Сегодня СМИ со ссылкой на пресс-службу МВД Абхазии распространили новость о том, что житель села Яштхуа Сухумского района Гурген Киракосян, который, находясь под стражей, сбежал на днях из Республиканской больницы в Сухуме, явился с повинной. Он «был склонен к явке с повинной в правоохранительные органы 4 июня текущего года» сотрудниками МВД «в ходе проведения оперативно-розыскных мероприятий, направленных на установление места нахождения и задержание совершившего побег из-под стражи», уточняется в сообщении пресс-службы. В настоящее время Киракосян водворен в ИВС МВД.
Сразу же вспомнилось, как в понедельник 1 июня в абхазском интернет-сообществе активно обсуждалось это чрезвычайное происшествие. Согласно предыдущему сообщению пресс-службы МВД, около шести часов в тот первый день лета, освободившись от наручников и используя постельное белье, Киракосян через окно спустился с третьего этажа больницы и совершил побег. По данному факту в отношении него было возбуждено уголовное дело по статье «побег из места лишения свободы или из-под стражи». Эту информацию некоторые пользователи соцсетей выкладывали на своих страничках в сопровождении подборки снимков, на которых фигурировали свисающая из окна третьего этажа больничного корпуса почти до земли «веревка» из связанных простыней, бородатое лицо беглеца… В комментариях преобладало недоумение – как такое могли допустить, а также, в чем смысл этого побега: ведь Киракосян обвинялся не в каком-то тяжком преступлении, а только в незаконном хранении огнестрельного оружия, и ясно же, что его рано или поздно «возьмут». А тут вдруг такие страсти, напомнившие кадры из историко-приключенческих кинобоевиков!
Один из бывших генпрокуроров Абхазии, активист «Фейсбука», откликнулся комментарием: «Странно, в мое время там были решетки на окне палаты для заключенных». А у меня в памяти всплыли сразу два эпизода. Первый – когда я сам лет пять назад лежал в хирургическом отделении этой больницы и часто наблюдал в коридоре, как у дверей соседней палаты сидел на стуле охранник, а когда его не было, через окошечко в двери этой палаты с лежащим там больным-заключенным часами стоя общался какой-то его товарищ или родственник. (Как же они соскучились друг по другу!). А второй – когда примерно тогда же наблюдал по телевизору картину того, как около сотни людей, считавших незаконным арест руководителя строительной организации Вадима Матуа, ворвались в больницу после его помещения туда и пытались его освободить, и руководству МВД с большим трудом удалось урегулировать ту ситуацию.
Но побегов из этой больницы лиц, содержащихся под стражей, припомнить не могу. В «Фейсбуке» же, как водится, нашлись на этой неделе и желающие поприкалываться анонимы, которые уже позже разместили снимок открытой двери в больничную палату и сообщили, что из той же больницы якобы совершил побег еще один находившийся там на лечении заключенный. Затем выяснилось, что это фейк…
В общем, происшествие с побегом Киракосяна вызывало немало вопросов, за ответом на которые я отправился сегодня в Республиканскую больницу. Главврач Аполлон Гургулия лишь от меня узнал, что Киракосян сдался правоохранителям. Что касается побега в понедельник, Гургулия был возмущен халатностью милицейской охраны:
«А где эта охрана была? Два человека охраняют! Пока он орудовал, никто ничего не видел и не слышал?
– Он ночью сбежал?
– Так говорят.
– Так там решетки на окнах есть?
– Нет. У нас специализированного отделения для таких больных нет. Эта палата, специализированная, должна быть в ведомственной больнице. Я это им (МВД) давно уже говорю».
Гургулия пояснил, что такая палата, с зарешеченными окнами, есть в военном госпитале в Агудзере. В Республиканской же действительно была несколько лет назад, находилась она в урологическом отделении. Но затем ее ликвидировали, сняв решетку, и вот почему:
«Персонал бунтовал из-за этой палаты. Там они (пациенты) начали бесчинствовать. Притон открыли. Попытки изнасилования персонала пошли. Медсестры отказывались в эту палату заходить. И мы их отсюда вытурили, решетку убрали. И все, с тех пор, если надо лечить, в обычную палату с охраной приезжают, и те сидят и охраняют, вот так».
Затем я встретился с хирургом хирургического отделения больницы Гией Квеквескири, который занимался лечением Киракосяна. Он стал рассказывать:
«Охранники только утром обнаружили пропажу человека, к половине седьмого.
– А сколько дней он у вас лежал?
– 15 мая поступил с огнестрельным дробовым ранением обоих бедер. В случае таких огнестрельных или ножевых ранений мы сообщаем правоохранительным органам. По приезде их сотрудников выяснилось, что он находится в розыске. И ранее судимый за тяжкое преступление. Сразу же на него надели наручники. Мы его прооперировали, после этого он был переведен в отделение общей хирургии, находился там на стационаре в палате №3, но уже был прикован наручниками к кровати. Ежедневно перевязывали, все шло хорошо. И вот как раз в понедельник он должен был быть выписан, он об этом знал.
– Именно в тот понедельник, когда он сбежал? А-а, ну тогда все понятно, значит, он знал, что его переведут в камеру…
– Да, знал.
– Сколько ему лет?
– 89-го года рождения, 31 год. Он, говорят, пастух.
– Ну, на снимке он такой заросший, что ему можно дать и шестьдесят. Он один в палате лежал?
– Нет, их трое было. Остальные двое спали, так они говорят. Охрана сидела в коридоре. Но, вообще же, ему и наручники надо было как-то снять, и простыни связать. Неужели так все бесшумно делал?»
Приказом министра внутренних дел Абхазии в отношении сотрудников, несших службу по охране Киракосяна, была назначена служебная проверка. Материал проверки переслан в Генеральную прокуратуру для принятия процессуального решения.
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия
