До недавнего времени в картинах узбекского художника Бобура Исмоилова преобладали этнографические мотивы. Он облачал своих персонажей в одеяния с национальным орнаментом и с рукавами, спускающимися ниже кистей рук. В его работах люди играли на экзотических для европейского глаза музыкальных инструментах. Они возлежали на дувалах, и плоды гранатового дерева нависали над ними. В Москву на выставку в Музее Востока Бобур Исмоилов привез новые работы. В них такие мотивы если не исчезли вовсе, то стали более приглушенными. Выставку назвали "Иллюзиум".
Вместе с художником на вернисаж из Ташкента прилетела искусствовед и галерист Наталья Мусина:
– У Бобура – редкостное сочетание абсолютно европейского взгляда на мир и очень хорошего знания восточной культуры. К его картинам надо относиться как к притчам, и они как слоеный пирог. Один человек снимет один слой, а другой – второй. В результате, трактовки могут быть разными.
Я 40 лет имею дело с художниками, но ни у кого больше и никогда не встречала такого синтеза умений. Бобур занимается и живописью, и книжной графикой, и мультипликацией, и игровыми фильмами, и театром. А теперь он еще стал дизайнером. Практически – главным архитектором большого городка под Самаркандом. Это историко-этнографический центр, создающийся по образу старинного караван-сарая. Тут Бобур Исмоилов проявил себя как очень толковый архитектор-практик. Он даже может рассчитать, куда какая балка должна крепиться. Как все это у него получается, я не знаю.
Всё происходит вне времени, вне поколений, вне географий
У себя на родине это очень востребованный художник. Признаюсь, я очень волнуюсь за здоровье Бобура. От половины работ ему бы стоило отказываться, но это невозможно, ведь он трудоголик. Его пихают во все самолеты и везут то туда, то сюда. Еще одно свидетельство успеха: у нас в Узбекистане есть только два художника, работы которых состоятельным людям престижно иметь дома. И один из этих двух – Бобур Исмоилов. Причем, он для этого ничего не делает. Не занимается пиаром, не выпендривается. Он очень продуктивный. А вообще-то счастье, когда он сидит в своей мастерской и никуда не торопится. У него очень красивая мастерская, с живым гранатовым кустом, – говорит Наталья Мусина.
Растолковать сюжеты Бобура Исмоилова постарались два его друга и создали видеоклип. Это Тигран Мкртычев и Тимур Бекмамбетов. Известный кинорежиссер привлек для съемок актеров театра "Ильхом". Они "оживляют" картины. В перебивках появляется сам Тимур Бекмамбетов, читающий пояснительные тексты. Их написал директор Художественного музея имени Савицкого в Нукусе Тигран Мкртычев. Тексты устроители выставки называют "сказками", но скорее, это вольные подписи к картинам. Короткие, всего в несколько строк. В них не меньше недоговоренностей, чем в живописи художника. Они больше похожи на обрывки монологов из неведомых спектаклей. Женщина смотрит в зеркало. Картина "Нос":
И зачем я так нарядилась
Мне кажется, что все на меня смотрят.
Откуда взялась эта глупая фраза:
Не видит дальше своего носа?
Я – вижу.
Получается, что персонажи картин Бобура Исмоилова – это актеры. Тут нет натяжки. Художник и раньше часто изображал людей театра, но обычно это были странствующие исполнители старинных народных представлений. В том числе, канатоходцы, фокусники и акробаты. Теперь жесткой привязки ко времени и месту действия нет, зато осталась невесомость движений – фигуры словно парят в воздухе. Еще остались универсальные атрибуты. К примеру, маски. Не потому ли у людей на картинах Исмоилова непроницаемые лица?
Другой устойчивый мотив – сновидения. И вот как Тигран Мкртычев описывает картину "Пробуждение в Бухаре":
Мне приснился дада Сайфулло. Он водил меня по своей мастерской. Почему-то она была огромной, как Старый город. А над нами летали белые аисты.
Когда я проснулся, то не сразу понял, что мы в новом доме. И в нем ничего нет, кроме курпачей на голом полу, на которых мы спали. Так откуда же взялись дедовские ножницы, висящие на гвоздике на стене?
Живопись для меня – это театральное представление
Чтобы растолковать этот сон, надо немало помнить или знать. Аисты – символ древней Бухары. Дом, на крыше которого эти птицы свили гнездо, считался счастливым. Также непременной частью городского пейзажа были гнезда на куполах и минаретах. Кроме того, ножницы на картине – это вовсе не босховское соединение живого и неживого, а реальный предмет. Только бухарские мастера изготавливали такие изысканные вещицы: ножницы в виде птицы с характерным длинным клювом. Из-за освоения человеком в черте города болотных угодий аисты уже несколько десятилетий как здесь исчезли. Место им осталось только в сновидческих воспоминаниях.
