Одно высказывание: "Это война на истощение. У президента Путина нет мирного плана, у него есть лишь план продолжения войны". Другое: "Всё станет намного тяжелее. Это очень, очень надолго".
Эти реплики принадлежат очень разным людям: первая, сделанная публично, в интервью – генеральному секретарю НАТО Йенсу Столтенбергу, вторая, произнесенная "в своем кругу", – пресс-секретарю Кремля Дмитрию Пескову. При этом оба, как видим, пришли к одинаковому выводу: война в Украине затягивается, конца ей пока не видно – хотя наверняка Столтенберг и Песков по-разному смотрят на причины этого. По мере того как боевые действия в Украине отсчитывают новые недели и новые тысячи жертв, всё сильнее ощущаются последствия войны, выходящие не только за рамки самой Украины и напавшей на нее России, но даже Европы.
Россия, развязавшая эту войну, в зеркале мировой статистики выглядит не слишком впечатляюще. В 2021 году она занимала 46-е место по уровню медианного среднедушевого денежного дохода – ниже, чем, к примеру, Болгария или Ливан. По доле ВВП, расходуемой на образование, Россия была 125-й, по Индексу человеческого развития ООН, включающему в себя такие параметры, как продолжительность жизни и забота о здоровье, уровень образования и доходов, была 52-й.
Это война на истощение. У президента Путина нет мирного плана, у него есть лишь план продолжения войны
Зато военные расходы РФ в 2021 году, по оценкам Стокгольмского международного института исследований проблем мира (SIPRI), в последний год перед полномасштабным вторжением в Украину составляли по меньшей мере $65,9 млрд, или 3,1% ВВП страны (2-е место в мире после США по этому показателю). Общая сумма военных расходов России в первые 20 лет правления Владимира Путина оценивается примерно в триллион долларов. В действительности все эти цифры могут быть и выше: военные бюджеты засекречены, часть расходов на оборону проходит по "мирным" статьям, да и пересчет рублей в доллары из-за игр с валютным курсом не всегда дает адекватную картину.
"Как получилось, что образованный народ богатой страны оказался столь бедным и несвободным?" – таким вопросом задается в своей новой книге "Россия против современности" (Russia Against Modernity) российский культуролог и историк Александр Эткинд, профессор Европейского университетского института во Флоренции. Его вариант ответа: причину следует искать в характере российского государства – "большого, архаичного и очень дорогостоящего, опирающегося не на людей и их труд, а лишь на эксплуатацию природных ресурсов, прежде всего ископаемого топлива". Особенности развития этого государства при Путине привели Россию к развязыванию войны, которая, как полагает ученый, перерастает по своему значению рамки "обычного" столкновения между двумя странами. Война в Украине – нечто большее: это битва между архаикой и современностью, объясняет Александр Эткинд в интервью Радио Свобода.
– По многим формальным признакам война в Украине – очень крупный, но все же региональный конфликт. Некоторых войн схожего и даже более крупного размаха (по территориальному масштабу и числу жертв), например, многолетнюю войну в Конго с участием ряда соседних государств, остальной мир, увы, почти не заметил. С другой стороны, войну против Украины развязала Россия – ядерная держава, западные ядерные державы и ведущие экономики мира, напротив, помогают Украине выстоять. Что мы все-таки наблюдаем: крупный конфликт на востоке Европы или войну, которая будет иметь глобальные последствия?
– Слово "Европа" здесь ключевое, конечно: война идет в Европе, Украина – крупнейшая европейская страна, если не считать европейской части Российской Федерации. Это война, характерная для постимперских ситуаций, когда бывшие метрополии после коллапса империи мстят своим бывшим колониям. Так происходило в истории не раз, и эти конфликты приобретали особенно кровавый характер. Я бы назвал их "войнами имперского реванша".
– Какие тут можно привести примеры?
– Их много, начиная с войны Соединенных провинций за независимость от испанских Габсбургов. Можно вспомнить британско-американские войны: все знают Войну за независимость США, но были и более поздние конфликты между этими странами. Ну и, конечно, многие более близкие к нам по времени войны, вроде войн в бывшей Югославии.
– Вы оцениваете действия Кремля, развязавшего эту войну, как агрессию архаичного авторитарного режима, движимого чувством ресентимента, не просто против соседней страны, но и против современной модели общества, которая формируется в последние десятилетия на Западе. На чем основана столь широкая интерпретация происходящего?
