Один из бывших координаторов штаба Алексея Навального в Кургане Алексей Шварц вынужден был покинуть Россию из-за давления и преследований. Однако он заявляет, что от дальнейшей политической борьбы вовсе не отказывается.
В прошлом году самый молодой из бывших координаторов штаба Навального в Кургане Алексей Шварц отсидел за решеткой по политическим статьям в целом 100 дней (российские власти признали штабы Навального экстремистскими). Сейчас в России политик находится под уголовным преследованием. На Шварца за ролик "Я позвонил фальсификаторам. Они признались" возбуждено уголовное дело по части 1 статьи 138 УК РФ ("Нарушение тайны переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных или иных сообщений"). На активиста завели уголовное дело по статье 328 УК РФ ("Уклонение от прохождения военной службы").
Курганские власти давили также на семью Алексея Шварца. В минувшем апреле 7 суток провела в спецприемнике жена активиста Дарья. Как написано в протоколе, она "была недовольна задержанием Шварц Алексея. Агрессивно кричала в адрес сотрудников полиции". Родителей, живших до недавнего времени в селе в Курганской области, по словам Алексея, начали травить местные власти. В июле Алексей пешком и на попутках добрался до границы с Беларусью и покинул Россию. Сейчас его родители, жена и сестра получили статус политических беженцев в Германии.
В интервью Радио Свобода Алексей Шварц рассказал, что будет бороться за экологию Курганской области из Европы:
– Вы, этнический немец, родившийся и до 24 лет живший в России, на протяжении всего времени работы в команде Навального говорили, что собираетесь эмигрировать. Власти на вас очень сильно давили. Осенью 2020 года против вас возбудили уголовное дело за уклонение от службы в армии. Но уехали вы только полгода назад?
– Я не планировал в России встречать старость и воспитывать детей. Я никогда этого не скрывал. Но мне хотелось оставить после себя что-то хорошее. Я боролся с добычей урана в Курганской области и собирался до эмиграции обезопасить от экологический катастрофы свою "колыбель". В 2021 году мы хотели провести референдум по этой проблеме. Но в начале года меня посадили в спецприемник, и на меня стали "вешать" уголовные дела. Кроме меня, никто не захотел браться за организацию референдума. В общем, я понял, что оставаться в России больше нельзя, да и незачем – я бы все равно не смог бы там жить и работать из-за принятых законов и ограничений. После ареста Даши я стал беспокоиться за безопасность моих близких в России. Надо было срочно спасать мою семью, поэтому я уехал.
– Родителям, которые большую часть жизни провели в поселке Зеленая Сопка, где живет, согласно Википедии, всего 149 человек, тяжело далось решение уехать?
– Там живет меньше 149 человек. Родители очень боялись что-то менять, но в России их начали травить. Матери по непонятной причине не дали квоту на лечение в Москве. Прямыми словами им не сказали, что лечить мать не будут из-за сына-оппозиционера. Но по моим сведениям, у города была возможность дать квоту. Матери стали приходить мои штрафы, присужденные за административные дела, и предупреждения, мол, возможно, будут списания. Всего их – на 100 тысяч рублей. И меня, несмотря на эмиграцию, продолжают штрафовать в России за что-то.
– Родители разделяют ваши политические взгляды?
– Мама после того, как у нее дома прошел обыск, во время которого украли мои детские фотографии и рисунки, стала следить за моей работой. Она подписалась на соцсети штаба. Отец моей политической деятельностью не интересовался. Недавно он сказал, что лучше бы я занимался наукой. Я ответил, что это было бы еще страшнее для Кремля. Моя научная деятельность посвящена поиску и совершенствованию возобновляемых источников энергии. Это сложная, опасная, интересная работа, которая создаст мне много врагов.
– Как вы выбирались из России?
