(Друкуємо мовою оригіналу)
Если пытаться разобраться в мотивах тех российских кураторов и добровольцев, кто приезжал и продолжает приезжать на Донбасс в короткие и длительные командировки, то всего их несколько – и поначалу они были разными. И всё не так просто, как может показаться на первый взгляд.
Первой волной в начале осени 2014 года в Луганск приехало много россиян. Среди них были вообще случайные люди и вовсе не военные
Первой волной в самом начале осени 2014 года в Луганск приехало много россиян. Среди них были вообще случайные люди и вовсе не военные. Были среди этой пёстрой компании и явные маргиналы, кто ехал сюда убивать «на законном основании» – такие везли сюда своё оружие: ножи, мачете. Это была странная и страшная компания явно неадекватных людей, кто не хотел подчиняться и слышать что-то, кто ехал с одной целью – перевести компьютерную игру в реальность, пережить более сильные эмоции, чем те, которые можно было испытать где-то дома.
Были и тонкие утончённые души, кто достиг какого-то успеха в своём маленьком деле в глубинке России, но скучал от перспективы провести всю свою жизнь, строгая кому-то двери. У таких часто были семьи, дети, всё ладилось и шло спокойно и ровно по жизни, и это пугало их – хотелось перемен и острых ощущений. Для таких поездка на Донбасс была участием в каких-то рыцарских турнирах до первого ранения.
Если кто-то ехал в Луганск за солью и перцем в своей чуть пресной жизни, то он получал столько специй, что просто так пережить это не мог физически. Кому хватало ума, уезжал, бежал, бросал всё
Если кто-то ехал в Луганск за солью и перцем в своей чуть пресной жизни, то он в итоге получал столько специй, что просто так пережить это не мог физически. Кому хватало ума, уезжал, бежал, бросал всё и валил ко всем чертям снова строгать двери всю свою жизнь где-то в глубинке, вспоминая как в страшном сне эту котовасию. Если чуть мешкал, пытаясь всё ещё разобраться в происходящем, система ломала всё – детские представления о добре и зле, справедливости, смелых порывах защищать слабых. И система выплевывала таких, переломленных и искалеченных – спиваться, вернувшись домой. Но это были те, кто ехал сюда по зову сердца защищать обездоленных и помогать добру победить зло («Я смотрел все новости по телевизору и решил, что я должен приехать сюда и помочь на Донбассе», – так тогда говорили очень многие приезжие).
Отдельной группой стоят те, кто ехал сюда по распределению, ехал не за справедливостью, а за очередными «звёздами» на погонах
Но отдельной группой стоят те, кто ехал сюда по распределению, ехал не за справедливостью, а за очередными «звёздами» на погонах.
Состояние опьянения было перманентным, постоянным, каждодневным
Вначале даже среди таких было много случайных людей, кто прошёл по российским полигонам самую глубинку у края карты, кто служил всю свою жизнь и больше делать ничего не умел, кому было глубоко фиолетово, где пить, подсчитывая дни до своей пенсии. Кто-то из них, не переставая, пил всё время и в таких вот «командировках», где пить для храбрости «сам Бог велел». Понять, когда человек трезв, было невозможно, потому что состояние опьянения было перманентным, постоянным, каждодневным. Но в таком вот постоянном состоянии подшофе человек прекрасно руководил кем-то и учил кого-то чему-то. Обычно, вся их деятельность сводилась к просиживанию в кабинете – там было тепло, рядом была бутылка, а на столе было порезанное местное сало. Какое-то время они всех устраивали – они, по крайней мере, не мешали никому и жили какой-то своей параллельной жизнью со всем, что происходило здесь.
