Сегодня в третьем чтении парламент Грузии утвердил закон о сексуальных домогательствах. Грузинскую историю #metoo, насилие над женщинами и те причины, по которым жертвам порой приходится возвращаться к насильнику, мы обсудили с гостем недели, активисткой Женского движения Идой Бахтуридзе.
Анастасия Словинская: Ида, вероятно, еще несколько лет назад, когда Женское движение только создавалось, даже вам еще было трудно представить, что в Грузии может появиться закон о сексуальных домогательствах. На первом плане стояли намного более острые проблемы.
Ида Бахтуридзе: Да, действительно, было время, когда все, о чем мы говорили, – это о недопустимости убийства женщин своими мужьями, бывшими мужьями, партнерами, о том, что насилие над женщинами должно прекратиться. И это, между прочим, была тема, которая, представьте себе, тоже вызывала споры – говорили, что подобные случаи единичны, что это не острая проблема. И вот то, что к согласию удалось прийти – это результат долгой и упорной борьбы. Уже после этого всплыли другие темы, сравнительно легкие формы насилия, такие как сексуальные притеснения (домогательства), к примеру. Каждый раз, поднимая какую-либо новую тему в вопросе прав женщин, первое, с чем мы сталкиваемся, – это шутки, такое юмористическое отношение к проблеме, которое демонстрируют люди, пытающиеся создать соответствующие настроения в обществе. Когда Женское движение впервые обратилось в 2017 году с петицией к парламенту – а было это еще до громких дел, которые произошли немного позже, к этой петиции так и отнеслись, абсолютно несерьезно. В петиции речь шла лишь о том, что сексуальные домогательства – это форма дискриминации, и они должны быть запрещены законом. О том, что это происходит не только на рабочих местах, но и в общественных местах. Те исследования, которые были тогда у нас на руках, а было их немного, свидетельствовали о том, что особенно часто жертвами домогательств становятся несовершеннолетние девочки в общественном транспорте.
А.С.: Была еще кампания #metoo, на волне которой многие в социальных сетях начали делиться подобными историями...
И.Б.: Да, тогда на эту тему начали говорить уже серьезно. Те случаи, которые произошли в Голливуде, проиллюстрировали эту проблему всему миру, Грузии в том числе. Вскоре же за кампанией #metoo как раз последовала история со Звиадом Девдариани, которого около десяти женщин обвинили в домогательствах. Определенные группы тогда постарались представить это дело как якобы шантаж или попытку политической расправы. Но дело в том, что в домогательствах Девдариани обвинила не одна или две женщины, а около десяти.
А.С.: Здесь, вероятно следует сказать, что Звиад Девдариани – сам являлся правозащитником.
И.Б.: Именно поэтому было так сложно пойти против этого человека. Он работал над темой прав женщин, был человеком с хорошей репутацией, руководил очень влиятельной неправительственной организацией. Этот процесс был очень трудным еще и потому, что у нас не было закона. Фактически мы, начиная борьбу, знали, что этот человек даже не будет признан правонарушителем. Единственный механизм, который существовал на тот момент, – это механизм Народного защитника, который мог просто сказать, подтвердить, что все сказанное против Девдариани правда и подкреплено это определенными фактами.
А.С.: И омбудсмен сделал это?
И.Б.: Да. Народный защитник подтвердил, что имел место факт дискриминации. И вот эта борьба, из которой эти женщины вышли победительницами, во многом определила успешный исход в вопросе принятия закона сейчас. Так же, как дело Татии Самхарадзе, которая выиграла несколько судебных процессов против Шалвы Рамишвили, и дело Эки Месхидзе – в ее случае тоже есть решение Народного защитника, который признал, что действия Папуны Угрехелидзе были сексуальными притеснениями и дискриминацией. Кстати, сегодня с нами, женщинами, которые фигурировали в деле Звиада Девдариани, и с Экой Месхидзе эти мужчины судятся, обвиняют в нанесении ущерба их репутации. Это тоже в каком-то смысле прецедентные дела, когда мужчины, уличенные в домогательствах, еще и (судятся) с жертвами.
А.С.: Теперь, когда закон есть, расскажите, как он будет работать. Насколько мне известно, он будет разграничивать сексуальные домогательства, происходящие на рабочих и в общественных местах.
