В МВД по Дагестану отказались возбуждать дело об угрозах убийством, которые поступали в адрес Светланы Анохиной - журналиста и правозащитницы, главного редактора "Даптара", портала о женском пространстве на Кавказе. Отказ объяснили недостаточностью оснований для возбуждения дела. Материал направлен в прокуратуру для рассмотрения обоснованности принятого решения.
В июле этого года Анохиной позвонил мужчина, который назвал свое имя и сообщил, что ему поручили "разобраться с феминистками". В ответ Светлана предложила ему встретиться и поговорить, а он пригрозил ей убийством.
Это уже не первые угрозы в адрес Анохиной. Многим в республике не нравится то, что она делает – пишет о женщинах, которых притесняют в их же семьях, помогает им вырваться из рук мужей-тиранов и начать новую жизнь.
В интервью Кавказ.Реалиям Анохина рассказала, что планирует дальше делать в связи с отказом полиции. А еще о том, почему женщины подвергаются насилию и что она делает, чтобы помочь им.
О мажоре Абдулмуслимове и угрозах в свой адрес
- О чем говорит отказ полиции в возбуждении дела? МВД не хочет, не может или что? Ты ведь дала им все данные о звонившем.
- Да, я принесла им все, то есть дала номер телефона, две записи разговора, потому что было два разговора. Через гет-контакт пробила, на чье имя зарегистрирован телефон, с которого мне звонили. Рашид Абдулмуслимов. Он оказался мажором, часто наведывающимся в Чечню. У него сто пятьдесят тысяч подписчиков в инстаграме. И, на мой взгляд, все, что нужно было им сделать, - это опросить его и сделать биллинг телефона. Все. То есть по биллингу можно было узнать, звонили ли с него в этот день и в этот час. У меня же все зафиксировано, время звонков. Можно было узнать, кто, если не он, звонил с его телефона. Если все это не было сделано, то у меня напрашивается один вывод: он действительно имеет родственников в МВД или чей-то сынок. Другого вывода у меня нет. Либо существует какой-то способ звонить с чужого телефона через какие-то программы. Но такие же вещи не могут остаться неотслеженными, правда?
- Это не первая угроза в твой адрес?
- Да, не первая, но в первый раз человек звонил с определяющегося номера. В первый раз так радостно хохотал, заявляя, что у него родственники в полиции. И в первый раз было заявлено, что причина - феминизм. Он был сначала очень вежлив, спросил, феминистка ли я, сказал, что ему поручили разобраться с феминистками.
- Ты будешь что-то предпринимать?
- Буду опротестовывать, и, видимо, буду подавать жалобу и на самих работников полиции за невыполнение ими должностных обязанностей. Я считаю, что я действительно в опасности.
О движении "Марем" и муфтияте
- Давай про эту группу "Марем", про правозащитную деятельность. Почему ты этим занимаешься? Почему для тебя это так важно?
- Поскольку я пишу всю жизнь, сколько себя помню, о проблемах женщин, они ко мне обращаются. А когда на тебя раз за разом сваливаются похожие обращения, ты уже включаешься системно. Вот так у нас с Марьям Алиевой.
- Справка Кавказ.Реалии: Движение "Марем" включает в себя десять активисток, среди которых юристы, психолог, журналисты и блогеры. Вместе они реагируют на сообщения девушек о домашнем и сексуальном насилии, травле в интернете и прочих случаях, на которые не обращают внимания правоохранительные органы регионов Северного Кавказа.
Я к ней шла навстречу как к девушке, которая носит национальный костюм, пишет в блоге об этнографии. Когда мы с ней встретились, не говорили об этнографии, говорили о социальных проблемах. Я нашла человека, очень похожего на себя. У нас очень мало вроде бы точек соприкосновения. Она верующая, я агностик. Она мне годится в дочери. У нас разные семьи, мы по-разному смотрим на многие вещи, но на одну вещь мы смотрим пристально, с ненавистью и с одинакового угла. На то, что существует ужасная проблема домашнего насилия, существует в прекрасном дагестанском обществе, где женщина якобы сильно защищена от всего, а уж тем более, от сексуализированного насилия внутри семьи. Это абсолютно глухая, бездонная тема, которая толкает многих девчонок к самоубийству, к чему-то еще, и с этим нужно что-то делать. Вот мы с ней так поговорили, а потом стали обмениваться историями, советоваться, просить друг у друга помощи. Решили, что нужно объединиться, и сложили такую группку из тех, о ком точно знали, что они неравнодушны и начнут участвовать. Сначала группа была совсем маленькая, из трех человек, потом мы ее расширили, затем включили туда еще Ингушетию и Чечню, двух девушек. И в конце туда пришли психолог и юрист.
