ВЗГЛЯД ИЗ ВАШИНГТОНА---«В Новый год без виз». Под таким лозунгом развиваются сегодня грузино-иранские отношения. Начиная с 26 января, граждане Исламской Республики Иран и Грузии получают право многократного въезда, транзита и пребывания на территории другой стороны в течение 45 дней без специальной визы. Насколько сближение двух стран противоречит имиджу Грузии, как страны, разделяющей политические и демократические приоритеты западного общества?
Данное решение - не экспромт, а хорошо подготовленное событие. В течение всего 2010 года Тегеран и Тбилиси интенсивно наращивали двустороннее сотрудничество. Сначала в мае столицу Грузии посетила иранская делегация для обсуждения перспектив экономической кооперации, затем в ноябре, после десятилетнего перерыва, возобновилось прямое авиасообщение между Тегераном и Тбилиси. И, наконец, в ходе визита в Грузию главы иранского МИД было принято решение об открытии консульства Исламской Республики в Батуми (который в последнее время стал своеобразной витриной Грузии), а также об отмене визового режима. Сегодня, принятое в прошлом году решение, получает практическую реализацию. Но, помимо этого, поднимает много интересных вопросов.
Грузия в период после «революции роз» получила стойкую репутацию «любимца Запада» и, в особенности, США, страны, которую в Иране, начиная с 1979 года и до наших дней, именуют не иначе, как «Большим Сатаной». Вашингтон отвечает взаимностью, включая Иран в списки «стран-изгоев». Между тем, сегодня в грузинских СМИ обсуждается такая тема, как возможный визит в столицу Грузии президента Ирана Махмуда Ахмадинежада, который является последовательным критиком американской внешней политики и «происков сионистов». Означает ли все это поворот в политике Грузии? И что хочет Иран от партнерства с самым проамериканским правительством Южного Кавказа?
Наверное, не стоит спешить с выводами и упрощать ситуацию. Рискну предположить, что грузино-иранская кооперация с новой силой опровергает установившееся и в России, и на Западе клише о том, что любая постсоветская республика в своей внешней политике проводит либо пророссийский, либо прозападный курс. Между тем, в реальности малые страны, небогатые ресурсами и не имеющие мощной военно-политической базы, проводят политику, которую правильно было бы определить, как «национальный эгоизм». Иначе в нашем трудном мире не выжить. И делает так не только Тбилиси. Тот же Ереван определяет Россию, как своего привилегированного геостратегического союзника, но, при этом, 75 % своего экспорта отправляет через Грузию, получает американскую материальную помощь с помощью лобби в Вашингтоне, и развивает энергетическую кооперацию с Ираном. Что же касается азербайджанской политики, то ее давно уже определили, как политику «качелей», имея в виду равновесные отношения Баку с Западом, Россией и Востоком (эта страна даже была председателем Организации Исламская конференция в 2006 году). Добавим к этому, что «вестернизм» Саакашвили всегда носил подчеркнуто утилитарный характер. Ему было интересно НАТО, как инструмент давления на Россию и возможное оружие в процессе «собирания земель». Вряд ли режим личной власти, давление на СМИ и оппозицию, введение процедуры «честного отъема денег» у олигархов (то есть досудебной процедуры) можно рассматривать, как проявления «западничества». 7 ноября 2010 года исполнилось 3 года с того момента, как Саакашвили, не задумываясь, применил силу против своих оппонентов в центре Тбилиси. Вряд ли образ демократа дополняет и склонность к военно-политическим авантюрам. Таким образом, Саакашвили является «западником» не в силу ценностных оснований, а по прагматическим (и даже циничным) соображениям. Ему нужны финансы и военная мощь, лоббистские структуры и консалтинг Запада, но вовсе не демократия и свобода. Как следствие - отсутствие у него «антииранской прививки», которая есть на Западе (другой вопрос хорошо это или плохо). Из этой же «оперы» его позитивные отношения с белорусским «батькой», хотя эта тема требует отдельного разговора. Именно приземленным прагматизмом можно объяснить тот факт, почему Тбилиси в 2004-2010 гг. старался не порывать отношений с Тегераном. Во время топливного кризиса, возникшего в Грузии в феврале 2006 года, Иран оказал этой кавказской республике определенную помощь. Когда же в июне 2007 года официальный Тбилиси принимал решение об увеличении грузинского военного контингента в Ираке, то с иранской стороной были также проведены определенные консультации, что позитивно восприняли в Тегеране.
Тбилиси также импонирует стремление Ирана поддержать грузинскую территориальную целостность. Исламская Республика не готова к признанию независимости Абхазии и Южной Осетии. Что же касается Ирана, то и его действия на Кавказе по большей части определяются не идеологическим пуризмом, а прагматикой. После завершения «пятидневной войны» и слома старого статус-кво в регионе, Иран стал бороться за минимизацию внешнего вмешательства. «Коньком» его внешней политики стало продвижение такого формата безопасности, при котором ключевыми «держателями акций» были бы 3 региональные державы - Турция, Иран и Россия, которые могли бы решать все вопросы во взаимодействии с самими странами Кавказа без «привлечения свидетелей» (имеется в виду, конечно же, Запад). Отсюда стремление Ирана установить свое влияние и укрепить позиции внутри стран региона. Как следствие, серьезное продвижение в двусторонних отношениях с Азербайджаном, наращивание и без того неплохих армяно-иранских связей. И Грузия здесь не исключение.
От дружбы с Ираном Саакашвили может получить определенные профиты. Эта «дружба» в умелых руках становится предметом шантажа и давления на привычных западных партнеров. Других ресурсов в Грузии не так уж много. Ирану же, в условиях растущего внешнего давления, нужны новые рынки, новые объекты для вложения инвестиций (Грузии они могут быть интересны, так как финансовая помощь Запада небезгранична и ее роль будет только уменьшаться). В итоге новый кавказский статус-кво дополняется новыми штрихами и красками.
