Таиф – весьма редкое в Абхазии имя, и оно ассоциируется у нас в обществе с одним человеком – пропавшим без вести в октябре 1992 года известным абхазским поэтом Таифом Аджба. Собственно, "пропал без вести" – это такая общая формулировка, за которой могут стоять очень разные обстоятельства и коллизии. В данном же случае судьба поэта, тем более спустя два десятилетия после трагедии, предельно ясна: его убили.
"Таифа забрали примерно в два часа. Джоту, Хирбея, Бориса и еще какого-то мужчину вместе с Таифом поместили в автобус. Я побежала к ним. На Таифе и Джоте лица не было. Тем не менее Таиф меня подбодрил, сказав, что, видно, их взяли для обмена" – таким прологом (перевод с абхазского) в сопровождении камерной музыки вживую началась на днях музыкально-поэтическая композиция "Сара стынчра" ("Моя тишина") памяти Таифа Аджба в театре Абхазской госфилармонии. Этот пролог – запись, сделанная женой Таифа Риммой Когония 9 октября 92-го, когда грузинские гвардейцы увезли его с несколькими другими абхазами из многоквартирного дома в сухумском Новом районе. Больше она его не видела.
С 14 августа по 9 октября 92-го Таиф Аджба вел дневник, который был издан на абхазском и в переводе на русский в Сухуме после войны, в 1994 году, первым из пяти уже вышедших книг серии "Абхазский дневник". Так вот, спектакль "Моя тишина" (другой перевод – "Мой покой", это название поэтического сборника Таифа Аджба, вышедшего до войны) представляет из себя переплетение звучащих со сцены записей из этого дневника и стихов поэта в проникновенном исполнении актеров Абхазгосдрамтеатра имени Самсона Чанба, а также известной абхазской певицы Хиблы Мукба. Сценарий и постановка композиции – режиссера Мадины Аргун.
Спектакль произвел большое впечатление на зрителей, заполнивших зал филармонии. Почти во всех абхазских еженедельниках, вышедших вчера, помещены восторженных отклики на него. "Сплав жестокой правды и высокого искусства" – так назвал свою заметку о нем в газете "Эхо Абхазии" преподаватель абхазского языка сухумской очно-заочной средней школы Ладико Адлейба. А "Чегемская правда" и "Новый день" поместили публикации, где приводится текст их Живого Журнала абхазского блогера и общественного деятеля Батала Кобахия с впечатлениями от постановки.
"Таиф Аджба остался в памяти нашей как самый обаятельный рыцарь поэзии… – пишет Кобахия. – Он всегда выделялся из толпы. От него исходило тепло, и он просто излучал доброту… Он еще был очень застенчивым и скромным. Какое счастье, что у нас есть такие поэты. Какое горе, что он ушел так рано и так трагически". Батал вспоминает их последнюю встречу. Это было в сентябре 92-го, когда на Гумистинском фронте открылся гуманитарный коридор и через мост в Нижней Эшере можно было переходить на "ту сторону". Таиф сказал, что должен вернуться в Сухум. "Зачем? Там Римма, я вернусь сейчас за ней и приду обратно".
А у меня есть свои воспоминания, связанные с Таифом. Когда в первые послевоенные годы начал выпускать газету "Эхо Абхазии", ко мне обратился брат его жены Валентин Когония и попросил напечатать в ней найденную им в бумагах поэта небольшую статью под заголовком "Яблоня – не груша". Я сразу же узнал этот текст и поместил его в "ЭА", сопроводив редакционным предисловием, в котором рассказал следующее. В середине лета 1989 года Таиф Аджба принес мне в редакцию газеты "Советская Абхазия", где я тогда работал зав. отделом политики, письмо, в котором он рассуждал о том, что абхазы – самостоятельный народ со своими самобытной культурой, самосознанием, и глубоко неправы те, кто пытаются представить их "грузинским племенем": ведь яблоня – это яблоня, а груша – это груша. Вполне безобидные рассуждения, которые к тому же невозможно оспорить, но еще за несколько лет до этого напечатать подобное в нашей прессе было немыслимо, это было бы расценено как нечто "провокационное". Однако теперь на дворе стояла горбачевская перестройка и тогдашний редактор "Советской Абхазии" Юрий Гавва шел на публикацию подобных писем, но при одном условии: если они появлялись в подборке из нескольких писем на межнациональную тематику и были "сбалансированы" другим или другими, отражавшими "грузинскую" точку зрения на происходящие события. И поэтому я обнадежил Таифа.
Но пока его письмо ждало, когда образуется такая подборка, грянули трагические события 15-16 июля 1989 года в Абхазии, когда в межнациональных столкновениях погибло по несколько абхазов и грузин. И когда вскоре после этого мы встретились с Таифом за чашкой кофе на морской набережной, он попросил мне вернуть ему это письмо, уже подготовленное к печати, объяснив: сейчас в раскаленной общественно-политической ситуации в Абхазии оно будет восприниматься совсем иначе, чем еще несколько дней назад, так что лучше воздержаться… Как сейчас помню его голубые глаза, смотревшие на меня с наивно-детской (неслучайно, наверное, у него так много прекрасных стихов для детей) надеждой на то, что если все вот так же воздержатся от споров на межнациональную тему, удастся избежать повторения беды, не будет больше литься кровь…
Он был истинный абхазский патриот, но человек, далекий от политики, не из тех, кто "лезет на трибуну". Но, как видим, даже если ты захочешь уйти от политики, она постучится к тебе в дверь прикладом автомата…
"Всем спасибо. Актеры блестящие. Как мы соскучились по культурным мероприятиям такого замечательного качества!" – пишет в своем блоге Батал Кобахия. А Ладико Адлейба в газетной заметке заключает: "Этот год юбилейный – 20-летия освобождения Абхазии. Хочу напомнить о необходимости сбора всех материалов периода войны, среди которых дневники, мемуары, художественные произведения".
