28 декабря 1943 года десятки тысяч калмыков были обвинены в коллаборационизме с немцами и высланы в Сибирь в рамках операции "Улусы". Кто стоял за этой депортацией? Существуют ли источники и статистика, на которые можно с уверенностью ссылаться, говоря об этой трагедии? И как она продолжает влиять на современное поколение? Эти и другие вопросы ведущий подкаста "Хроника Кавказа" Майрбек Вачагаев обсуждает с историком, правозащитником и диссидентом Батыром Боромангнаевым.
Историк Батыр Боромангнаев является председателем Конгресса ойрат-калмыцкого народа, который в прошлом году российский суд признал экстремистской организацией. После осуждения войны России в Украине историк вынужден был эмигрировать из страны, сейчас он проживает в США. Батыр Боромангнаев является автором более 100 публицистических и научных статей, в том числе и по проблемам депортированных народов.
– Уважаемый Батыр Батырович, кто стоял за всеобщей, тотальной депортацией калмыков в 1943 году, которая последовала после выселения с родных мест карачаевцев?
– Можно назвать ведомства, подразделения, соединения НКВД, которые непосредственно проводили выселение, но это будет только малой частью большой истины. Проведением депортации вообще, не только в отношении ойрат-калмыцкого народа, занимались на самом деле десятки органов общего, отраслевого и прочего управления. Это и ГКО, и народные комиссариаты СССР, а также государственные комитеты, различные центральные и региональные ведомства и так далее. Но, даже зная это, следует стремиться быть в этом вопросе еще более точным и честным. Обобщенно говоря, эти акции или операции проводились государством, то есть Советским Союзом, его коммунистическим режимом, возглавляемым палачом Иосифом Сталиным.
Это относится ко всем принудительным депортациям всех репрессированных народов, не только в 1940-е годы, но начиная с 1918 года, то есть практически первого года существования советской власти большевиков, и далее. Поэтому главным виновником и исполнителем депортации является именно Союз Советских Социалистических Республик, полноправным правопреемником которого является нынешняя Российская Федерация.
Выселение калмыков производилось не только с территории Калмыцкой АССР, но и Ростовской области, Ставропольского края и Сталинградской области (сейчас Волгоградской. – Прим.). Солдат, сержантов и офицеров калмыцкой национальности с весны и весь 1944 год снимали с фронта и отправляли в исправительно-трудовой лагерь системы ГУЛАГа в Пермской области на строительство так называемой Широковской гидроэлектростанции. Тогда был один из лагерей – Широклаг, он так и назывался. Офицеров же отправляли в места проживания их семей в различные регионы Сибири.
Что касается коллаборационизма, то некоторое количество калмыков во время непродолжительной оккупации части Калмыцкой АССР на это пошли.
– А где этого не было? На всех оккупированных территориях были такие случаи.
– В том-то и дело, что этот коллаборационизм, причем даже в более массовых формах, мы видим на оккупированных территориях России, Украины и Беларуси. Да и в той же Калмыкии было много полицейских и гражданских лиц русской и украинской национальности, работавших на оккупационные власти. Но калмыков тотально выселили, в том числе и тех, которые жили в неоккупированных районах или, как они до войны назывались, улусах. Так что эти обвинения в сотрудничестве с оккупантами были не более чем поводом для ликвидации Калмыцкой АССР и насильственной ссылки калмыцкого народа.
В Москве нужно было объяснить свои промахи и ошибки в годы войны, найти виновников. Было удобно обвинять именно малочисленные народы в предательстве. Собственно, точно так же Кремль поступал в отношении других народов в 30-е годы, когда Гитлер еще не нападал на СССР.
Решалась еще одна утилитарная задача. В восточные районы страны отправляли сотни тысяч или даже миллионы советских рабочих рук. Ну и, опять же, после ликвидации Калмыцкой АССР по этому указу 27 декабря 1943 года образовали Астраханскую область, которой отдали большую часть территории Калмыкии, а другие части Калмыкии разделили между Ставропольем и Дагестаном.
В общем, какой-то одной причины депортации в условиях всевластия, вот этого иррационального, репрессивного, я бы даже сказал, сумасшедшего режима в условиях той войны быть не могло. Были только всевозможные предлоги, поводы, мотивы, эмоциональные всплески, ну и вот некоторые материальные потребности.
– В отличие от чеченцев, ингушей, карачаевцев, балкарцев и крымских татар, местом депортации для калмыков была определена Сибирь. Как вы думаете, почему?
– Во-первых, большую часть калмыков депортировали в самые лютые январские морозы – 28 декабря началась операция "Улусы". В январе и феврале их везли эшелонами в Сибирь: это были Новосибирская, Омская, Тюменская области, Алтайский, Красноярский края, и малая часть была отправлена на север Свердловской области. Кроме того, небольшое количество калмыков, которые проживали на Волге и Каспии, отправили в Казахстан, в район Аральского моря.
