Ссылки для упрощенного доступа

"В молельне рассказываю сыновьям, что не могу найти их убийц"


Муртазали Гасангусенов
Муртазали Гасангусенов

Отец расстрелянных братьев Гасангусеновых – о борьбе с системой и погибших мечтах

Уже почти три года Муртазали Гасангусенов, отец расстрелянных в августе 2016 года чабанов, ищет убийц своих детей, которых силовики поначалу объявили боевиками. Мужчине пришлось приложить титанические усилия для того, чтобы доказать его – 17-летний Наби и 19-летний Гасангусейн – не были экстремистами.

Однако уголовное дело об их убийстве буксует, в нем до сих пор нет подозреваемых, хотя ни для кого не секрет: подростков расстреляли в рамках контртеррористической операции. Глава Дагестана Владимир Васильев назвал гибель юных пастухов "трагической случайностью".

В дождь и в мороз Муртазали выходит на главную площадь Махачкалы, где часами стоит с небольшим плакатом "Братья Гасангусеновы, мы помним о вас". Мимо проносятся члены республиканского правительства, депутаты Народного собрания, силовики – и все делают вид, что не замечают его.

Он сбился со счета, сколько раз мэрия отказала ему в согласовании митинга. В интервью "Кавказ.Реалии" дагестанец, за судьбой которого следит весь Северный Кавказ, рассказал, о чем беседует с убитыми сыновьями в молельне, построенной на месте их расстрела, и какие у них были мечты. "Я ничего и никого не боюсь. Пусть меня расстреляют на площади, но я не остановлюсь", – твердо произносит он.

Об Абдулатипове и Васильеве

Муртазали, скоро третья годовщина убийства ваших детей. Простите за вопрос, который возращает вас в этот страшный день, но вы хорошо помните 23 августа 2016 года?

– Да, я находился тогда в Нальчике, мне позвонила жена Патимат, которая сказала: "Наши сыновья ночью не пришли. Здесь военные машины стоят. У нас дома родственники, они начали уборку. Приезжай".

Родственники приходят, когда случается горе – готовят дом к приему соболезнующих. Жене они не сказали, что произошло, но она, конечно, чувствовала… Патимат спрашивала: "Зачем вы у меня убираетесь, если ничего не случилось? Я ведь могу сама". Они отвечали: "Ничего не случилось". Потом сестра ей сказала: "Наби ранен". И всё.

Я позвонил своему младшему брату Магомеду, он не взял трубку. Тогда набрал своего зятя Абдулвахида, он произнес лишь: "Наби ранен, приезжай". Когда же дозвонился до Магомеда, он повторил: "Наби ранен". Я спросил: "Магомед, ты мой младший брат. Скажи правду: есть у меня хоть один сын?" Он ответил: "Приезжай". И сбросил вызов. Я тут же нанял такси и отправился домой.

Муртазали Гасангусенов вышел на акцию протеста в Махачкале
пожалуйста, подождите

No media source currently available

0:00 0:00:49 0:00

–​ Кто-нибудь из чиновников и депутатов связывался с вами, чтобы выразить соболезнования и помочь?

(После продолжительной паузы.) Нет. Трагедия, напомню, случилась еще при Рамазане Абдулатипове. Он тогда, кстати, приезжал в соседнее село на открытие туберкулезной больницы. Абдулатипов мог проехать 1-1,5 км до с. Гоор-Хиндах и выразить мне соболезнования. Но он этого не сделал. Зато поспешил, не выслушав нас, связать убийство моих сыновей с политикой. Я не знаю, где политика, а где – пастухи.

Но, наверное, ему виднее, поэтому я ходатайствую о допросе Абдулатипова. Раз он назвал убийство политическим, значит, ему известны какие-то факты об этом преступлении.

Действующий глава республики Владимир Васильев вообще заявил, что произошла "трагическая ошибка".

– А ведь он даже не принял нас! Мы так ждали, что новый руководитель выслушает нас, а он говорит, что это "ошибка".

Но я настаиваю: это не случайное убийство. Участковый Шамиль Гамзатов узнавал, когда мои сыновья пойдут обратно в село. Расстреляли же их дважды: сначала, когда они шли, потом – когда их переодели в камуфляж, чтобы выдать за боевиков. Я неоднократно объяснял, почему версия Васильева несостоятельна.

–​ Осенью и зимой вы вставали в одиночный пикет у здания правительства. Власть имущие вас игнорировали: либо ускоряли шаг, либо делали вид, что не замечают. Что вы чувствовали в этот момент?

–​ Обиду и непонимание, почему они не видят, какую боль я испытываю. Хотелось их спросить: "Как жить, когда убили твоих детей? Неужели вам безразлично, что нет справедливости? Почему вы думаете только о себе?" В этот момент думал, что радует только одно – в любом случае никто не останется на этой земле.

Откуда в них такая черствость, по-вашему? Я бы сформулировала вопрос иначе, но цензура не позволяет.

–​ Я не знаю, как можно покрывать убийц детей… Но они это делают.

– А ведь силовики еще долго врали, что ваши дети –​ члены незаконного вооруженного формирования. Что вы почувствовали, когда они признали: Гасангусейн и Наби не были боевиками?