Бобуру Исмоилову нравятся сочиненные Тиграном Мкртычевым тексты:
– Благодаря Тиграну, я даже увидел и открыл для себя что-то совершенно новое в своих работах. Все произошло наоборот – обычно автор пишет произведение, а художник его иллюстрирует. В данном же случае получилось так, что сначала я сделал иллюстрации, а сказки появились потом. И то, что написал Тигран по мотивам моих картин, зачитывает Тимур Бекмамбетов. Это красиво!
– Сейчас на выставке нет вашей книжной графики, но я видела эти иллюстрации раньше. И только там встретила смеющихся персонажей. Это были мальчики. У вашей живописи – теплые цвета, много яркого света. Все ваши персонажи немного смешные. Почему же в такой праздничной атмосфере у вас люди или грустные, или просто сосредоточенные? Ваши взрослые не улыбаются.
– Ну, улыбаюсь я, в первую очередь. А вообще-то, не знаю. Я об этом как-то не задумывался. Наверное, это больше связано с тем, что в каждой картине есть какая-то история. Если вы обратили внимание, то картины в большинстве имеют театрально-повествующий налет.
– Наверное, это не случайно. Вы ведь и по образованию театральный художник, и начинали как сценограф. Работаете ли вы до сих пор в театре?
– Нет, но совсем от театра я никогда не отходил. Я периодически работаю над постановками, когда приглашают на какие-то интересные проекты. При этом живопись для меня – это все-таки театральное представление. И тут уже неважно, есть там какой-то исторический контекст или современный контекст. Каждая история – это сюжет, рассказ.
– Какой сюжет может крыться в вашей картине "Воин"? Ведь это просто боевой конь. Без седока, но зато в полной оснастке. При кажущейся декоративности, с исторической достоверностью выписана средневековая броня, со всеми щитками и забралом, да еще попона сверху и седло с высокой лукой. Разве что, обращаешь внимание, что местами в изображении есть утраты – как будто старинная фреска осыпалась или средневековая книжная миниатюра дошла до наших дней в таком виде.
Конь – это империя, которая имеет свойство превращаться в осколки
– Вот в этих утратах все и дело. Обратите внимание, никого из великих завоевателей не увековечивали с семьей. С супругой или с детьми. Они все на конях. Это и Медный всадник, и Тамерлан, и Наполеон. Образ коня всегда трактовался как образ империи, которую создает исторический деятель. А у меня на картине конь – это империя, которая имеет свойство превращаться в осколки.
Во всем, что я делаю, я перемешиваю разные мифы, легенды и сказки. Даже стили! Но при этом все мои работы можно трактовать сегодняшним днем. На них нельзя смотреть только как на что-то ушедшее. Это все происходит вне времени, вне поколений, вне географий. Мне вообще кажется, что время придумали мы сами, а на самом деле оно стоит на месте. Это мы с разной скоростью мечемся в этой плоскости. То, что происходило тысячу лет назад, и то, что происходит сейчас – это абсолютные параллели. Актуально и то, что было написано в Ветхом Завете, и то, что написано в "Тысяче и одной ночи".
В своих работах я говорю языком сказок, но мне кажется, что я говорю об актуальном
По моим ощущениям этот пандемический год был какой-то из ветхозаветно-библейской истории. Это история, которая объединила все человечество, открыла глаза и сказала: "Люди! Мы все можем в какой-то момент жить одной мыслью. Мы все можем заболеть одной болезнью, и мы все можем одномоментно исчезнуть с лица Земли". В своих работах я говорю языком каких-то сказок, но, мне кажется, что я говорю об актуальном.
– В любом случае, не надо быть знатоком искусства Востока, чтобы обратить внимание на то, что вы прибегаете к его символике. Что, к примеру, не случайны на ваших картинах гранаты, алыча и птички. Они не в центре повествования, но они перекочевывают у вас от одной работы к другой.
– Конечно, это обобщенные символы, это метафора. Если говорить о птице, то это знак свободы. Если говорить о плодах – это символ женщины, это символ плодородия, это символ продолжения. Я же все равно восточный художник. Мы говорим немножко лирическим языком. Даже если это что-то очень жесткое, оно всегда немножко рафинированное.
Моя земля – Центральная Азия, Узбекистан в частности. Это место, где сформировались огромные культурные исторические пласты. Как художник я во многом сформировался благодаря этой истории. И хочу я этого или нет, как бы я не старался быть неким европейским или каким-то более глобальным художником, тот самый геном будет практически во всем всплывать, как бы я его ни хотел прятать. Но прятать это и не нужно, – говорит Бобур Исмоилов.