– Да, это война против современности, но современности иного типа, чем была современность столетней давности – во времена Макса Вебера или Владимира Ленина. Важнейшая часть нынешней современности – угрозы, которые несет изменение климата, и как реакция на них – декарбонизация, постепенный отказ от углеводородного сырья. В Европейском союзе, как известно, приняты официальные программы на этот счет – сокращение вредных выбросов в атмосферу, переход на возобновляемые источники энергии. Для России всё это означает грядущее радикальное сокращение тех привычных источников сырьевых доходов, на которых рос и набухал путинский режим на протяжении десятилетий. И чтобы сорвать всё это – на региональном уровне, если говорить об очень крупном регионе, каким является Европа, а в конечном итоге и на уровне глобальном, – Россия начала свою войну. В экономическом смысле эта война напоминает мне опиумные войны XIX века, которые Британская империя в союзе с рядом стран, в том числе, кстати, и с Российской империей, вела против Китая. Это была попытка навязать другой стране выгодную для себя схему сырьевого экспорта: в том случае сырьем был опиум, в нынешнем – нефть и газ. У Британии тогда на какое-то время получилось, результатом чего стало катастрофическое нарушение привычного социально-экономического порядка в Евразии. Посмотрим, что получится у Российской Федерации.
– Но ведь развязанная Кремлем война привела к фактической утрате Россией европейского рынка сбыта нефти и газа. Неужели инициаторы войны настолько не просчитали возможные последствия? Или их мотивы скорее иррациональны?
– Не просчитали ничего. Иначе как объяснить, что получили в результате именно то, чего боялись, причем не только в экономической области, но и в военной? Боялись НАТО – получили нового члена НАТО рядом с городской чертой Петербурга, родного города Путина. "За что боролись, на то и напоролись". Я называю это политическим немезисом, воздаянием, приходящим в форме, наиболее страшной для того, кто совершил определенное деяние.
– Ваши прежние книги и многие публичные выступления посвящены теме "сырьевого проклятия", негативных социально-политических последствий, которыми оборачивается сырьевое, в первую очередь нефтегазовое богатство для стран, которые им обладают. Почему России не удалось стать Норвегией, которая тоже располагает крупными запасами нефти, но не стала жертвой авторитаризма, не подвержена коррупции, уделяет большое внимание экологическим проблемам и в целом распоряжается своими сырьевыми деньгами разумно?
– Норвегия – это интересный случай институционального инжиниринга. Ее государственные корпорации добывают нефть, платят зарплату нефтяникам, но всю сверхприбыль складывают в специальный фонд, своего рода сейф. Израсходуют этот фонд когда-нибудь будущие поколения, когда энергетический переход приведет к тому, что и у Норвегии перестанут покупать ее нефть. Но это не будет для них большой проблемой, и не только из-за накоплений в этом фонде будущего, а потому, что вся эта страна живет на другие деньги. На деньги, которые норвежцы, от дизайнеров до фермеров, зарабатывают своим трудом. В России этого не получилось: правительство имеет свои сверхдоходы от нефти и может их расходовать как хочет. Как оно их расходует, мы сегодня видим лучше, чем когда бы то ни было.
Вина лежит не на российских ресурсах и не на народе, а на ведущих представителях этой затхлой, устаревшей государственной модели
– Мы часто говорим сейчас о том, что Россия попала в международную изоляцию, что Запад оказался куда более единым в поддержке Украины, чем можно было предполагать перед началом вторжения. Но в глобальном масштабе множество крупных стран заняло по отношению к России либо подчеркнуто нейтральную, как Индия, Турция или Бразилия, либо осторожно дружественную, как Китай или Иран, позицию. Не становимся ли мы в Европе и Северной Америке жертвами аберрации зрения, а на самом деле Запад является относительным меньшинством, которому противостоит остальной мир – и этот мир вполне устраивают и более архаичные социальные модели, и авторитарные режимы, и вопиющие формы неравенства?
– Ну, если всё перечисленное возобладает, у планеты есть шанс просто погибнуть в экологической катастрофе. Из названных вами стран две имеют особенно большое значение – это Китай и Индия. Обе покупают российскую нефть. Однако надо понимать, что эти страны полностью вовлечены в процесс глобальной модернизации, перехода к новой современности. Три четверти солярных панелей для получения солнечной энергии, которые устанавливают сейчас в Европе, а их гигантское количество, – произведены в Китае. Для Китая энергетический переход – выгодное дело. Да, ему еще нужны уголь и нефть для своих производств, но эта зависимость не критична, и китайцы ищут способы энергетической и технологической модернизации – в отличие от России. Да, этот процесс сложный и долгий, он рассчитан на десятилетия, но в нем Китай и Индия участвуют как равноправные торговые, экономические партнеры Европы и Америки. А Россия оказалась вне этих новых отношений. И вина за это лежит не на российских ресурсах и не на российском народе, а на ведущих представителях всей этой затхлой, устаревшей государственной модели.
– Вернемся к войне в Украине. Она сейчас находится в стадии, когда линия фронта уже несколько месяцев существенно не меняется. Многие военные аналитики указывают на то, что в нынешней ситуации ни одна из сторон не может добиться решающего перевеса: в случае Украины для этого необходимо резкое наращивание западной военной помощи, в случае России – куда более массовая, чем до сих пор, мобилизация и значительное довооружение армии. Западные лидеры при этом предупреждают, что "заморозка" конфликта была бы выгодна прежде всего Кремлю – для перегруппировки и накапливания сил для нового удара по Украине. Означает ли всё перечисленное, что надо готовиться к многолетней войне? К каким глобальным изменениям такая война может привести: всемирный продовольственный кризис, откладывание на неопределенное время действенных планов борьбы с изменениями климата, что-то еще?