– В начале июля рано утром я и Даша купили билеты на самолет из Кургана в Москву. Жена из Москвы поехала на автобусе в Киев, а я пешком и на попутках добирался до границы с Беларусью. Мы решили, что по отдельности нам будет легче перейти границу. Я придумал легенду для пограничников, якобы я еду в Беларусь лечиться. Я был уверен, что меня не пропустят. Два часа сотрудники ФСБ допрашивали меня на границе. Они знали все обо мне, в том числе что моя жена недавно уехала в Киев. В конце концов они меня пропустили. Я перешел границу, отправился в Украину и встретился там с Дашей. Через 5 месяцев к нам приехали мои родители и сестра.
– Вы хотели эмигрировать в Германию. Почему поехали в Украину?
– В России не было времени заниматься получением статуса поздних переселенцев в Германию. Пришлось заниматься этим из Украины. Я провел огромную работу, но, к сожалению, человек из русской общины в Германии, ставший доверителем, подвел нас. Мы могли бы оспорить негативное решение в суде, но на это не было времени и сил. Посольство Германии предложило нам для всей семьи другой выход из положения – политическое убежище, чтобы скорее нас обезопасить. Я согласился на это предложение, и они начали для нас процедуру оформления.
– Какой вы видите свою жизнь в Германии?
– Мы сейчас в карантине, потому что у жены позитивный тест на ковид. Закончится карантин, нас отвезут в социальные квартиры, нам дадут пособие и возможность получить образование. Мы запишемся на языковые курсы, я начну лечиться от множества заболеваний, которые сильно обострились в последний год. Я вернусь к занятию наукой, в России у меня с ней ничего не получилось: мне из-за коррупции не дали грант на исследование. Я продолжу научную деятельность и борьбу с разработкой урана. В Германии мне уже предложили встретиться и поговорить о науке и борьбе с разработкой урана. Как именно я намерен действовать, пока рассказывать не буду. У меня есть хороший план, который надо будет по шажочкам выполнять.
Я продолжу научную деятельность и борьбу с разработкой урана
В Европе у меня больше возможностей. Германия хорошо знает атомную энергетику, и тут есть специалисты, готовые мне консультационно помогать. Однажды я выступал на международной конференции. Многие докладчики рассказывали, как снизить количество микропластика (например, перестать производить чай в пакетиках, отказаться от стиральных порошков в пользу гелей) и как производство каких-то товаров вредит неким микроорганизмам. А моя тема звучала "Добыча урана в Курганской области". И начинал я свой рассказ с объявления, что Курганская область, по данным Росздравнадзора, занимает первое место в России по смертности от онкологии. Европейцы на меня смотрели как на инопланетянина. Для них это просто невообразимый случай, как собственное государство может так травить своих же людей. Я считаю, что добыча урана в Кургане – угроза всей земле, и я как минимум об этом всем расскажу.
– Правозащитник из Екатеринбурга Никита Томилов стал в Берлине гражданским депутатом. Не собираетесь ли вы заниматься в Германии политикой?
– Поживем – увидим. Сначала надо в ближайшее время закончить курсы немецкого языка. Сейчас я думаю, что моя политическая деятельность будет связана с борьбой с добычей урана в России. Я понимаю, что из Германии я буду уже бороться за сохранение экологии Курганской области как немецкий активист и политик.
– Как вы себя сейчас чувствуете? У многих российских активистов после получения статуса политического беженца начинается депрессия.
– Депрессия у меня началась еще в России. Представьте, я сидел в спецприемнике примерно в это время в прошлом году. Тогда творилось страшное: людей избивали на протестах, громили структуры Навального, судили Навального. Я вышел из спецприемника, а ребята мне сказали, мол, ничего больше нет. И это было очень странное чувство. Окончательно я растрескался в Украине. Я просыпался и понимал, что встаю с кровати и иду прятать вещи, готовлюсь к обыску и говорю об этом вслух. Хотя, конечно, же никаких обысков не было. В Украине мы чувствовали себя хорошо. Во многом благодаря доброжелательности людей. Украинцы нам помогали даже без просьб с нашей стороны. В Германию мы уже приехали в хорошем настроении. Я никогда не чувствовал себя так спокойно, как в Германии. Со спины свалилось то, что всегда тянуло меня вниз. У меня тут нет никаких пока точных планов – хотя в штабе я писал себе планы на год, несмотря на это, я чувствую себя уверенно. Но до сих пор мне снятся спецприемник, допросы и побег из России.
