Сегодня в Абхазии праздничный выходной день – День признания независимости Республики Абхазия. Так его обычно называют, хотя тут присутствует, конечно, определенное преувеличенное обобщение или, если угодно, обобщенное преувеличение. Если придерживаться точности, то 26 августа 2008 года, когда президент России Дмитрий Медведев подписал соответствующий указ, стало днем начала международного признания независимости Абхазии и Южной Осетии. То ликование, которое ровно восемь лет назад охватило Абхазию, напоминает мне известную фразу из кинофильма «Доживем до понедельника» – «Счастье – это когда тебя понимают».
Путь, пройденный Абхазией за почти 23 года де-факто независимости, с 30.09.1993, можно разделить на две части. Почти 16 лет из них, то есть две трети, Абхазия была непризнанным государством (это время тоже, в свою очередь, делится на шесть лет внешнеполитических переговоров до принятия в октябре 1999 года Акта независимости и почти девять лет после) и восемь лет существования в статусе частично признанного.
Правда, министр иностранных дел РА Вячеслав Чирикба однажды объяснял мне, что такого понятия – «частичная признанность» – в международном праве нет, что это журналистская выдумка. Ну, так я и пишу сейчас не мидовский документ, а статью для СМИ, слово же «частичная» кажется мне здесь наиболее логичным и емким. Республика Косово – тоже частично признанное государство, хотя «часть» признавших ее членов ООН многократно больше, чем признавших Абхазию и Южную Осетию, а потому она и в ФИФА недавно принята, и на Олимпийских играх в Рио-де-Жанейро успела выступить.
Абхазию, напомню, после России «поняли» Никарагуа, через год – Венесуэла, потом три тихоокеанских островных государства Науру, Тувалу, Вануату, и то с последним какие-то «непонятки»: то признает, то не признает. А потом процесс дальнейшего международного признания надолго застопорился…
Мог ли кто-то в Абхазии в октябре 1993-го представлять, что все в ближайшую четверть века сложится именно так, а не иначе? Вопрос совершенно пустой – конечно, нет: будущее складывается из такого количества закономерностей и случайностей, что общую картину его предугадать невозможно. Понятия «частичная признанность» тогда вообще по сути не было: да, почти два десятилетия существовал уже Северный Кипр, признанный только Турцией, но это рассматривалось как единичный, беспрецедентный случай.
Попробую предложить свои объяснения того, почему мы имеем сегодня то, что имеем, прежде всего, почему именно таковы отношения между Абхазией, Грузией, Россией и, условно говоря, Западом. Разумеется, это куда проще, чем пытаться спрогнозировать будущее, хотя не сомневаюсь, что согласятся с моим видением далеко не все.
То, что на признание ее независимости может пойти именно Россия, в Абхазии не сомневались даже в те тяжелейшие времена, когда с начала первой русско-чеченской войны Москва заблокировала границу на Псоу для мужчин призывного возраста, а затем против нее были введены санкции стран СНГ, то есть, по сути, той же России. И дело тут не только и не столько в том, что через несколько лет к власти в России пришел Путин. Субъективный фактор Путина, конечно, важен, но любой правитель свободен в своих действиях лишь до той степени, когда они не вступают в непреодолимое противоречие с настроем большинства народа. А на настрой российского общества не могли не влиять все нарастающий градус антирусских и прозападных настроений в Грузии и постоянное апеллирование к Москве Абхазии.
Только не надо сейчас, ради Бога, в очередной раз говорить, что Кремль и поссорил, столкнул абхазов и грузин, как и южных осетин и грузин, с коварной целью «оттяпать» эти бывшие грузинские автономии. Почему-то ни Москве, ни Анкаре не удалось «оттяпать» Аджарию – по той простой причине, что аджарцы – это этнические грузины, для которых Грузия является действительно родиной.