– Да, всё это она и принесет. Переделка календаря энергетического перехода, скажем, уже фактически объявлена. Появились другие приоритеты. Начата ремилитаризация Европы, и каким бы ни был исход войны, эта ремилитаризация идет и будет продолжаться. А производство вооружений – процесс, требующий еще бóльших эмиссий, наращивания выпуска многих материалов, которые никак не вписываются в параметры "зеленого курса". Длительная война – это война на истощение, а значит, ее решит соотношение между людскими и материальными ресурсами воюющих сторон. И в этом случае ресурсы Европы и Северной Америки, поддерживающих Украину, окажутся больше, чем ресурсы Российской Федерации. Такую войну Россия в ее нынешнем виде не способна выиграть. Поэтому война на истощение означала бы ликвидацию или кардинальное изменение формы, в которой существует Россия как государство. Войну на истощение Российская Федерация точно не переживет.
Войну на истощение Российская Федерация точно не переживет
– А Китай не начнет подпитку России – продукцией, технологиями, ресурсами?
– Я, честно говоря, думаю, что у Китая совсем другие планы. У него есть все шансы воспользоваться возможностями, которые предоставляет ему ослабление России в ходе войны, особенно на ее восточных границах. Войска с восточных границ РФ переправляются на ее западные границы. Но ведь эти войска там были неспроста, они там находились с тех времен, когда после Второй опиумной войны Российская империя получила Приамурье, Уссурийский край и Приморье. С тех пор так или иначе, при всех режимах, там имелись войска, которые должны были сдерживать Китай – ну, или Японию, когда она в том регионе преобладала. Теперь этих войск там нет, или их значительно меньше. И я думаю, что Китай внимательно следит за этой ситуацией.
– Даже если война в Украине не развивается по кремлевским планам, у Москвы всегда есть возможность поднять ставки, использовав ядерного "джокера". Путин объявил о размещении тактического ядерного оружия в Беларуси, то есть ставки повышаются. Насколько вероятно развитие событий по такому, наиболее устрашающему сценарию?
– Тут сложно гадать. Технически это возможно и боюсь, что политически возможно тоже. Сделает ли такой шаг российское руководство? Согласятся ли с этим генералы и офицеры, от которых зависит его техническое осуществление? Этого мы не знаем. Я думаю, что это сейчас главный вопрос, над которым ломают головы в военных штабах всего мира. Что нужно сознавать – это то, что любой ядерный взрыв – не локальная катастрофа, а глобальная угроза.
– Вы сказали, что Россия не в состоянии выиграть войну на истощение. Тогда возникает вопрос о возможной дальнейшей судьбе самой России. Здесь прогнозов хоть отбавляй. Это и возможный распад РФ, который одни толкуют как возможную катастрофу глобального масштаба, беду, а другие – как надежду, единственный путь к освобождению народов России от авторитарного реваншистского режима. Это и консолидация общества вокруг диктатуры еще более жёсткой и жестокой, чем путинская. Это и некий долгоиграющий застой при наследниках Путина – с изоляцией от западного мира, всё большей зависимостью от Китая, ухудшением экономического положения, но не полным развалом и социальной катастрофой. Какой сценарий кажется более реалистичным вам? Или, как бывало очень часто в истории, все аналитики ошибутся, а жизнь придумает что-то свое, о чем никто сейчас и догадаться не может?
– История никогда не повторяется, и жизнь всегда придумывает что-то свое. В какой-то мере непременно произойдет что-то, чего мы сейчас не знаем и себе не представляем. Но это не значит, что проговариваемые сценарии совершенно ошибочны. Скажем, вопрос о том, явится ли распад Российской Федерации бедой или надеждой, совсем не праздный. Если представить себе, что на месте РФ появится какое-то число государств-наследников, то такая ситуация принесет новые возможности. Эти наследники могут оказаться очень разными, где-то будет демократия, где-то, допустим, монархия, где-то еще – нечто совсем ужасное… Жить в тех местах станет интереснее, но не всегда безопаснее. Не думаю, что такого рода трансформация обойдется без локальных войн. Но беда в том, что нам приходится сравнивать это гипотетическое будущее не с каким-то идеалом великой империи или наоборот, некоего космополитического сообщества, а с нынешней реальной Российской Федерацией, предстающей сегодня в довольно гнусном и отвратительном виде – агрессивной, бездарной, постоянно ошибающейся. К этому неприглядному виду привело страну ее руководство. И по сравнению с такой реальностью вряд ли что-то будет хуже – разве что ядерная катастрофа.
