В научном мире России есть небольшой круг националистов, они же государственники, которых нельзя отнести ни к умственно отсталым, ни к малограмотным. Их вполне можно слушать/читать без недоумения. Они называют себя лоялистами, стараются быть полезными Кремлю и подчас открыто сожалеют, что из-за зубчатой стены им внимают вполуха. Лоялист в России то же, что верноподданный.
24 февраля прошлого года Россия вторглась в Украину, а уже 28-го числа как раз из этого круга прозвучал по-своему мудрый совет всем-всем – не гадать, что будет дальше, а быть готовыми к тому, что Россию ожидает одно из двух: или бесповоротный разрыв с западным миром, или развал хуже послесоветского. Сегодня они отмечают, что страна уже начинает привыкать к жизни в первом варианте, – отмечают сурово, но спокойно. Они хотели бы, чтобы было, наконец, сделано то, о чём в их кругу говорится не один год.
Напоминают, например, что такой свободы, какой явно и неявно пользуются в России нерусские земли и землицы (не упускаю случая употребить слово Фёдора Достоевского), те не имели ни в царские, ни в советские времена.
Разнообразные проявления царящей там вольницы бесстрашно называют признаками грозящего всей стране социального распада.
Там – это в Чечне, Ингушетии, Дагестане, Татарстане и, в общем, чуть ли не везде, где обитают "нацмены". Это пренебрежительное слово в советское время произошло от двух безобидных: "национальные меньшинства". Что это за признаки? На все заметные (=доходные) места не допускаются русские. Им хода нет, они чувствуют себя беззащитными и озлобляются. "Свои" же – титульные, коренные – сбиваются в местные кланы, но чуть ли не все получаемые из Москвы деньги вкладывают не у себя, а в областях, которые называют Россией, в отличие от родных краёв. Так в этих областях насаждается, по существу, уголовный хозяйственный уклад. "Русскую Россию разлагают изнутри!" Само собою разумеется, что у них своя полиция, суды, прокуратура, вплоть до чего-то вроде армий. Всё это называется этнократией – властью людей одной крови и веры.
А что же Москва? Лоялисты с тоской и гневом отмечают, что её не то что не пускают в ту же Чечню – Москва сама, от греха и канители подальше, не вмешивается во всё, что там творится, только исправно посылает туда деньги. Нацреспублик нет для Москвы, а Москвы нет для нацреспублик. Взаимное несуществование. Россия, таким образом, представляет собою пусть такую, какой свет не видывал, но федерацию. "Откройте глаза! – говорят лоялисты демократам, мечтающим, чтобы записанное в Конституции федеративное устройство воплотилось в жизнь. – Оно давно в ней, в жизни". Оттуда, с Кавказа, а также от "понаехавших" из Средней Азии, идёт и по-тихому охватывает всю Россию ислам, продолжает лоялист. Ваххабизм входит в число модных увлечений русской молодёжи, чиновничества и, конечно, уголовного мира. Православию намекают потесниться.
Кажется, вчера, а прошло уже почти 10 лет, как я, помнится, был поражён словом "засека" в одном из развёрнутых ответов на вопрос, что с этим всем делать. Засеками при Иване Грозном назывались пограничные укрепления, призванные удерживать рвущихся в Россию южан. Это были лесные завалы, частоколы, надолбы, рвы и валы, водные преграды. Полоса таких укреплений занимала, бывало, 25–30 километров. К ней придавалась засечная стража – полевой гарнизон. На сей раз засекой назывался набор мер, которые позволяли бы надёжно держать в нынешних кремлёвских руках кавказскую верхушку ("элиту").
Попытки же продления всех империй всегда были примерно одинаковыми
"Засеки" мало – в той программе был и "фронтир". У западных колонизаторов так называлась уже освоенная местность, примыкающая к той, которой ещё предстояло заняться.