В Москве, видимо, калмыки воспринимались азиатами, и поэтому, может быть, в этих ведомствах просто не хотели, чтобы они попали в какую-то близкую в расовом или культурном отношении среду. Поэтому их расселяли по славянским областям и краям Сибири, где они занимались принудительным трудом.
– Вам удалось в начале 90-х воспользоваться моментом, когда временно сняли запрет на архивы спецслужб бывшего СССР, поработать именно по вопросу депортации калмыков?
– К сожалению, эти архивы, фонды центральных ведомственных архивов России до сих пор закрыты для исследователей. Они есть, допустим, в том же архиве Астраханской области, но калмыков туда не пускают, как и в центральные московские архивы.
Мизерный доступ из всех калмыков давали единственному калмыцкому ученому, историку, Максимову Константину Николаевичу только потому, что он в свое время был председателем парламента Калмыкии, членом Совета Федерации. Он автор нескольких книг, исследований по депортации.
Также был молодой офицер КГБ калмык Алексей Надбитов. Он объездил все сибирские регионы, места депортации калмыков, и буквально добился того, чтобы значительную часть дел депортированных калмыков передали в управление КГБ по Калмыкии. Это практически единственные документы, которые доступны для изучения сегодня калмыцким историкам по этой тематике. Допустим, фонды того же госкомитета обороны (ГКО) или сталинские фонды, которые касаются депортации народов, они все закрыты, абсолютно недоступны для любого ученого-исследователя.
Тотальной депортации подверглись девять народов: корейцы в 30-е годы были депортированы с Дальнего Востока, в годы Второй мировой войны – немцы, карачаевцы, чеченцы, ингуши, балкарцы, калмыки, но кроме них еще крымские татары и турки-месхетинцы. Кроме того, из приграничных с Финляндией районов были полностью отселены вглубь СССР финны-ингерманландцы, вепсы, ижоры.
– На какие цифры вы опираетесь, когда говорите о жертвах в период депортации?
– По оценкам разных исследователей, погибло от 30 до 40–45% населения. У меня собственные расчеты, они основываются на следующем: до войны, по переписи 1939-го года, калмыков в РСФСР проживало более 134 тысяч. По сводкам НКВД, в 1950 году на учете числились 77 943 калмыков-переселенцев, включая рожденных в период депортации. Это составляет примерно 57% от довоенного. Но мы в обязательном порядке должны принимать во внимание число погибших на войне. По моим оценкам, это до 10 тысяч человек, это около 7%.
Таким образом, в депортации могло погибнуть около 36% от довоенной численности калмыков. Это составляет около 50 тысяч человек.
Язык мы теряем со страшной силой. Это боль для всех калмыков
Огромное количество людей погибло во время транспортировки, особенно в холодное время года – вагоны для скота, в которых их везли, были не предназначены для перевозок зимой. Естественно, когда эшелон идет месяц-полтора, люди просто от голода и холода умирали. Даже с печками в вагонах не было возможности обеспечить тепло – оно поднималось наверх, поэтому на нарах верхнего уровня устраивали в основном детей. А старики, которые лежали на первом уровне, просто мерзли внизу. И на остановках трупы своих родных, близких, родителей вынуждены были выбрасывать на этих полустанках или станциях.
По приезду в Сибирь выживших просто выбрасывали на голые места. За ними, может быть, из сел приезжали какие-то сани, но когда их довозили до места жительства, их просто бросали в снег. В течение многих месяцев им не предоставляли медицинское обслуживание, не давали еду и, естественно, не платили никаких денег. Именно по этой причине многие погибли тоже.
– После возвращении калмыков из депортации обратно домой, были ли проблемы с теми, кого заселили на земли калмыков из числа других представителей народов России?
– У нас такого не было, население не переселялось, потому что наша степь не очень благоприятна для проживания людей. Ее использовали как зимние пастбища, заселялись в основном люди, которые пасли скот, из Дагестана, из Грузии.
Проблемы были другого рода: в Ростовской и в Астраханской областях сохранившиеся дома калмыков разрушали, чтобы вернувшиеся не могли снова в них поселиться. То есть они до 1956–1957 гг. еще стояли, а потом их в момент возвращения просто разрушали.
Были проблемы и с местными жителями, многие из которых, кстати, сами были коллаборационистами, но тем не менее они считали представителей моего народа предателями, и эти драки продолжались много десятков лет. Были какие-то примеры дискриминации, но потом, когда калмыков стало много, наши интересы национальные стали продавливалиться. В 1962 году первым секретарем обкома партии стал калмык, и уже пошло полноценное развитие калмыков.
– Как после возвращения из депортации решались вопросы устройства калмыков на работу и учебу, с выездом в Москву?
– С 60-х годов таких проблем особенно не было. А вот в годы депортации, конечно, проблемы были колоссальными. Например, калмыков в большом количестве не принимали в средние и высшие учебные заведения. Калмыков в Сибири, за очень редким исключением, не ставили на руководящие должности.
