Журналіст і блогер Станіслав Асєєв пробув у полоні 31 місяць. Із них 28 місяців його утримували на території артцентру «Ізоляція» в Донецьку, в якому російські гібридні сили облаштували неофіційну в’язницю-катівню.
Радіо Свобода публікує фрагменти спогадів Станіслава Асєєва, які стануть частиною його майбутньої книги.
(Друкуємо мовою оригіналу)
Станіслав Асєєв
Плен и страх
Страх занимает особое место в системе жизни заключённых. Прежде всего потому, что это не жизнь, – а именно система, призванная путём репрессий и принуждения подавить личность, растворить её в общем котле фраз «лицом к стене!», «голову вниз!» и подчинить единой модели поведения. И в этой модели существует только одно – воля администрации.
Главная задача администрации «Изоляции» состояла в том, чтобы научить человека бояться – системно и круглосуточно
Действительно, если удаётся внутри человека поселить это чувство – чувство круглосуточного цепенения, личность превращается в податливую глину, из которой можно вылепить что угодно. Исключение составляют те случаи, когда страх перед побоями или пытками не позволяет человеку выполнить даже ту команду, которая, казалось бы, должна была избавить его от этих самых побоев. В этом случае человек сталкивается с полной парализацией собственной воли, и даже внешние стимулы – вроде ударов или угроз – не всегда способны вывести его из этого состояния.
Таким образом, главная задача администрации «Изоляции» состояла в том, чтобы научить человека бояться – системно и круглосуточно (иногда страх проявлялся в виде ночных кошмаров или ожидании ночного визита), а пытки и унижения становились уже следствием этого.
Бояться можно по-разному
Вопреки распространённому мнению, бояться можно по-разному. В «Изоляции» я ощутил такое количество оттенков страха – от ужаса перед мыслью о смерти, когда вдруг замечал, что даже не дышу, до тревоги – что выделить преобладающий не решусь.
Самый глубокий страх проявляется не во время пыток, а в виде психологического шлейфа
Однако самый глубокий страх проявляется не во время пыток, а в виде психологического шлейфа в относительно спокойной среде, примером чему служит мой собственный опыт. Так, когда нас перевели из подвала «конторы» в светлую камеру «Изоляции» с туалетом и умывальником, я не позволял себе даже лишних движений, хотя в том же подвале «конторы» умудрялся пробегать положенные мне 6 шагов камеры от решётки до «шконки».
По прибытии же в «Изоляцию» нам было запрещено смотреть в сторону окон (хотя они были закрашены белой краской), видеокамеры и «кормушки» – небольшого оконца в двери, через которое выдавали еду. Поскольку эти объекты исчерпывали собой почти все стороны камеры, смотреть приходилось прямо перед собой, в стену, или в пол, в абсолютной тишине и не шевелясь. Последнее не было распоряжением администрации, но страх настолько овладел мной, что я не позволял себе даже лишний раз пройтись к туалету. Почему? Ответ прост: я знал, куда именно нас привезли.
Сумрачный страх
Ещё сидя в подвале «конторы», я был наслышан об «Изоляции» от тех, кто уже там побывал с подробным рассказом о человеке, которому не просто разорвали мошонку в ходе пыток электрическим током, но и заколотили в гроб, вынесли на улицу и стали бросать сверху щебень, чтобы создать «эффект Гоголя» – как выразился один из участников. Сейчас я могу говорить об этом открыто, так как и свидетель и жертва уже на свободе и смогли пережить этот ад. Но в тот момент, сидя в подвале после собственных пыток, я был настолько поражён происходящим в «донецком Дахау» – как назвал «Изоляцию» мой сосед через стену, что страх прибытия туда уже поселился во мне.
Есть и бояться – всё, на что мы были способны тогда
И хотя из подвала нас вывозили в мешках и пакетах на головах, но, хорошо зная Донецк, по поворотам авто я понял, что нас везут не в СИЗО. Не прибавляли надежды и слова одного из «спартанцев» (членов т.н. батальона «Спарта»), которого также вернули в подвал из «Дахау»: «Если хочешь сохранить здоровье, в «Изоляцию» тебе нельзя». Я наивно спросил о пытках током, думая, что об этом и идёт речь, на что он ответил: «Это уже вчерашний день. Могут раздеть до гола, поставить стенку держать, а сзади по яйцам и члену будут специальной трубкой лупить, пока он не раздуется, как у быка». «Держать стенку», в общем-то, означало положить на неё ладоши выше головы и стоять так до тех пор, пока ноги и руки не отекут, и ты просто не свалишься на пол, что действительно практиковалось в «Изоляции» в качестве самого лёгкого наказания здесь.
И если в подвале «конторы», отойдя от первоначального шока, я мог позволить себе размышления об абстрактном и даже записывать их, что было явным маркером психической стабильности, – то в «Изоляции» на протяжении многих месяцев единственной моей реальностью был сумрачный страх. Есть и бояться – всё, на что мы были способны тогда.
В состоянии психологической комы
Будет ошибкой считать, что заключённые боятся сугубо физической боли или сексуального насилия. Наблюдая многие месяцы за происходящим, становится очевидным, что все мы находились в состоянии психологической комы – независимо от того, применялись к нам меры воздействия в данный момент или нет.
Все мы должны были дрожать, ежесекундно ожидая удара
Эту мысль хорошо демонстрирует ситуация человека, которому в «Изоляции» каждый день делали так называемую «флюорографию». Во время раздачи еды он подставлял свою грудь к уже упомянутой «кормушке», после чего через какое-то время – не сразу – получал мощный удар кулаком с той стороны двери. В конечном итоге развлечением стало просто держать его у двери – с зажмуренными глазами и дрожащего всем телом, – но так и не получившим удар. Если взглянуть несколько шире, то нечто похожее произошло и со всеми нами: независимо от того, били нас или нет – все мы должны были дрожать, ежесекундно ожидая удара.
Страх обитателей «Изоляции» в какой-то момент перерос в патологическое безразличие
Как и в случае с любой крайностью, патологический страх обитателей «Изоляции» в какой-то момент перерос в патологическое безразличие. Однако отсюда вовсе не следует, что все мы стали героями. Нет. Герой – это страх плюс поступок. Мы – безразличие плюс коллапс. Постоянный раздражитель перестаёт улавливаться – об этом стоило бы помнить всем, кто собрался долго мучить людей. Именно поэтому стук прикладом о железные двери (одно из любимых развлечений здесь по ночам) стал вызывать лишь стеклянный взгляд тех, кто ещё недавно вздрагивал от любого щелчка.
(Наступний фрагмент із майбутньої книжки Станіслава Асєєва буде опублікований на сайті Радіо Свобода незабаром)
Перші дві публікації:
31 місяць у полоні. Станіслав Асєєв розповідає про пережите в окупованому Донецьку
Тортури до ув’язнених в окупованому Донецьку. Розповідь Станіслава Асєєва