Русским фронтиром предлагалось считать края, граничащие с республиками Северного Кавказа, – Краснодарский и Ставропольский. Именно там виделась желанная "засечная черта" в виде порядков, которые удерживали бы кавказцев в местах их рождения. Где родился, там и пригодился… Это была бы, мол, защита от "этнополитических угроз с южного направления": от проникновения в "Большую Россию" "кланово-диаспоральной экономики, этнической организованной преступности, исламского радикализма". Вернуть их, короче, в доколониальное положение. И лишь в неблизком будущем, если всё будет хорошо, осуществить "реколонизацию" осовремененного Кавказа.
Война оживила эти революционные (или всё же контрреволюцинные?) предложения. Оживила – и внесла кое-что новое. Государственнический русский национализм в лице его видных представителей лучше, чем когда-либо, осознал, что может решающим образом помешать России превратиться в полноценную, самодостаточную автаркию, страну-отщепенца.
Помешать может начальство, от самого большого до самого малого. Вольное и подспудное нежелание их всех по-крупному обособлять Родину. "Некоторые представители правящего слоя, – осторожно говорит президент Института национальной стратегии Михаил Ремизов, – заранее готовы к принятию политической капитуляции страны, полагая, что она может быть для них комфортной". Это, мол, и делает ключевой задачей "консолидацию правящего слоя". Не как-нибудь, а "критически важно", чтобы люди власти не смели и думать вот так: капитуляция перед Западом "может быть лично для них приемлемым или даже выгодным решением".
Лоялисты, следовательно, понимают, что таких несознательных много и автаркия из-за них может не состояться. Больше того, лоялисты трезво смотрят не только на управляющих, но и на управляемых: "В обозримой перспективе общество будет беднеть. И общество будет нести большие жертвы. На этом фоне сохранение той нормы неравенства, которая сложилась в постсоветское время, будет выглядеть всё более неприемлемо, а в чём-то и опасно".
Другими словами, на тех, кто внизу, на их послушание надежды не больше, чем на тех, что наверху.
Что же Кремль, который так охотно тратится на лоялистов? Почему в Кремле не спешат в полной мере выполнять такие их пожелания, как 1) решительное окорачивание воротил и 2) устройство той же "засеки" с "фронтиром"? Не потому ли, что в Кремле знают, чем им это грозит? Состоятельные русские, только почуяв нешуточную угрозу своим капиталам, ответят таким саботажем, что придётся вспомнить, что сто с лишним лет назад ЧК была создана для борьбы как раз с этим злом в первую очередь – и потерпела поражение. Пришлось искать спасения в НЭПе.
Что до "засечно-фронтирной" внутренней политики, то один намёк на неё мгновенно превратит её во внешнюю. Всё, что окажется за "фронтиром", тут же преобразится в "за-поребрик", а нерусские жители в русских областях России – в "иностранных агентов". Даже едва заметные, издавна привычные признаки межнациональных отчуждений вспыхнут бессмысленной и потому необузданной враждебностью. Кремль этого всего может не понимать и тем острее чувствует – вот и колеблется, и медлит, ограничивается половинчатостью.
Ну, а что же образованные лоялисты, все эти директора и сотрудники бесчисленных "институтов стратегических исследований", что же эти люди, которые видят всё как есть? Почему они годами вынашивают в лучшем случае что-то неосуществимое или бесполезное, а в худшем убийственное?
Им легче работалось бы, если бы в повестке дня стояло укрепление или даже спасение режима, а то и государственного строя. Но они понимают, и кое-кто давно, что под вопросом само существование России в её привычном виде и состоянии. Попытки же продления всех империй всегда были примерно одинаковыми. Даже самые большие, но закоренело имперские умы не находили таких способов оживления давно отжившего, которые не давали бы обратного результата.
Кого ни спрошу из серьёзных исследователей, знают ли они, кто такой Михаил Ремизов, ни один пока не ответил утвердительно. А между тем губернатор той же Белгородской области уже употребляет слово "засека" так, будто оно никуда не девалось со времён Очакова и покоренья Крыма.
Анатолий Стреляный – писатель и публицист
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