- А помогают ли как-то мужчины вашей работе?
- Да, помогают. В частности, мне нужно было вывозить два раза барышню, причем два дня подряд. У меня было очень высокое давление, 190 на 115. Меня шатало. Запрос был срочный, то есть там медлить и откладывать было невозможно. Под рукой у меня машины нет, брать таксиста невозможно в силу кучи причин. Я обратилась к человеку. Две ночи подряд мы с ним ездили и забирали молодых женщин. Они убегали, и надо было подъехать на машине, принять их и отвезти либо туда, где их ждали, либо искать им шелтер.
- Кто-то финансово помогает вашей группе?
- Мы платили из своего кармана, пока я не объявила в Фейсбуке, что мы создали группу и даже дали ей название. И когда это было озвучено, то нам стали переводить деньги.
- С какими трудностями сталкиваешься ты в этой работе, ваша группа, помимо угроз?
- Все нелегко. Даже нелегко это описать. Не каждый дагестанский мужчина, - а у нас по-прежнему мужчин с машинами намного больше, чем женщин, - согласится ехать куда-нибудь, зная, что нужно забирать женщину, бегущую из семьи. То есть нужно иметь в виду, что на твоей стороне - никого. Что полиция дурацкая, общественное мнение, разные булачи, они все будут не на твоей стороне. Они все будут говорить, что надо разбираться, надо посмотреть, что там происходит, а мне не надо смотреть, что происходит. Если я слышу от барышни настойчивое "Пожалуйста, заберите меня!", я понимаю, что ее надо за-би-рать! Хотя бы на два-три дня, пока она придет в себя и поймет, что делать дальше.
Но если это не срочный запрос, то я, конечно, разговариваю, объясняю, что ее ждет, что она попадет в новый город, туда, где ее никто не знает, где она сама никого не знает, где нет друзей, родственников, то есть всего, к чему она привыкла. Что в шелтере может находиться от трех месяцев до полугода, после чего ей придется уходить оттуда и идти жить. Мое дело – все рассказать. И главное правило, которому меня никто не обучал, - к счастью, я догадалась сама, - ни в коем случае не подталкивать и не отговаривать. Просто объяснить реальную картину и дать знать: если ты прыгнешь, я тебя поймаю, но я тебя не подталкиваю прыгать. Хорошо подумай.
- Как то, что ты делаешь, то, чем занимаешься, сосуществует с нашим Духовным управлением мусульман Дагестана: идут параллельно, помогают, мешают? В одном из своих постов ты указывала руководителя отдела фетв Зайнуллу Атаева.
- Ну, судя по тому, что он все-таки озвучил запрет на радикальную форму обрезания, которая нас больше всего и тревожила, он все-таки, можно сказать, вменяемый человек. ДУМ Дагестана вообще мне, конечно, не союзник, но они бывают союзниками в отдельных случаях. Я с большой симпатией отношусь к жене муфтия Дагестана] Айне Гамзатовой. У нас с ней сложная система отношений, но я к ней один раз обращалась за помощью, когда узнала, что по городу мечется женщина с двумя детьми. Один из мальчиков подвергся со стороны отца сексуализированному насилию. Женщина сбежала из двух шелтеров. И я обратилась к Гамзатовой с просьбой посмотреть, есть ли она в каких-то подобных заведениях думдовских. Но мы не нашли ее. По моей информации, она из Дагестана уехала. Но Айна отозвалась с готовностью, вот, о чем я.
О мужчинах и попытке уехать из Дагестана
- Почему именно девушки, женщины стали слабым звеном? Почему они подвергаются всем этим унижениям, насилию, шантажу?
- Как почему? В патриархальном мире так устроено, что мужчина, взрослый мужчина, он центр Вселенной. Его слово ценится выше, оно значимее. Все остальные находятся "под его защитой", как у нас любят говорить, а на самом деле полностью в его власти и подконтрольны ему. Конечно, это проблема не только Кавказа, но у нас это все подогревается и религией отчасти, и большей консервативностью.
- На "Даптаре" исповеди женщин-феминисток зачастую анонимны. Почему?