И.Б.: Этот закон хорош и важен как раз потому, что он будет регулировать сексуальные притеснения и в публичных местах тоже. Идентифицировать подобные факты, выявлять и реагировать на них – обязанность МВД. Это означает, что, если в транспорте, на улице или в любом другом публичном месте произойдет такое, человек может вызвать патрульный экипаж. Патруль на месте должен будет провести определенные следственные мероприятия.
А.С.: К примеру, опросить свидетелей, изъять записи с камер наружного наблюдения и т.д., понятно. Если же факт сексуальных притеснений подтвердится, что тогда?
И.Б.: Различные денежные штрафы. Если случай (для нарушителя) первый – штраф 300 лари. Кроме того, прописаны различные отягчающие обстоятельства: это если (действия совершены в отношении) несовершеннолетних, беременных и т.д. В таких случаях размер штрафа увеличивается. Что же касается сексуальных притеснений на рабочих местах, это прерогатива Народного защитника. Человек может обратиться в аппарат омбудсмена, после чего там начнется изучение факта, а по его завершении будут выданы определенные рекомендации касательно того ведомства (организации), где произошел факт дискриминации.
А.С.: Ида, возвращаясь к теме более тяжелых проблем, существующих в сфере защиты прав женщин. Буквально вчера стало известно, что Ассоциация молодых юристов выиграла дело против МВД. Тбилисский городской суд обязал ведомство выплатить компенсацию в размере 25 тысяч лари за то, что правоохранители не смогли предотвратить систематическое насилие в семье, после которого женщина покончила с собой. Как говорят юристы, прежде чем совершить суицид, она 16 раз обращалась в полицию с требованием пресечь насилие.
И.Б.: Это очень важный кейс. Феномен насилия таков: убийство или доведение до самоубийства происходит, как правило, после того, как женщина начинает борьбу, когда она уже пытается освободиться от насильника. Т.е. она начинает связываться с правоохранительными структурами. Решиться на это для женщины – большой риск. Дело в том, я понимаю, как это звучит, но это так: государство не гарантирует женщине, что ее безопасность будет защищена после обращения в полицию. Риски возрастают после того, как жертва начинает защищаться, во-первых. А во-вторых, женщина, и так уже травмированная, получает новую травму, когда сталкивается с равнодушием правоохранителей, либо, что тоже бывает, с порицанием с их стороны. При этом следует понимать, что полиция для женщины – крайняя мера, она обращается туда, когда просто не видит другого выхода. Именно поэтому очень важно, что Ассоциация молодых юристов еще раз доказала, что подобное происходит, что это реальная проблема. Безусловно, очень позитивным событием было открытие в МВД департамента по правам человека, впрочем, изначально мы и не ожидали, что через год – а он открылся год назад – ведомство сумеет провести переподготовку полицейских и повысить их сознательность в этом смысле. Сам процесс, конечно, положительный, но пока полиция все еще допускает порой фатальные ошибки в ходе работы над кейсами насилия.
А.С.: Что происходит с женщинами, если им все-таки удалось уйти от насилия, если они уже прошли все этапы – полицию, возможно, приют... Вот что происходит дальше?
И.Б.: К сожалению, практически весь наш ресурс все еще уходит на борьбу с тяжелыми формами насилия, и заняться этими вопросами в полной мере мы пока так и не сумели. В этом смысле наиболее важна экономическая поддержка женщин. У большинства из них, исходя из наших патриархальных настроений и каких-то стереотипов в обществе, нет ни дома, ни какого-либо имущества. У них может не быть и какого-то опыта или навыков, чтобы стать экономически активными. Часто бывает так, что после создания семьи женщина вынуждена быть привязанной к дому, несмотря на то, что у нее может быть высшее образование, она занимается воспитанием детей, кухней и прочим. Главная проблема в том, что у государства нет ответа на вопрос, куда идти женщине, пережившей насилие, после приюта. Эти женщины заслуживают полноценных социальных условий, жизни, которой живут другие женщины. Но для этого им необходима поддержка государства – пока они сами не сумеют добиться какой-то экономической стабильности. Женское движение выступало с инициативой, согласно которой государство предлагало бы таким женщинам (аренду) дешевого жилья на несколько лет, где они смогли бы жить с детьми пока не станут экономически независимыми. Именно из-за отсутствия жилья часто женщины вынуждены возвращаться в семью, где они подвергались насилию. Весь затраченный ресурс, таким образом, идет насмарку: женщина уже осознала, что с ней происходило, прошла реабилитацию и хотела от всего этого уйти, но государство ставит ее перед выбором – либо улица, либо дом, из которого она убежала.