Я могу вспомнить пример своего отца. Ему сейчас 85 лет, но после седьмого класса он хотел поступить в училище связи. Его не приняли именно потому, что он был депортирован. А после десятого класса отец хотел поступить в авиационное училище в Новосибирской области, и там ему отказали как калмыку. Он был вынужден идти работать на завод, а потом поступить на вечернее отделение института электротехники в Новосибирске, которое он окончил. Он был, кстати, единственным дипломированным инженером в то время. Ему повезло, что он через производство смог поступить. А огромное количество людей его возраста так и не получили высшее образование.
Во многом благодаря депортации мы потеряли часть нашего не только культурного наследия, но и языка. Люди стали предпочитать изучать и говорить на русском языке. Дело в том, что калмыки были поселены в Сибири очень дисперсным образом. То есть, в эти отдаленные деревни, села, селили по нескольку семей всего лишь. Таким образом, они оказались в чуждой языковой среде, очень хорошо изучили русский язык, а свой язык стали терять. Калмыкам вообще было запрещено говорить на своем языке в депортации. Просто могли избить, например, или комендант мог пригрозить, например, проблемами с рабочими днями, с пайками и так далее. То есть вот просто выбивали калмыцкий язык из употребления.
– А сегодня как обстоят дела с калмыцким языком? Владеет ли им молодежь?
– Ситуация только ухудшается. Энтузиасты пытаются что-то делать в плане восстановления, модернизации нашего родного языка, но ничего не получается. Потому что государственная российская политика препятствуют развитию языка, а он должен развиваться, как вы понимаете, с раннего детства. Не только с детского сада, но и с семьи. Но молодые матери зачастую не знают язык – позже освоить язык как родной очень сложно. Это удается только единицам, которые жили с бабушками, дедушками, которые разговаривали на калмыцком языке.
В общем, язык мы со страшной силой теряем. Это огромная проблема, это боль для всех калмыков.
– А как современная власть в Калмыкии относится к проблеме депортации? Есть ли какие-то запреты в этой теме?
– Подспудно, конечно, такие запреты все равно есть. Не дают нормально исследовать эту тему и делать те обобщения, которые соответствуют той исторической ситуации. Например, когда я был прикреплен к аспирантуре, мне сразу сказали, что я ни при каких обстоятельствах не смогу защитить кандидатскую диссертацию, потому что там присутствуют такие обобщения и выводы, которые не приветствуются современной российской исторической наукой. При предыдущем главе республики (Алексей Орлов возглавлял Калмыкию с 2010 по 2019 годы. – Прим.) была сделана попытка закрыть эту тему. Он неоднократно высказывался насчет того, что надо эту страницу истории забыть, не вспоминать. Мол, это мешает двигаться вперед. Есть, конечно, какие-то демонстративные поверхностные акции памяти о депортации и ее жертвах, но в реальности ничего не делается.
Дело в том, что все-таки Россия является правопреемником Советского Союза, и она должна ответить перед репрессированными народами. Тем более есть закон 1991 года о реабилитации репрессированных народов, там 13 пунктов, и ни один из них не выполнен до конца. То есть Россия избегает ответа перед нашими народами. Я считаю, что это является проявлением шовинистической имперской политики Кремля в отношении нерусских народов.
– Вы можете предложить нашим слушателям работы, которые позволят лучше понять проблему, связанную с депортацией?
– В первую очередь я хотел бы обратить внимание представителей калмыцкого и других народов к книге "Вклад репрессированных народов СССР в победу в Великой Отечественной войне 1945–1945 годов". Несмотря на такую общую формулировку, в этом исследовании даны исторические очерки депортации шести народов. Это советские немцы, чеченцы, ингуши, карачаевцы, балкарцы и калмыки.
Кроме книги упомянутого Константина Максимова у него есть книги "Великая Отечественная война: Калмыкия и калмыки" и "Калмыцкая ССР в годы Великой Отечественной войны и депортации калмыцкого народа, восстановление республики".
Есть книга профессора Владимира Убушаева "Калмыкия. Выселение и возвращение". Я бы еще порекомендовал прочитать небольшой рассказ Алексея Балакаева "13 дней, 13 лет", который был издан в начале 60-х годов. Это наш народный писатель.
Ну, и книги всевозможных российских исследователей, которые нужно читать очень критически, потому что в них содержится информация, которая задевает достоинства депортированных народов и неправильно интерпретируются события того времени. Например, "Операция Улус" Николая Бугая, "Геноцид" депортированного автора Петра Бакаева. И, конечно, книга памяти - там несколько томов, даны персоналии и краткие исторические очерки каждого из репрессированных. То есть очень ценная книга, я считаю.
Для тех, кто хотел бы подробнее ознакомиться с обсуждаемыми в подкасте вопросами, рекомендуем работу: Вклад репрессированных народов СССР в Победу в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. [науч. ред. Б. Б. Боромангнаев]. – Элиста, 2010 г.
Подписывайтесь на подкаст "Кавказская хроника с Вачагаевым" на сайте Кавказ.Реалии и слушайте нас на Apple Podcasts – Spotify – YANDEX MUSIC – YOUTUBE и на других многочисленных аудиоплатформах.
Форум