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия
"Таифа забрали примерно в два часа. Джоту, Хирбея, Бориса и еще какого-то мужчину вместе с Таифом поместили в автобус. Я побежала к ним. На Таифе и Джоте лица не было. Тем не менее Таиф меня подбодрил, сказав, что, видно, их взяли для обмена" – таким прологом (перевод с абхазского) в сопровождении камерной музыки вживую началась на днях музыкально-поэтическая композиция "Сара стынчра" ("Моя тишина") памяти Таифа Аджба в театре Абхазской госфилармонии. Этот пролог – запись, сделанная женой Таифа Риммой Когония 9 октября 92-го, когда грузинские гвардейцы увезли его с несколькими другими абхазами из многоквартирного дома в сухумском Новом районе. Больше она его не видела.
С 14 августа по 9 октября 92-го Таиф Аджба вел дневник, который был издан на абхазском и в переводе на русский в Сухуме после войны, в 1994 году, первым из пяти уже вышедших книг серии "Абхазский дневник". Так вот, спектакль "Моя тишина" (другой перевод – "Мой покой", это название поэтического сборника Таифа Аджба, вышедшего до войны) представляет из себя переплетение звучащих со сцены записей из этого дневника и стихов поэта в проникновенном исполнении актеров Абхазгосдрамтеатра имени Самсона Чанба, а также известной абхазской певицы Хиблы Мукба. Сценарий и постановка композиции – режиссера Мадины Аргун.
Спектакль произвел большое впечатление на зрителей, заполнивших зал филармонии. Почти во всех абхазских еженедельниках, вышедших вчера, помещены восторженных отклики на него. "Сплав жестокой правды и высокого искусства" – так назвал свою заметку о нем в газете "Эхо Абхазии" преподаватель абхазского языка сухумской очно-заочной средней школы Ладико Адлейба. А "Чегемская правда" и "Новый день" поместили публикации, где приводится текст их Живого Журнала абхазского блогера и общественного деятеля Батала Кобахия с впечатлениями от постановки.
"Таиф Аджба остался в памяти нашей как самый обаятельный рыцарь поэзии… – пишет Кобахия. – Он всегда выделялся из толпы. От него исходило тепло, и он просто излучал доброту… Он еще был очень застенчивым и скромным. Какое счастье, что у нас есть такие поэты. Какое горе, что он ушел так рано и так трагически". Батал вспоминает их последнюю встречу. Это было в сентябре 92-го, когда на Гумистинском фронте открылся гуманитарный коридор и через мост в Нижней Эшере можно было переходить на "ту сторону". Таиф сказал, что должен вернуться в Сухум. "Зачем? Там Римма, я вернусь сейчас за ней и приду обратно".
А у меня есть свои воспоминания, связанные с Таифом. Когда в первые послевоенные годы начал выпускать газету "Эхо Абхазии", ко мне обратился брат его жены Валентин Когония и попросил напечатать в ней найденную им в бумагах поэта небольшую статью под заголовком "Яблоня – не груша". Я сразу же узнал этот текст и поместил его в "ЭА", сопроводив редакционным предисловием, в котором рассказал следующее. В середине лета 1989 года Таиф Аджба принес мне в редакцию газеты "Советская Абхазия", где я тогда работал зав. отделом политики, письмо, в котором он рассуждал о том, что абхазы – самостоятельный народ со своими самобытной культурой, самосознанием, и глубоко неправы те, кто пытаются представить их "грузинским племенем": ведь яблоня – это яблоня, а груша – это груша. Вполне безобидные рассуждения, которые к тому же невозможно оспорить, но еще за несколько лет до этого напечатать подобное в нашей прессе было немыслимо, это было бы расценено как нечто "провокационное". Однако теперь на дворе стояла горбачевская перестройка и тогдашний редактор "Советской Абхазии" Юрий Гавва шел на публикацию подобных писем, но при одном условии: если они появлялись в подборке из нескольких писем на межнациональную тематику и были "сбалансированы" другим или другими, отражавшими "грузинскую" точку зрения на происходящие события. И поэтому я обнадежил Таифа.
Но пока его письмо ждало, когда образуется такая подборка, грянули трагические события 15-16 июля 1989 года в Абхазии, когда в межнациональных столкновениях погибло по несколько абхазов и грузин. И когда вскоре после этого мы встретились с Таифом за чашкой кофе на морской набережной, он попросил мне вернуть ему это письмо, уже подготовленное к печати, объяснив: сейчас в раскаленной общественно-политической ситуации в Абхазии оно будет восприниматься совсем иначе, чем еще несколько дней назад, так что лучше воздержаться… Как сейчас помню его голубые глаза, смотревшие на меня с наивно-детской (неслучайно, наверное, у него так много прекрасных стихов для детей) надеждой на то, что если все вот так же воздержатся от споров на межнациональную тему, удастся избежать повторения беды, не будет больше литься кровь…
Он был истинный абхазский патриот, но человек, далекий от политики, не из тех, кто "лезет на трибуну". Но, как видим, даже если ты захочешь уйти от политики, она постучится к тебе в дверь прикладом автомата…
"Всем спасибо. Актеры блестящие. Как мы соскучились по культурным мероприятиям такого замечательного качества!" – пишет в своем блоге Батал Кобахия. А Ладико Адлейба в газетной заметке заключает: "Этот год юбилейный – 20-летия освобождения Абхазии. Хочу напомнить о необходимости сбора всех материалов периода войны, среди которых дневники, мемуары, художественные произведения".
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия
