8 марта 1944 года по приказу Лаврентия Берии в Центральную Азию были высланы порядка 37 тысяч балкарцев под предлогом предполагаемого участия народа в коллаборационистских формированиях на стороне нацистской Германии во время Второй мировой войны. По официальным данным, в Казахстане и Кыргызстане от голода, холода и болезней умер каждый восьмой депортированный. Выжившим разрешили вернуться только через 13 лет.
Чем советская власть обосновала депортацию? Как она проходила? Что было после возвращения балкарцев на родину? Эти и другие вопросы обсуждают историк, ведущий подкаста "Хроника Кавказа" Майрбек Вачагаев и общественный деятель, диссидент и журналист Адам Бадт.
— Что есть депортация народов Северного Кавказа?
— Вопрос, каким бы простым он ни казался, на мой взгляд, очень серьезный и глубокий. Для меня депортация означает, что народы Кавказа на протяжении многих лет жили под властью России, которая силой нас завоевала. На нас всегда смотрели как завоеватели на покоренных, которых можно было принести в жертву в любой момент и по любому поводу: когда хочу – казню, когда желаю – милую.
Мы говорим о вайнахах и о карачаево-балкарцах, живущих, в общем-то, по всему Северному Кавказу. Они всегда – кто громогласно, кто очень смело, кто с оружием в руках, а кто просто в душе – люто ненавидели завоевателей, потому что люто ненавидели быть порабощенными. И вот я представляю их депортацию ничем иным, как просто уроком для других [народов Кавказа], чтобы они знали, что с ними в любой момент могут сотворить то же самое.
И второй, немаловажный момент – чтобы, знаете, порадовать тех, кто всегда ждет хлеба и зрелищ. То есть в России всегда кого-то надо наказывать: стрельцов казнить, кого-то депортировать, совершать государственные перевороты, чтобы народ соглашался жить полуголодной жизнью. Это тоже сыграло свою роль, потому что в то жуткое время уставший от войны советский народ, который просто устилал своими трупами поля сражений уже был на грани терпения. И вот, чтобы каким-то образом поднять его дух, Сталин наказывает якобы "предателей".
— Есть ли доказательства, что балкарцы сотрудничали с немцами?
— Доказательств никаких нет. Показаний – много, "свидетельств" – сколько их было нужно властям. Но фактически ни одного реального доказательства, ни одной доказательной базы – ни про балкарцев, ни про чеченцев, ни про ингушей, ни про карачаевцев – не было и нет. Как нет ее и про калмыков, и тем более про советских немцев, которые даже не видели гитлеровцев. То есть никто из них не мог быть обвинен в коллаборационизме по определению.
Во-первых, есть всем известный закон – презумпция невиновности. Можно ли из-за предполагаемых единичных случаев обвинять целый народ? Ответ очевиден: даже если половина какого-то сообщества виновата, другая половина – невиновна. А среди балкарцев, чеченцев, ингушей и карачаевцев виновных было в разы меньше, чем в иных регионах Советского Союза. В силу, опять-таки, национальных и культурных особенностей этих народов.
Кроме того, подавляющее большинство мужчин призывного возраста сражались на фронтах Второй мировой. Кто же тогда были эти "мифические коллаборационисты"? Например, на учете в НКВД по Кабардино-Балкарии числилось более 1700 человек. Мы знаем, что значит "состоять на учете" – это якобы склонность к чему-то, либо связи, в данном случае с фашистами.
Самое ужасное в том, что если кого-то без вины внесли в список, вокруг сразу начинают сомневаться: а вдруг это правда, вдруг что-то было? Мол, дыма без огня не бывает. Но никаких законных оснований, чтобы выбрать эти народы и отправить их в никуда, на уничтожение, "на вечные времена", не было.
— Как была организована депортация?
— У балкарцев все происходило ровно так же, как и у тех, кого депортировали до них – карачаевцев, чеченцев и ингушей. Я просто приведу пример из истории своего родового села. Как известно, карачаевцев депортировали в ноябре 1943 года. В августе – сентябре в селах разместились войска, но никто толком не знал, что это НКВД. Солдаты стояли на окраине, даже помогали местным жителям с уборкой урожая. А в ноябре эти же красноармейцы в три часа ночи постучали в каждый дом, в каждое окно, в каждую калитку.
Полусонным людям – в основном женщинам, детям и старикам – объявили, что их изгоняют с родины. На сборы дали всего полчаса, разрешив взять только то, что можно унести. Среди депортируемых были больные, были младенцы – и что могла взять с собой мать, кроме собственного ребенка? Так людей сгоняли на площадь, где загружали в машины. По той же схеме, точно так же, балкарцев вывозили из горных сел у подножия Эльбруса.
