14 июля в Цхинвалe отметили 30-ю годовщину ввода в Южную Осетию Смешанных сил по поддержанию мира. По согласованию сторон они были сформированы в рамках Сочинских соглашений о принципах урегулирования грузино-осетинского конфликта, подписанных 24 июня 1992 года. О событиях тех лет вспоминает Олег Тезиев – участник Сочинских соглашений, председатель правительства и главком вооруженных сил Южной Осетии с 1990 по 1993 год.
– Олег Джериханович, какие события предшествовали Cочинским соглашениям или предопределили их?
Для нас ситуация осложнялась еще и тем, что вместе с вооружением в грузинскую армию перешли на контрактной основе и обслуживающие это вооружение военнослужащие – российские офицеры, профессионалы своего дела
– Вводу миротворцев предшествовало изменение политической и военной ситуации в зоне конфликта. В 1992 году по Беловежским соглашениям Россия должна была передать Грузии два укрепрайона, находящихся на ее территории, – шестой (в Ахалцихе) и восьмой, плюс десятую бронетанковую дивизию. Это колоссальное количество вооружений и боеприпасов на складах, сотни танков и самоходных артиллерийских установок, вплоть до самолетов. Передача самолетов не была предусмотрена Беловежскими соглашениями, но они были заморожены на аэродромах в Вазиани и т.д.
Для нас ситуация осложнялась еще и тем, что вместе с вооружением в грузинскую армию перешли на контрактной основе и обслуживающие это вооружение военнослужащие – российские офицеры, профессионалы своего дела. В результате мы оставались один на один с хорошо вооруженным и к тому же хорошо обученным противником.
– Вам совсем ничего не досталось от советских вооружений?
Речь шла просто о том, что мы оставались ни с чем один на один с Грузией, а это проигрышная ситуация. В общем, нам ничего не оставалось, кроме как пойти на определенного рода провокации
– Нам даже по остаточному принципу ничего не дали. Несмотря на то, что к тому времени мы смогли теми или иными способами какое-то оружие получить, но оно не могло играть решающей роли. Поэтому мы предприняли попытку национализировать вертолетный и саперный полки, расположенные в Цхинвале. Но туда быстренько ввели десантников из Кутаиси. Противопоставить им мы ничего не могли, они были организованной силой с серьезной поддержкой. Но мы, собственно, и не собирались воевать с русскими. Речь шла просто о том, что мы оставались ни с чем один на один с Грузией, а это проигрышная ситуация. В общем, нам ничего не оставалось, кроме как пойти на определенного рода провокации.
– Какие провокации?
– Нападение на воинскую часть в Северной Осетии, захват вооружений, захват самоходок, плюс попытка захвата жилого военного городка, построенного крупнейшим немецким концерном Philipp Holzmann для выводимых из Германии частей.
– Вы хотели таким образом вооружиться?
– Мы не смогли бы вооружиться так, чтобы противостоять Грузии с ее огромными арсеналами. Это была чистая провокация с целью даже не привлечь внимание, но изменить отношение к этому конфликту со стороны России.
– Что значит привлечь внимание? Чего вы конкретно добивались?
Наши действия подтолкнули Москву взять ситуацию под свой контроль и выступить в качестве рефери
– Мы хотели переместить акценты на территорию России. Мы дали понять: если конфликт выйдет из-под контроля, то он распространится и на Северный Кавказ, где и без того уже была крайне сложная ситуация. Наши действия подтолкнули Москву взять ситуацию под свой контроль и выступить в качестве рефери. Собственно, у нас другого выхода уже и не было. Позже, буквально через две недели после этих событий начались переговоры с Москвой о проведении встречи в Сочи.
– Получается, Москва вас услышала?
– Я думаю, они как раз ухватились за эту идею. Она позволяла им в дальнейшем регулировать ситуацию в регионе дипломатическими и другими способами и даже контролировать.
– Вы заранее знали, о чем пойдет речь в Сочи – какой будет позиция России, какие условия она будет ставить?
– Мы предполагали, о чем пойдет речь, потому что мы проводили определенного рода консультации по ВЧ-связи. Но позицию России мы узнали непосредственно в Дагомысе. Она нас не совсем устраивала, но она позволяла прекратить бойню.
– А что конкретно вас не устраивало?
– Россия не признавала наш статус, мы к тому времени уже провозгласили независимость. Нас не устраивало, что Россия не намерена пересматривать вопрос о передачи вооружений Грузии. Но и мы не могли выставлять особых условий, у нас позиция была достаточно слабая.
– Для Грузии ввод миротворцев был явно невыгоден. После передачи вооружений исход конфликтов был предрешен.
– Они не хотели, было видно, что они принимали как некую данность.
– Но почему не отказались?
– Я думаю, что у них варианта другого не было. У Грузии была проблема не только с нами, но и с Абхазией. Борьбу на два фронта они бы не осиливали никоим образом, поэтому, мне кажется, они пошли на то, что предложила Россия.
– Не иначе имелись в виду два фронта, за которыми будет стоять Россия?
– Я не могу этого утверждать, лишь предполагать, что это могло быть так, учитывая согласие Грузии. Было видно, что грузины покидали встречу с обидой на Россию. После их ухода ко мне подошел Борис Николаевич с бокалом шампанского. Я не пью, но налитый для меня бокал поднял. Он мне говорит: «Ну, ты доволен?» Я даже растерялся, отвечаю: «Посмотрим, как дальше будет развиваться». Тогда он Руцкому говорит: «Сядьте с ним и запишете все, что ему нужно».
Александр Руцкой посадил вместо себя своего помощника и наблюдал за нашей работой вместе с Русланом Хазбулатовым. Помощник, кажется по фамилии Краснов, такой жуткий список составил, я думал, с такими вооружениями можно, помахивая тросточкой, дойти до Тбилиси. Помощник спрашивает меня: «Танки у вас есть?» Я говорю: «Есть». – «Сколько?» – «Четыре». – «Пиши сто!» У нас и экипажей на столько танков нет, но молчу, записываю. «А самоходки у вас есть? Пиши сто!» Хазбулатов не выдержал, встал и ушел. В общем, писал я писал, а в итоге ржавого гвоздя не получил. Единственный, кто что-то сделал, – это министр внутренних дел Виктор Ерин, он передал для ОМОНа короткоствольные автоматы. Правда, ОМОНу они не нужны были, у бойцов свои длинноствольные были, но все равно стволы пригодились.
– Что было после Дагомыса, как формировался миротворческий контингент?
Надо отдать должное Северу – проявили себя принципиально, благотворно повлияли на ход переговоров. По миротворцам договорились довольно быстро
– Была создана Смешанная контрольная комиссия – СКК, на заседании которой уже обсуждались все эти вопросы. Заседания проводили и во Владикавказе, и в Цхинвале, и в Тбилиси. Определили три батальона – грузинский, российский и осетинский. Хотели сделать два осетинских батальона – северный и южный, все-таки переговоры были четырехсторонние, но в итоге получился только один. Но надо отдать должное Северу – проявили себя принципиально, благотворно повлияли на ход переговоров. По миротворцам договорились довольно быстро – недели за две. Все это время Цхинвал интенсивно обстреливали.
– Я знаю, что 14 июля вы лично встречали российских миротворцев у южного портала Рокского тоннеля. Расскажите, как это было.
– Утром я стоял на южном портале. Садится вертолет. Из него выходят председатель Комитета по ЧС Сергей Шойгу, генерал Александр Чиндаров, командующий оперативной группировкой в зоне конфликта, и пилот вертолета, генерал Валерий Очиров. Вышли, поздоровались, разговор завели отвлеченный. Через какое-то время вдруг из тоннеля вырывается первая БМДшка, пошла колонна – машины прут одна за другой. Чиндаров гордый, все остальные тоже гордые. Более радостного дня я не знаю в то время. Это было зрелище, конечно, впечатляющее.
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия
