В пражском Музее Лего среди прочих чудес конструкторского вдохновения представлен собранный из маленьких лего-кирпичиков собор Василия Блаженного. С некоторых пор инсталляцию сопровождает объявление – на чешском, английском и украинском: «Мы не поддерживаем войну в Украине. Это просто выставка». Судя по карте, на которой посетители могут сами сложить свои флажки, сюда приходят люди со всего света, и ни один не походил на того, кто мог бы затребовать очередную расправу над создателями Блаженного. Но музейщики – люди опытные, и опыт, вероятно, скверный, потому спасительный компромисс по нынешним временам выглядит именно так…
Нормы нет, утверждают психологи, и этот медицинский факт войной только усугубился. А если нет нормы, то сверять себя с реальностью приходится по стереотипам. Стереотипы образуются на глазах, как сосульки из стекающего с крыш снега.
Группа украинских и российских интеллектуалов выступила против открытия сезона в La Scala оперой «Борис Годунов», назвав это соучастием в преступлении. Премьера тем не менее состоялась, более того, одним из ее почетных гостей стала Урсула фон дер Ляйен. Председатель Еврокомиссии рассказала о любви к русской музыке, и ее восторженно процитировали федеральные российские телеканалы и информационные агентства. А исполнитель заглавной партии Ильдар Абдразаков не без некоторой многозначительности пояснил: конечно, о чем же мы поем – конечно же, о политике?
Кто-то скажет, что все смешалось, и будет неправ. В физике это называется интерференцией – наложением волн. Когда речь идет о звуке или свете, эффект получается причудливым.
Протестовавшие в Милане, надо полагать, знают о невиновности Мусоргского ничуть не хуже, чем пражские музейщики о возрасте собора Василия Блаженного. Эти люди, я уверен, в курсе, что «Борис Годунов» – это даже не израильский кейс Вагнера, который по крайней мере, говорят, был порядочным антисемитом. Но обе истории, миланская и пражская, и много-много других похожих историй складываются в одну композицию, которая и является оптическим обманом.
Сейчас уже не установить, кто первым сказал про «хороших русских». Возможно, этот человек не смог привыкнуть к гулу авиабомб, к которому нельзя привыкнуть, или потерял кого-то близкого
Сейчас уже не установить, кто первым сказал про «хороших русских». Возможно, этот человек не смог привыкнуть к гулу авиабомб, к которому нельзя привыкнуть, или потерял кого-то близкого. Еще он мог желчно отозваться про «хорошего русского» в том знаменитом контексте, который приписывают генералу Шеридану, герою американской Гражданской войны, занявшемуся после нее истреблением индейцев. Еще «хороший русский» может восходить и к «Хорошему немцу» Содерберга, и этот контекст, не противореча шеридановскому, насмешлив, хотя некоторые сограждане были готовы претендовать на этот статус всерьез и даже всерьез обсуждали соответствующие паспорта.
В общем наложение волн. Но в нашем случае их полезно разделить.
Обсуждение украинских реакций на войну с их, скажем так, неизбирательностью - почти табу. Но прежде об ответственности Пушкина за происходящее звучало хоть в какой-то степени полемично. Полемика еще утихла, но изменилась тональность: то, что было за гранью фола, теперь легализовано. Обороты речи в отношении всего русского вообще, вполне обиходные, но все-таки считавшиеся прежде не комильфо, теперь в порядке вещей. И дело не просто в изменившихся нравах. Важнее, что теперь можно не бояться никого обидеть. Друзья, конечно, остались. Но они поймут…
Конечно, Пушкин в этом подтексте – не онегинская строфа и даже не про обломки самовластья. Пушкин здесь – это бесконечный монумент дружбе народов и прочему «навеки вместе». Пушкин – это все тот же Ильич на каждой площади, перевранный Богдан Хмельницкий и пионеры-герои. Примерно то же с русским языком, на котором его защитники зачастую изъясняются не более успешно, чем способны вспомнить первые строки «Памятника».
Все понятно. Но при чем тут, скажем, Высоцкий? Из него уж точно никто не делал символ нашего единения. Или Чайковский, имя которого даже сегодня отказывается убирать из своего названия киевская консерватория, вызывая этим самым возмущение министра культуры? «Вопрос даже не в том, чье имя должно носить это заведение, – объясняет он, – это вопрос к маркерам, как мы маркируем свои образовательные и культурные пространства».