–​ Они мучали нас год и три месяца, повторяли: "Ваши сыновья были боевиками, террористами. Они покушались на жизнь правоохранителей, были уничтожены ответным огнем". Я говорил везде (в прокуратуре, в Следственном комитете и т.п.): "Покажите мне тех сотрудников, в кого стреляли мои сыновья". Это было очень-очень тяжело, больно и обидно.

– Кто помогает вам справляться с сильнейшим стрессом?

–​ Нам удалось не сойти с ума благодаря поддержке людей. Пишут отовсюду – со всего Северного Кавказа, даже из Нижнего Новгорода. Соболезнуют до сих пор. Все знают, что мои сыновья были честными и чистыми людьми. Не встречал никого, кто бы в этом сомневался.

О (не)расследовании и митинге

– В декабре 2018-го президент Владимир Путин после вопроса журналистки Елены Еськиной поручил председателю СКР Александру Бастрыкину взять под контроль дело Гасангусеновых. По-вашему, расследование ускорилось?

–​ Они работают так себе, для галочки. Из Москвы под это дело никого сюда не командировали. Нас вызывают раз в месяц, допрашивают полицейских. Все тянется очень медленно. Процедура сейчас выглядит следующим образом: если хотим кого-то допросить, то должны отправить ходатайство в Москву, затем Москва (Следственный комитет. –​ А.Г.) одобряет его или нет. Если ответ положительный, то человека вызывают на допрос. Но нужно понимать – письмо из столицы России в Дагестан идет крайне долго.

– То есть стало только хуже?

–​ Здесь же тоже ничего абсолютно не делалось. Теперь уже экс-прокурор Денис Попов, который принял нас в марте 2018-го, обещал привлечь к ответственности бывшего начальника полиции по Шамильскому району Ибрагима Алиева. Однако дело против него не возбудили. По крайней мере, так нам сказали.

Что вообще можно расследовать три года? Силовики проводили контртеррористическую операцию –​ есть имя ответственного и есть, очевидно, списки принимавших участие в "мероприятии".

Всё так. Недавно записывал обращение к Путину, сказал: "Отправьте сюда одного-двух следователей из Москвы, и мы за 24 часа раскроем это преступление". Мы знаем, в каком районе все произошло, кто здесь начальник полиции, кто отвечал за спецоперацию и кто находился на дежурстве.

– И при этом власти не согласовывают вам митинг. Сколько раз вам отказали – восемь?

–​ Больше... Вчера стоял у мэрии, но ко мне никто не вышел. Тогда записал обращение к главе Махачкалы Салману Дадаеву: "Вы и ваши коллеги наталкиваете меня на совершение административного правонарушения, то есть на организацию несанкционированного митинга". Я же не нарушаю закон, это они, прикрываясь законом, расстреляли моих детей!

Люди, которые нас поддерживают, звонят и говорят: "Если мэрия не согласовывает митинг, почему мы не можем выйти без разрешения?" Я не хотел и не хочу, чтобы кто-то вышел на несанкционированный митинг ради моих детей и пострадал. Поэтому просил всех дождаться согласования митинга.

– Но вы же понимаете, что "пчелы" не могут разрешить акцию против "меда".

–​ Теперь я не могу понять, что делать. Видит Аллах, я пытался сделать все по закону. Но у меня нет другого выхода, кроме несанкционированного митинга или перекрытия федеральной трассы. Положение безвыходное. Они мне врали, что дело расследуется, но ведь ничего не делается!

О погибших мечтах

– Вы никогда не задумывались о переезде? Сложно жить в селе, где все напоминает о трагедии.

–​ Нет. Знаете, почему? На народные средства я построил на месте убийства моих сыновей молельную комнату и посадил деревья. Огромное спасибо всем, кто помог. Дай им Аллах всего в тысячекратном размере!

В молельне я бываю чаще, чем дома. Там могу разговаривать с сыновьями о наших мечтах (их у нас было так много!), о том, как отец не может найти палачей своих детей… 23 августа 2016 г. погибли мои сыновья, а с ними и мечты.

Младший мечтал служить в армии, старшего из-за небольших проблем со здоровьем в армию не взяли. Девятнадцати лет не было старшему, младшему и 17 не было.

Насколько знаю, у вас со здоровьем тоже не все в порядке. Как себя чувствуете?

–​ Еще когда сыновья были живы, врачи махнули на меня рукой, сказали, что я не жилец (проблемы с печенью). И мои мальчики так боялись, что я умру! Не отходили от моей кровати, поставил меня на ноги травник. Видите, как все получилось: я живу, а они – нет.

– Что способно хоть немного унять вашу боль?

–​ Только справедливость. В видеообращении к Путину я сказал: "Мы не просим присвоить нашим детям геройские звания, не хотим им памятников. Ничего не хотим! Требуем только найти убийц и наказать их по всей строгости закона".

Моих сыновей никто не вернет, но я буду бороться до последнего вздоха, чтобы других детей не убили, а их родители не испытали такого чудовищного горя.

Чего вы сегодня боитесь?

–​ Ничего и никого. Пусть меня расстреляют на площади у правительства, но я не остановлюсь.

XS
SM
MD
LG