Россия велика, и умонастроения в ней разнообразны. В 1978 году, когда в Абхазию прибыла бригада из ЦК КПСС для того, чтобы утихомирить абхазские волнения, один из московских партийных бонз очень откровенно объяснил представителям национального движения (это было, конечно, не публично), почему Кремль не пойдет на выполнение требований абхазов: потому что грузин, которые категорически против, в сорок раз больше. Этот арифметический подход после распада СССР потерял былое значение, но к нему присоединился фактор корпоративной солидарности государств, опасающихся дальнейшего развития сепаратизма. Вот почему и в первую восьмилетку путинского президентства, несмотря на все глубинные изменения в настроениях и общества, и власти, Кремль продолжал держаться за принцип территориальной целостности Грузии в границах Грузинской ССР. И только затем произошел переход количества в качество.
Почему Белоруссия не последовала в признании РА и РЮО вслед за Россией, хотя она, на минуточку, до сих пор состоит с ней в некоем союзном государстве? И все остальные государства СНГ. Да следуя все тому же арифметическому подходу. Кому из руководителей этих стран надо, чтобы Тбилиси из-за маленьких Абхазии и Южной Осетии разрывал с ними дипломатические отношения? Поощряющей же улыбкой из Кремля тут можно и пожертвовать. А вот для далеких Никарагуа и Венесуэлы отношения с Кремлем оказались важнее, чем с Тбилиси, с которым у них и дел-то никаких не было.
В последние годы радостные ожидания и надежды в Абхазии на продолжение процесса сошли на нет. Во-первых, пришло понимание, что для подавляющего большинства государств в мире существо грузино-абхазского конфликта имеет очень малое значение, если имеет вообще; тут в основе всего лежит геополитический расклад – кого поддержать: Москву или патронирующий Грузию Вашингтон во главе мощной группировки западных держав. Во-вторых, то же самое можно сказать о реальном значении для Абхазии признания ее независимости со стороны, скажем, Бурунди и еще нескольких подобных далеких государств. Приятно – да, но и только. Прорыв тут может произойти лишь после признания Абхазии Грузией, но такое в ближайшей перспективе не предвидится.
Что касается отношений Абхазии с Россией, то изначально было ясно, что их асимметричность (один к семиста по численности населения) не может не порождать в будущем определенные, хотя и вполне преодолимые проблемы. Ну и, конечно, нужно понимать: в любой стране, в любом обществе есть люди эгоцентричного склада мышления, которые хотят только требовать нужного им, даже не желая задумываться об интересах другой стороны. В России таких людей совершенно не волнуют опасения абхазов о возможности кардинального изменения этнодемографического баланса в республике, а в Абхазии - то обстоятельство, что надо наконец создавать самодостаточную экономику.
Есть и такая проблема, о которой упомянул на вчерашнем круглом столе в Сухуме, посвященном данной дате и организованном МИДом Абхазии, старший научный сотрудник российского Института социальных и политических исследований стран Черноморско-Каспийского региона РФ Владимир Новиков. Он сказал, что в России идет бюрократизация российско-абхазских отношений: «Люди, ответственные за эти отношения, к сожалению, часто не имеют к Кавказу и к Абхазии никакого отношения». Такой подход, нередко наблюдаемый во многих больших странах, проявляется и в российских СМИ, что сразу бросается в глаза. Я устал уже обращать внимание в своих публикациях последних месяцев на фактические ляпсусы, которыми пестрят публикации российских авторов, ринувшихся писать про июльские события этого года в Абхазии.
Но вот позавчера новый «сюрприз». Георгий Бовт пишет в «Вечерней Москве» в статье «Пойдет ли бывшая грузинская автономия по «крымскому пути»?»: «Недавно оппозиция предприняла было попытку провести референдум о вхождении Абхазии в Россию, но он полностью провалился».
Это он, видно, о референдуме 10 июля об отношении к досрочным президентским выборам в Абхазии... В очередной раз поражаюсь неспособности этих, с позволения сказать, аналитиков даже просто обращаться в интернете к поисковику, чтобы проверять свои «знания» и не садиться в лужу.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
