В прошлый раз мы говорили о сегодняшней Чечне и о судьбе журналиста Жалауди Гериева. Сегодня вернемся к вопросу о том, как образ «злого чечена» утвердился в российском информационном пространстве. Вернемся на два слишком десятилетия назад, в июль 1992 года. Но не в Чечню – та еще где-то на периферии российской политики. Основное место действия тогда – Москва, основное содержание – противостояние российской законодательной власти с исполнительной. У журналистов тогда тоже были проблемы. И сомнительные обвинения в наркотиках тоже будут.
* * *
В то время основным оружием в обозначившемся тогда конфликте между президентом и парламентом были немногочисленные общефедеральные средства массовой информации: газета «Известия» и пара федеральных телеканалов.
Все тогда казалось очевидным: летом 1992-го российский парламент пытался поставить общефедеральные средства массовой информации под свой контроль. Повод – статья о том, как Хасбулатов выселял из московских гостиниц собратьев-чеченцев. Но это лишь повод: в том июле в Верховном Совете России обсуждался проект учреждения на телевидении и радио «наблюдательных советов» с широкими финансовыми и кадровыми полномочиями (какая мелочь по нынешним временам!) Кроме того, были предложены поправки в Уголовный кодекс об ответственности за критику высших должностных лиц.
В этом конфликте «демократы» выступили за свободу слова против намеревающихся ввести цензуру «недемократов» из Верховного Совета. Естественным казался и основной оппонент законодательной власти – министр печати и информации, вице-премьер правительства России Михаил Полторанин. Запомним это имя.
Когда Верховный Совет России попытался отобрать не только бренд «Известий», но также все имущество и производственные мощности, редакция отвечала: «мы нашли поддержку министра Полторанина, который прямо указал на те национал-большевистские силы, которые инспирировали наступление на средства массовой информации, и нашли поддержку президента. Мы надеемся, что наше дело правое. Мы уверены, что победа будет за нами».
Давление на СМИ было (или воспринималось) столь серьезно, что 16 июля 1992 года был издан второй выпуск «Общей газеты» (первый вышел в дни августовского путча): «Именно ради того, чтобы наступление на свободу печати не продолжилось удушением свободы общества, мы объединились в этом выпуске».
* * *
Но СМИ – это средства. А какова была цель?
Ведь цель реформ начала 90-х – либеральная рыночная экономика – исходно провозглашалась не как нечто самодостаточное, но лишь как непременное условие существования открытого, свободного, демократического общества. И власть «реформаторам» была вроде бы нужна не сама по себе, но для осуществления либеральных рыночных реформ. Борис Ельцин укреплял свою ветвь власти в противоречивой парламентско-президентской системе вроде как исключительно для проведения демократических рыночных реформ. Наверное, он и сам в это верил.
Это теперь вроде бы всем очевидно, что либеральная экономика – условие необходимое, но отнюдь не достаточное для торжества гражданских свобод. И что само по себе укрепление властной вертикали не порождает либерализм, скорее, наоборот.
А ведь цель определяется и тем, какие люди действуют и какими методами. Люди и поступки лучше любых деклараций говорят о действительных целях. Хотя бы потому, что средства эту цель по ходу дела сильно меняют, а тактика исподволь определяет стратегию.
И тут есть лакмусовая бумажка – «национальный вопрос». Как только та или иная сторона, ее «говорящие головы начинают «критические заметки по национальному вопросу», все становится очень ясно и очень тревожно.
* * *
Приближалась осень 1992-го. Приближался Съезд народных депутатов России. Приближалась решительная конфронтация президента и парламента.
В канун съезда «Известия» обвиняют Хасбулатова в том, что его «уже давно не интересует, уважают его или нет в собственном избирательном округе» – не только потому, что тот якобы употреблял наркотики в перерывах между заседаниями Верховного Совета, но и потому, что Руслан Имранович вообще не представляет в парламенте своих избирателей, поскольку дудаевская Чечня давно уже не считает его своим депутатом. Об этом писали «Известия» 25 октября 1992 года. А дальше спикера обвинили во вполне, казалось бы, «чеченском» прегрешении – руководстве незаконными вооруженными формированиями: «В центре Москвы длительное время действует крупное вооруженное формирование, которое, по сути, незаконно … потому что не подчиняется ни министру внутренних дел, ни министру безопасности, ни президенту. Командовать формированием может только… Управление охраны Белого дома – так именуется формирование, стережет не только Белый дом, но и еще 75 объектов столицы, в том числе телекомпанию «Останкино»). Но – отметим – в этих обвинениях опять-таки не было ничего этнического. Напротив, спикер не чеченец, поскольку «забыл своих избирателей».
* * *
Тем временем политическая игра перешла из позиционной стадии в комбинационную – размен фигур.
Исполнительная власть вроде была настроена по-боевому: Ельцин заявил, что «на съезде надо не дать правительству, по крайней мере, основной его части во главе с Гайдаром, уйти в отставку». Это было сказано 8 ноября на заседании президентского консультативного совета. Но одновременно был сделан как будто примиренческий шаг. 25 ноября 1992 года Руслан Хасбулатов получил «голову» самого «шумного» оппонента – Михаил Полторанин был отставлен и с поста министра печати, и из вице-премьеров.
При этом почти незамеченной оказалась произошедшая накануне, 24 ноября, отставка Егора Яковлева.