Были среди приезжих и любопытные. Они всю свою жизнь скитались по глубинке России, видели только разноцветную грязь. А здесь – экзотика
Были среди приезжих и любопытные. Они всю свою жизнь скитались по глубинке России, видели только разноцветную грязь на подошве своих сапог и выступления военных артистов в красных уголках под праздники. А здесь – экзотика. Таких тянуло побродить по городу, по рынкам, сходить в театр. Им хотелось снять себе квартиру, а не жить со всеми в офицерской общаге, им хотелось домашней еды, желательно с местным колоритом, и они изощрялись, как могли. Заказывали прямо в кабинеты суши и пиццу, снимали себе квартиры – суточные позволяли это, бродили по городу… И жаловались местным с характерным русским говором:
«Скучно у вас тут… Посмотреть нечего».
Среди таких любопытных были и те, кто ради забавы ездил в поля с местными, хотя этого не требовалось вовсе. Они заводили романы с местными женщинами и жили-не тужили, понимая, что скоро такой период их яркой жизни закончится.
Погибал их брат тоже, хотя часто по собственной дурости – то пулю себе кто-то в лоб пускал от тоски по любимой, то подстреливали в тех же полях, куда ездили сразиться с местными в героизме
Как ни странно, хотя это вполне нормально, были и те, кто боялся. Такие не показывали носа из своих комнат и делали ровно то, что от них требовалось и ни минутой больше. Считали дни до «ноля», держали вещи сложенными и не доверяли никому. Если и хотели кулинарных изысков, то покупали в складчину мультиварку и готовили прямо в комнате, чтобы не выходить лишний раз никуда. Собственно, бояться было чего. При всём понятности их положения здесь – они приехали помочь местным – воспринимали их не всегда хорошо. И погибал их брат тоже, хотя часто по собственной дурости – то пулю себе кто-то в лоб пускал от тоски по любимой, то подстреливали в тех же полях, куда ездили сразиться с местными в героизме… Да и сами местные дурили таких по чём зря. На рынке слыша характерный русский говор, называли цену за то же сало в два раза выше, чем когда цену спрашивал местный. Пиксельная форма была как красная тряпка перед мордой быка. Если русский, значит с деньгами и некуда их ему здесь девать… А людям пожрать здесь нечего, а эти ходят копчёное сало по рынкам покупают, ищут непременно с прожилками, получше…
Потом приехала совсем новая популяция. Молодые, с «острыми зубами». Среди них не было случайных и почти не было пьющих. Их присылали в длительные командировки – на год
Потом приехала совсем новая популяция. Молодые, с «острыми зубами». Среди них не было случайных и почти не было пьющих. Эти брали здесь себе разгон перед академией, перед новыми должностями и чинами. Их присылали уже не на месяц-другой, а в длительные командировки – на год. И с чётким обозначением обязанностей. За каждым местным мало-мальским начальнишкой из вчерашних лесников и таксистов был закреплён такой вот в два раза моложе паренёк-тень, кто знал в документации всё, был асом бумажной рутины, мог приказы клепать с закрытыми глазами и привык не обсуждать распоряжений. Они были железными во всём – не уставали, не жалели, не считались ни с кем…. Молодые, сильные, с далеко идущими планами, сами у себя на уме.
Их ненавидели все. В отличие от первых добряков-пьяниц. Их задача была – перевести местную разношерстную «армию» на российские стандарты
К тому времени запрещено было таким вот приезжим выезжать на боевые позиции и выходить по городу по одному. Они или ездили на служебных машинах, или выходили в сопровождении местных. Хотя кормили их в общагах как на убой, выходить куда-то большой надобности и не было. Их ненавидели все. В отличие от первых добряков-пьяниц, с которыми можно было за бутылкой всё решить, эти были сами у себя на уме и держались только своих, остерегаясь местных. И не ясно было, больше от них вреда или пользы. Их задача была – перевести местную разношерстную «армию» на российские стандарты, научить, «причесать», отобрать лучших. Создать здесь свою колонию под руководством отобранных и надёжных людей…
Виталий Коршунов, преподаватель, город Луганск
Думки, висловлені в рубриці «Листи з окупованого Донбасу», передають погляди самих авторів і не конче відображають позицію Радіо Свобода
Надсилайте ваші листи: DonbasLysty@rferl.org