Данное решение - не экспромт, а хорошо подготовленное событие. В течение всего 2010 года Тегеран и Тбилиси интенсивно наращивали двустороннее сотрудничество. Сначала в мае столицу Грузии посетила иранская делегация для обсуждения перспектив экономической кооперации, затем в ноябре, после десятилетнего перерыва, возобновилось прямое авиасообщение между Тегераном и Тбилиси. И, наконец, в ходе визита в Грузию главы иранского МИД было принято решение об открытии консульства Исламской Республики в Батуми (который в последнее время стал своеобразной витриной Грузии), а также об отмене визового режима. Сегодня, принятое в прошлом году решение, получает практическую реализацию. Но, помимо этого, поднимает много интересных вопросов.
Грузия в период после «революции роз» получила стойкую репутацию «любимца Запада» и, в особенности, США, страны, которую в Иране, начиная с 1979 года и до наших дней, именуют не иначе, как «Большим Сатаной». Вашингтон отвечает взаимностью, включая Иран в списки «стран-изгоев». Между тем, сегодня в грузинских СМИ обсуждается такая тема, как возможный визит в столицу Грузии президента Ирана Махмуда Ахмадинежада, который является последовательным критиком американской внешней политики и «происков сионистов». Означает ли все это поворот в политике Грузии? И что хочет Иран от партнерства с самым проамериканским правительством Южного Кавказа?
Грузино-иранская кооперация (звук):
Наверное, не стоит спешить с выводами и упрощать ситуацию. Рискну предположить, что грузино-иранская кооперация с новой силой опровергает установившееся и в России, и на Западе клише о том, что любая постсоветская республика в своей внешней политике проводит либо пророссийский, либо прозападный курс. Между тем, в реальности малые страны, небогатые ресурсами и не имеющие мощной военно-политической базы, проводят политику, которую правильно было бы определить, как «национальный эгоизм». Иначе в нашем трудном мире не выжить. И делает так не только Тбилиси. Тот же Ереван определяет Россию, как своего привилегированного геостратегического союзника, но, при этом, 75 % своего экспорта отправляет через Грузию, получает американскую материальную помощь с помощью лобби в Вашингтоне, и развивает энергетическую кооперацию с Ираном. Что же касается азербайджанской политики, то ее давно уже определили, как политику «качелей», имея в виду равновесные отношения Баку с Западом, Россией и Востоком (эта страна даже была председателем Организации Исламская конференция в 2006 году). Добавим к этому, что «вестернизм» Саакашвили всегда носил подчеркнуто утилитарный характер. Ему было интересно НАТО, как инструмент давления на Россию и возможное оружие в процессе «собирания земель». Вряд ли режим личной власти, давление на СМИ и оппозицию, введение процедуры «честного отъема денег» у олигархов (то есть досудебной процедуры) можно рассматривать, как проявления «западничества». 7 ноября 2010 года исполнилось 3 года с того момента, как Саакашвили, не задумываясь, применил силу против своих оппонентов в центре Тбилиси. Вряд ли образ демократа дополняет и склонность к военно-политическим авантюрам. Таким образом, Саакашвили является «западником» не в силу ценностных оснований, а по прагматическим (и даже циничным) соображениям. Ему нужны финансы и военная мощь, лоббистские структуры и консалтинг Запада, но вовсе не демократия и свобода. Как следствие - отсутствие у него «антииранской прививки», которая есть на Западе (другой вопрос хорошо это или плохо). Из этой же «оперы» его позитивные отношения с белорусским «батькой», хотя эта тема требует отдельного разговора. Именно приземленным прагматизмом можно объяснить тот факт, почему Тбилиси в 2004-2010 гг. старался не порывать отношений с Тегераном. Во время топливного кризиса, возникшего в Грузии в феврале 2006 года, Иран оказал этой кавказской республике определенную помощь. Когда же в июне 2007 года официальный Тбилиси принимал решение об увеличении грузинского военного контингента в Ираке, то с иранской стороной были также проведены определенные консультации, что позитивно восприняли в Тегеране.
Тбилиси также импонирует стремление Ирана поддержать грузинскую территориальную целостность. Исламская Республика не готова к признанию независимости Абхазии и Южной Осетии. Что же касается Ирана, то и его действия на Кавказе по большей части определяются не идеологическим пуризмом, а прагматикой. После завершения «пятидневной войны» и слома старого статус-кво в регионе, Иран стал бороться за минимизацию внешнего вмешательства. «Коньком» его внешней политики стало продвижение такого формата безопасности, при котором ключевыми «держателями акций» были бы 3 региональные державы - Турция, Иран и Россия, которые могли бы решать все вопросы во взаимодействии с самими странами Кавказа без «привлечения свидетелей» (имеется в виду, конечно же, Запад). Отсюда стремление Ирана установить свое влияние и укрепить позиции внутри стран региона. Как следствие, серьезное продвижение в двусторонних отношениях с Азербайджаном, наращивание и без того неплохих армяно-иранских связей. И Грузия здесь не исключение.
От дружбы с Ираном Саакашвили может получить определенные профиты. Эта «дружба» в умелых руках становится предметом шантажа и давления на привычных западных партнеров. Других ресурсов в Грузии не так уж много. Ирану же, в условиях растущего внешнего давления, нужны новые рынки, новые объекты для вложения инвестиций (Грузии они могут быть интересны, так как финансовая помощь Запада небезгранична и ее роль будет только уменьшаться). В итоге новый кавказский статус-кво дополняется новыми штрихами и красками.