Днем ранее, 23 ноября, «Останкино» показало фильм о событиях в зоне осетино-ингушского конфликта. Показали, как было. Как смогли. То есть не так, чтобы «во всем виноваты нехорошие ингуши», а – «все сложнее и хуже». После этого на встрече Ельцина с руководителями российских республик с резкими нападками на Яковлева выступил лидер Северной Осетии Асхарбек Галазов: «Останкино-де необъективно освещает события. Последовала отставка Яковлева «в связи с допущенными недостатками в организации работы по освещению событий в районе чрезвычайного положения, а также нарушения указов Президента РФ, устанавливающих ограничения на распространение информации с территории Северной Осетии и Ингушской Республики». Ирония состояла в том, что все предусмотренные к тому времени Указами Президента №1327 от 2 ноября и №1349 от 11 ноября 1992 года ограничения на распространение информации действовали исключительно на территории Ингушетии и Северной Осетии. Так, за два года до первой и за семь лет до второй чеченской кампании, за десять лет до «Норд-Оста» Егор Яковлев стал первой жертвой властных репрессий за освещение событий в зоне вооруженного конфликта.
Указ о его отстранении вызывал протесты в журналистских кругах. Действительно, это было знаковое событие. При Яковлеве разнузданные «информационные войны» 1993 года вряд ли были возможны.
В итоге вместо «тактических уступок» произошло иное. Менялась сама тактика, а по сути сдавались позиции стратегические.
Яковлев, отстраненный за освещение событий в зоне осетино-ингушского конфликта – прежде всего потому, что не выдержал одностороннюю антивайнахскую линию, – в околовластные структуры уже не вернется. Его позиция и стиль не дали бы в следующем году бороться с Верховным Советом «всеми имеющимися средствами» – включая использование «национального вопроса» в далеко не мирных целях.
* * *
Одни фигуры ушли с доски насовсем – это была «жертва качества ради выигрыша темпа». Другие появились на новых местах и в новых ролях.
26 декабря Ельцин назначил все того же Полторанина руководителем новой информационной структуры, Федерального информационного центра. Центр, созданный президентским указом, подчинялся непосредственно президенту. Он контролировал федеральную телерадиовещательную службу России и пресс-центр правительства, координировал и руководил деятельностью ИТАР-ТАСС и «Останкино». Должность руководителя Центра приравнивалась к первому зампреду Совета министров. Сохранив, по сути, вице-премьерскую должность, Полторанин теперь был неподотчетен парламенту. Основной задачей ФИЦа было обеспечение предстоящего референдума, вообще укрепление позиций президента в условиях двоевластия – то есть, по сути, противодействие парламенту и в первую очередь спикеру, теперь уже личному врагу Михаила Никифоровича. С подачи руководителя ФИЦа и возникла в российском публичном дискурсе 1993 года тема «чеченской угрозы».
В рамках противостояния было куда проще оппонировать не идеям или программам, не вести спор по существу, а перейти на личности. Вот, Бориса Ельцина его оппоненты выставляли человеком по-русски подверженным – так нате вам-с: «ваш Хасбулатов в опьянении средней тяжести», но не в алкогольном, а в наркотическом! Этот «стиль спора» – по одноименной миниатюре Михаила Жванецкого: «Как может судить хромой об искусстве Герберта фон Караяна, если ему сразу заявить, что он – хромой?» – оказался близок обеим сторонам конфликта – по крайней мере, подавляющему большинству с обеих сторон.
Тут было не обойтись без «критических заметок по национальному вопросу», однако самые распространенные и привычные с советских времен ярлыки – от жидомасонского заговора и трупных пятен ожидовления – были уже монопольно захвачены противниками исполнительной власти, по сути дела, артикулировавшими советские архетипы государственного и народного антисемитизма, стали их фирменным блюдом. Сами они, противники, – не сказать, что вовсе незаслуженно – были заклеймены как фашисты и антисемиты. Так что использование исполнительной властью антисемитской риторики против «противника» было бы по меньшей мере странно. И, кроме того, мы вроде как демократы, «у нас теперь так не носят!» В этой ситуации, сложившейся под новый 1993-й год, в дискуссии с парламентом как нельзя кстати оказалась этническая принадлежность спикера.
В пропагандистской постройке появился новый краеугольный камень.
В начале января 1993 года Полторанин обвинил Хасбулатова в подготовке путча. 9 января газета «Унита» опубликовала интервью с Полтораниным «Так я сорвал заговор против Ельцина». Подзаголовок: «Новый государственный переворот в России был уже почти осуществлен. Во главе его стоял Хасбулатов». Якобы банды вооруженных чеченских боевиков собрались в Москве, готовые по первому приказу выступить и захватить 75 объектов, включая министерства, банки и телевидение. О готовящемся путче знали-де министры безопасности и внутренних дел, спас же Россию сам Полторанин – сообщил президенту о заговоре и добился от него указа, запретившего незаконные вооруженные формирования Хасбулатова.
Казалось бы, очевидная ерунда. Ну какие незаконные, какие боевики, какая «дикая дивизия»? Разумеется, речь шла о том же самом Управлении охраны Белого дома, разве что акцент немного сместился…
Казалось, должны последовать извинения и опровержения. И ведь пресс-секретарь Полторанина тогда сообщила, что многие части интервью искажены «Унитой» и перепечатавшей его «Российской газетой» и в ближайшие дни Полторанин-де выступит по этому вопросу с заявлением. Заявление, впрочем, так и не последовало.
Так, слова о «незаконных вооруженных формированиях» чеченских боевиков Хасбулатова стали одним из краеугольных камней боевой башни, возводимой Кремлем супротив парламента.
Оставалось меньше года до московской малой гражданской войны октября 1993-го и почти два года до начала первой чеченской.
Из Чечни – напоминание и предупреждение.