Всех изгнанных свозили к железной дороге, загружали в скотские вагоны и отправляли в неизвестность. Для депортации 37 тысяч балкарцев было задействовано более 21 тысячи сотрудников НКВД и других сил. То есть практически на каждого изгнанного – ребенка, старика или женщину – приходился почти один вооруженный человек: НКВДшник или солдат. И это в то время, когда на фронте не хватало бойцов. Но цель – изгнать эти народы – была настолько важной и обязательной к исполнению, что ради нее отрывали тысячи людей от войны, перебрасывали силы с фронта, мобилизовали всех, лишь бы депортировать этих мирных горцев. В данном случае – балкарцев.
Их сгоняли в эшелоны, загружали в вагоны – не просто скотские, а наскоро сколоченные из досок, с огромными щелями в полу и стенах. Стояли лютые холода. В каждый такой вагон загоняли по 40–50 человек, заполняли битком и отправляли, отправляли, отправляли...
Целью было решение разных вопросов, и один из главных – вытравить чеченский и ингушский дух, стереть даже память о карачаевцах, о балкарцах.
Я работал директором школы после окончания вуза и часто заходил в нашу школьную библиотеку после уроков. Мне было интересно посмотреть, что пишут о моем народе. Унижение, подавление, порабощение — вот что я находил. Однажды я взял многотомную Большую советскую энциклопедию в сером переплете. Листаю том на букву "К", ищу "карачаевцы". Такого термина нет. Беру другой том, на букву "Б" – "балкарцы". Нет информации. На букву "И" – "ингуши". Опять ничего. Листаю на букву "Ч", и там одной строчкой написано: "Чеченцы – народность, проживающая на территории СССР". Все. Эти народы, кроме чеченцев, которым отвели одну строчку без указания, где именно они живут, просто стерли из официальных источников.
Нас не хотели видеть. Поэтому депортацию проводили с расчетом, чтобы не осталось даже духа этих народов, чтобы даже их названия исчезли.
В Центральной Азии и карачаевцев, и балкарцев расселяли так, чтобы в одном населенном пункте не было более пяти семей. Вот здесь высадили пять семей, там – четыре, там – снова пять, и так далее. Для чего? Чтобы они забыли свои обычаи, традиции, язык – все то, что мы называем идентичностью. Чтобы не могли составить хоть какую-то общность. Переезжать не было никакой возможности.
Все изгнанные прошли через это. Истории могут различаться в цифрах, деталях, но суть одна. Например, моя мать потеряла четверых сыновей – они были погодками, от шести до тринадцати лет. Всех потеряла… Я родился позже, когда моим родителям было уже почти пятьдесят лет, спустя двадцать лет после гибели моих братьев. Это было бедствие невообразимой жестокости, трагедии, последствий. Оно обрушилось на головы совершенно мирного, трудолюбивого, добродушного, гостеприимного народа.
— Балкарцев селили вместе с карачаевцам?
— Насколько мне известно, их селили там, где не было карачаевцев.
Я знаю, что там, где жили мои родители, были чеченцы и немного немцев. О балкарцах не слышал, чтобы их селили там же, а это значит, что их расселяли далеко друг от друга, чтобы не было связи. Иначе зачем это все? Если бы, скажем, поселили пять чеченских и пять ингушских семей, эти изверги из Кремля понимали: это уже не пять, а десять семей. Они, без сомнения, объединились бы, поддерживали и помогали друг другу.
Поэтому их расселяли так же, как и представителей одного народа, – порознь.
— Тот факт, что балкарский язык, как и казахский, относится к тюркской языковой семье, но при этом является отдельным языком, не стал препятствием для его развития в последепортационный период?
— Язык не изменился. Единственное – у нас, у кавказцев, не было обращения друг к другу на "вы" и не было традиции здороваться двумя руками. Это переняли.
Часто, хотя не все, знают, что обращаться нужно на "ты", так же как у немцев или у англичан, у которых you означает и "ты", и "вы". Но есть те, кто каким-то образом перенял это обращение на "вы".
Ну и, конечно, переняли великолепную казахскую кухню – манты и плов есть сегодня в каждой кавказской семье.
— Какую роль играл ислам в период депортации и к моменту возвращения на родину? Насколько религия способствовала самосохранению в этих условиях?
— Ислам сыграл очень важную роль в жизни депортированных. Вера во Всевышнего, в Его справедливость, в то, что Он все видит и что Он с нами, делала этих людей морально выносливыми, оставляла несломленными, непокоренными. Убеждение, что все это лишь испытание и что оно временно, и есть истинная вера, и есть ислам. Именно эта вера спасла народы.
— Как семьи депортированных возвращались на родину?
— Балкарцы стали возвращаться в 1957 году, отдав за бесценок все нажитое, практически бросив все. Хоть и в меньшем масштабе, на родине они столкнулись с теми же проблемами, что чеченцы и ингуши, – их дома заняли.
В балкарских и карачаевских домах жили, в частности, грузины. По словам самих балкарцев, большинство из них осознавали, что занимают чужие дома, и уезжали без проблем – все происходило на основе договоренностей. Не было ни одного случая, чтобы грузины создавали препятствия для вернувшихся горцев. Однако иногда приходилось выкупать свои же дома.
Так, мой отец был вынужден выкупить свой дом у русской женщины. Я помню ее имя с раннего детства – Паша. Она была одинокой.
В целом в Балкарии и Карачае не было таких проблем, как у чеченцев и ингушей. Но все имущество было потеряно. Не осталось ничего: ни хозяйственных вещей, ни быта. В горных районах Балкарии, где никто не захотел селиться, у подножья Эльбруса, дома за время отсутствия хозяев практически разрушились. Вернувшимся приходилось поначалу жить в землянках или в тесных, трудных условиях.
Важно отметить, что, вернувшись на родину, они не получили никакой помощи. Их увезли в Казахстан, они бросили все, вернулись обратно – и снова остались без поддержки. Но, несмотря на это, они были счастливы вновь оказаться под Кавказским небом. И неимоверным трудолюбием балкарцы смогли отстроить свои селения, обустроить дома и снова зажить достойно.
— Как балкарская и карачаевская молодежь воспринимает депортацию?
— Моя мать, потерявшая четверых сыновей в первый год депортации… Знаете, ни разу я не видел, чтобы она обращалась с претензией к Создателю. Ни единого раза я не слышал от нее вздоха: "За что мне такое несчастье? Почему у меня такая горькая судьба?" Конечно, в ее сердце была огромная рана, которая никогда не могла зажить. Потерять всех своих детей – это невозможно пережить. Но она ни разу об этом не говорила, она была покорна своей судьбе. Не покорность раба, а покорность благородная, когда человек осознает: это его жизнь, и за нее он должен быть благодарен.
Мы ощущаем боль депортации, это насилие, эти издевательства, эти лишения все сильнее с каждым поколением. Я с уверенностью говорю это о карачаевцах, балкарцах, чеченцах, ингушах. Мы все прошли одной дорогой, хлебали одно горе одной ложкой из одной посуды.
Сегодня мое поколение и следующие – дети и внуки тех, кто испытал это горе, – чувствуют его еще острее, принимают к сердцу. И пусть никто не думает, что это забудется. Это не забудется, пока преступление не получит справедливой оценки. Пока каждый из народов не почувствует, что перед ним искренне извинились. Это огромный процесс. Но, отвечая на ваш вопрос, я скажу: наша молодежь еще более трепетно относится к этой памяти.
— Почему нынешняя российская власть так боится закона о реабилитации народов, подвергшихся депортации? Почему, например, спустя десятилетия людям приходится доказывать через суд, что, будучи рожденными в депортации, они имеют право на признание в статусе репрессированных?
— Потому что реабилитация, признание своей вины – это удел сильных.
Только сильный, благородный человек, только сильный народ, только сильное государство способны понести крест покаяния на своих плечах. А это государство никогда не собиралось ни реабилитировать, ни извиняться, ни просить прощения, ни восстанавливать справедливость.
Наоборот, с помощью телевидения внушали – и нам, и всем – что дыма без огня не бывает. И будут внушать, к сожалению. В этом вся причина.
Если бы они показали, что сожалеют о том, что сделали их деды, тогда бы наши молодые смогли вздохнуть свободно. Тогда бы эта рана наконец зажила.
***
Для всех наших слушателей и читателей: вопросы гостям подкаста формируются на странице Майрбека Вачагаева в фейсбуке. Любой, кто прочитает анонс, может задать вопрос по теме приглашенному гостю.
Для тех, кто хочет глубже разобраться в обсуждаемых в этом выпуске темах, рекомендуем книгу: Александр Некрич. Наказанные народы.
Подписывайтесь на подкаст "Кавказская хроника с Вачагаевым" на сайте Кавказ.Реалии и слушайте нас на Apple Podcasts – Spotify – YANDEX MUSIC – YOUTUBE и на других многочисленных аудиоплатформах.
Форум