Но на дворе война, причем такая, что с ее началом никто, как мы помним, не надеялся, что страна продержится дольше недели. Неимоверное усилие, которое требуется, чтобы пережить и не сломаться, не усомниться и сдаться, не дозируется
Понятно, это говорит чиновник. Но кому нужен чиновник, будь то министр культуры или председатель футбольной федерации, который не чувствует партийной линии, хоть мир на дворе, хоть война. Но на дворе война, причем такая, что с ее началом никто, как мы помним, не надеялся, что страна продержится дольше недели. Неимоверное усилие, которое требуется, чтобы пережить и не сломаться, не усомниться и сдаться, не дозируется. Это сегодня звучит по-людоедски симоновское «сколько раз увидишь его, столько раз и убей». Но еще живо, хоть и очень постарело поколение, для которого «Убей немца» было накрепко спаяно с «Жди меня» в единую лирику.
Для великой победы, просто чтобы пережить то, что пережить кажется невозможным, нужна ложь, иногда жестокая. Обратная сторона сплочения и внутренней мобилизации – угрюмая мстительность жертвы, но многие ли избавлялись от тиранов и обретали независимость без такой ненависти? Завтра, когда это станет проблемой, можно будет спорить: такая налитая кровью ненависть, не разбирающая оттенков, – цена сплочения или, наоборот, ее приводной механизм? Но до этого завтра надо дожить, и доподлинно известно, что доживут не все.
Значит ли это, что на это проиворечие надо закрыть глаза уже сегодня? Нет, ни в коем случае. Но в том и драма, что нельзя уйти от вопроса, можно ли по-другому в такой войне победить?
Так что Чайковский с Высоцким – это полбеды. Даже если консерваторию все же переименуют, а музей Булгакова на Андреевском спуске закроют, – будет досадно, но можно пережить. И уж тем более можно пережить бесцеремонность в соцсетях, с которой русским, вне зависимости от степени их хорошести, по-украински указывают на их место. Да, такая вот льгота. Ненадолго, и, наверное, не для всех. Но тут уж точно не до уточнений.
Они не могут свергнуть Путина и переделать свою страну. Они не могут изменить мир, который за массовым убийством наблюдает так же беспомощно, как и сотни лет назад, когда не было ни глобализации, ни интернета
Остальным это остается понять. Но повторять самим - едва ли, даже пытаясь разделить с украинцами их боль. Ее разделить невозможно – ни в Москве, ни в Варшаве, ни в Венеции. Можно помочь только лептой, но не стоит приравнивать ее значимость к танку или беспилотнику.
Бессилие сострадания – это данность, к которой невозможно привыкнуть, как к шелесту летящих мин. Именно оно толкает на ошибки и ставит зачастую перед ложным выбором. Это очень трудно – не знать, чем помочь, когда по-настоящему помочь нечем. Речь не о тех, кто на солидарности с Украиной профессионально самоутверждается или с кем-то сводит счеты, – их немного, и они неинтересны. Речь о тех, кто искренне и отчаянно бьется о правду – о скудости своих возможностей, о тщете вырваться из самой чудовищной несправедливости, которая выпала на их поколение. Они не могут дать украинцам столько ракет, пушек и масла, чтобы они победили уже завтра, а уже послезавтра перестали погибать. Они не могут свергнуть Путина и переделать свою страну. Они не могут изменить мир, который за массовым убийством наблюдает так же беспомощно, как и сотни лет назад, когда не было ни глобализации, ни интернета.
Порыв без достижимости – худший способ опустошенности, который должен был случиться, и он случился. Потому тезис о коллективной вине понятен - как попытка найти выход, хоть какой. И чем гуще полемика и очевиднее бессилие, тем шире не только вина, но и круг вовлеченных в нее. Надежда оказаться хорошим русским в лучшем смысле этого слова разбита – прежде всего самими адресатами солидарности. Она не заменит пушки и масло, которые солидарные дать не могут - тогда зачем эти напрасные слова?
Значит, вместо утраченных иллюзий и отвергнутого сострадания – только полное отречение от места и времени, в котором родители когда-то обрекли жить, а, значит, и от людей, их населяющими. И потому даже воззвания против Мусоргского в Ла Скала – на итальянском.
Хороших русских снова по-украински обвинят в грехе бесполезности. И тому, кто предложит хоть немного дозировать эту бесспорную льготу, первыми ответят свои
Стереотипы натекают с крыш и превращаются в зазубренные сосульки. Да, пусть будет так, если это кому-то поможет: все русские – имперцы, даже лучшие из них, и вдвойне имперцы те, кто с этим не соглашается… Стереотипы друг друга воспроизводят, и на тебе – те, кто сочувствовал «Дождю», действительно, из советских анналов извлекают в своей обиде дремучее про балтийскую русофобию, навлекая ответный удар на всех остальных, кого снова обвинят по-украински в грехе бесполезности. А тому, кто призовет хоть немного дозировать эту бесспорную льготу, первыми ответят свои. По-русски.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
Форум