- Ответ очевиден. Потому что говорить о себе и назвать себя феминисткой – это значит быть готовой к ударам, быть готовой к оскорблениям. Ко мне время от времени приходят на страничку какие-то люди, рассказывают мне про феминизм. Некоторые очень подкованы в теории. Но при этом в голове такая каша из терминов. Я им говорю, ребят, я себя не отношу ни к кому. Мне некогда в этом разбираться, мне некогда определиться, потому что я вытаскиваю ваших баб, ваших дочек и жен, избитых, забитых или изнасилованных и занимаюсь именно ими. Вы там почитайте, потом расскажете, когда у меня будет свободная минутка.
- Как-то меняется отношение к феминизму на Кавказе? И если да, то как?
- Да, в худшую сторону. Люди даже не пытаются понять, что это такое. Знаешь, это слово и раньше было каким-то негативным что ли. Сейчас оно действует как красная тряпка.
- Твоя семья тебя поддерживает в этом направлении, в твоей деятельности? Мама, дочери, внучки?
- Ты знаешь, я у них и не спрашивала. Они поддерживают в силу того, что любят. Даже если бы они были и не согласны, они все равно бы меня поддерживали, потому что я член их семьи.
- Когда говорят о правах женщин на Кавказе и в Дагестане в частности, часто звучит твое имя. Тебе это импонирует или тебя это раздражает?
- Мне приписывают все. Я так думаю, что на Кавказе решили, что раз женщина и раз за права, то это я. Что других таких быть не может. Все, что раздражает, приписывают мне. Ну пусть так и будет. Я возьму на себя.
- Быть русской в Дагестане и заниматься тем, чем ты занимаешься - это помогает или мешает?
- И помогает, и мешает. В некоторых случаях помогает, потому что иногда мне доверяют совсем уж личные истории, потому что я чужая. Нет опаски, что я побегу и разболтаю всему тухуму. Помогает в том плане, что надо мной не висят все эти установки – "А что папа скажет?", "А что родственники скажут?". Во мне этого нет. Для меня нет папы, мамы, дяди. Для меня есть человек, который обратился ко мне за помощью. Все. Разумеется, у меня нет почтения перед мужчинами и перед всем остальным. Для Дагестана это менее характерно, этого в Чечне и Ингушетии много. Помню, выкладывала прямой эфир в инстаграм с пикета на площади Муртазали Гасангусенова (житель Шамильского района Дагестана, чьих сыновей-пастухов в 2016 году убили в спецоперации, приняв их за боевиков - ред.). Там к нам подошел молоденький мент и стал пытаться что-то говорить, чтобы мы тут не стояли. Читаю комменты в инстаграме и вдруг просто ошалеваю. Кто-то пишет: "Как она так с мужчиной разговаривает?". Ты вообще что ли? Как я так разговариваю? Легко!
Как мне это мешает? У меня у самой нет защиты. Если со мной что, в мою защиту не встанет целый отряд мужчин-родственников. Вот к сожалению, такую штуку регулировать трудно. Чтобы они встали на твою защиту и при этом не лезли тебе мешать.
- Тебе бы хотелось уехать из Дагестана? Насовсем?
- Я так хотела уехать из Дагестана всю свою жизнь! И уезжала. Потом меня вернуло назад. Я иногда думаю, что это уже судьба и я никуда не уеду. У меня все время какие-то дела. То кому-то надо надавать по рогам, то неоконченное дело, которое считаю важным, то люди, которые на меня рассчитывают. То меня держала книжка, которую нужно непременно закончить. Суд, который нужно непременно выиграть. И еще я не хочу уезжать из вредности. Да, мне в другом месте будет сто пудово лучше. Но хочу я этого "лучше" или нет? Нет. Я считаю, что в Дагестане мое место.
***
Ранее Кавказ.Реалии писали о том, с чем сталкиваются журналисты в своей работе на Северном Кавказе. Например, репортер оппозиционного ингушского портала "Фортанга" Рашид Майсигов обвиняется в хранении наркотиков. Дело, как заявляют его близкие, сфабриковано.
Главный редактор осетинской газеты Мадина Сагеева не пошла на мировое соглашение по гражданскому иску от главы республики и получила второй иск.
В Дагестане еженедельно близкие и коллеги дагестанского журналиста Абдулмумина Гаджиева, арестованного по обвинению в финансировании терроризма, собираются на пикет в центре Махачкалы, чтобы выразить свое несогласие с действиями силовиков.
