стол доказательства, которые у них есть. Мы не знаем, что это за доказательства.
Скорее всего, это будет информация, которую я сама им предоставила за эти 4 года. Я просто не думала, что они захотят это использовать против меня.
— Вам никаких сроков не назвали? Когда будет суд?
— Доказательства они должны представить в конце этого года либо в начале следующего. А суд может быть в течение 25-го года. То есть это 6 месяцев, 8. Кто знает. Но больше всего я боюсь вот этого хейта, понимаете? Я живу в русскоязычном городе. И получается, что люди могут по-разному прочитать эту информацию, по-разному подумать, и безопасность хромает у меня лично, то есть меня защитить некому.
— Я хочу уточнить, вы с русскими спецслужбами после начала войны общались?
— У нас была коммуникация. Но я никогда не выполняла каких-то там задач, поручений. Они в принципе их и не давали. Они просто смотрели на меня, как на человека.
— То есть они вам письма писали и после начала войны в Америку?
— Да, писали... Вот в мессенджере раз в три месяца что-то "булькало", типа, ты там жива, не жива? Как дела? Что думаешь вообще? Типа дружеской переписки такой. Но об этой коммуникации я рассказывала американцам. Это не было секретом. Но может, у них задача сейчас меня выдавить из страны, от греха подальше.
— Вы опасаетесь, что вас депортируют?
— У меня ребёнок американка... Чтобы меня выслать нужны очень весомые обстоятельства. За дачу ложных показаний, депортации, это я такого не слышала.