Я вышел из спецприемника, а ребята мне сказали, мол, ничего больше нет. И это было очень странное чувство
– Бывший координатор штаба Навального в Уфе Лилия Чанышева сейчас сидит в СИЗО. Недавно Навального и его сторонников внесли в список "экстремистов и террористов". Как вы объясняете преследование активистов после того, как они перестали работать в структурах Навального?
– Предполагаю, что был дан указ давить всех координаторов Навального. Дальше на местах кто как мог, так и разобрался. Во-вторых, некоторые коллеги стали запускать свои проекты. Может быть, арест Ксении и Лилии – это превентивный удар, чтобы никто не смел ничего больше делать. Я переживаю за Лилию Чанышеву. Нам всем надо вытащить из тюрьмы Алексея Навального, Лилию Чанышеву и других политзаключенных.
– Как вы думаете, что ждет оппозицию в России?
Навальный сейчас стал символом совести, и так же символично где-то в глубине страны спрятан за решетку
– Навальный, вернувшись в Россию, сделал важный политический шаг. Хорошо, что Навальному хватило мужества на такое решение. Навальный сейчас стал символом совести, и так же символично где-то в глубине страны спрятан за решетку. Мы очень сильно взбесили Кремль. Гражданское общество вымывают. Все активные и думающие люди бегут из России. Для мира и политбеженцев это хорошо. Но для России плохо, когда власть для собственного сохранения бьет по людям, которые толкают общество вперед. Может быть, взять всем, кто реально понимает положение дел в стране, всем умным и честным, и эмигрировать? Пусть останется Кремль и те, кто его в самом деле поддерживают.
– Жители Кургана заметили вашу эмиграцию?
– Очень много людей после признания структур Навального экстремистскими стали бояться со мной общаться, даже друзья юности. Из тюрьмы я уже вышел безработным, и бывшие волонтеры исчезли из моей жизни. Многие мои друзья в последнее время стали аполитичными – не знаю, как они так смогли и чем они теперь живут. В Кургане сейчас оппозиционеров, на мой взгляд, нет.
– Почему вы присоединились к команде Навального?
– Я с детства не мог стоять в стороне, если творили несправедливость. Когда человека, в чьей правоте я был уверен, били, я вступался за него, понимая, что меня изобьют сильнее и будет очень больно. Мне, как и многим людям, небезразлична Россия. После моего расследования "Я позвонил фальсификаторам. Они признались" в правительстве области был обыск и всех сотрудников проверяли на детекторе лжи. Это написано в моем уголовном деле. Человека, который передал мне эти аудиозаписи, нашли, его осудили. Пока я сидел в спецприемнике, он был под домашним арестом, а затем ему дали условный срок. То есть везде в разных структурах есть люди, жаждущие перемен. И я хотел тоже быть одним из тех, кто создает эти перемены.
В разных структурах есть люди, жаждущие перемен
– Почему в таком случае гражданское общество в России так тяжело выживает?
– Я в спецприемнике разговаривал с человеком, который думает, что египетские пирамиды построили инопланетяне. Мой собеседник обосновывал свое утверждение тем, что сейчас никто не сможет создать такую глыбу. Но, во-первых, незачем сейчас строить пирамиды, во-вторых, люди могут очень многое, если захотят. И это понимает Путин, поэтому пропаганда пытается убедить нас даже не в том, что в Украине, например, распяли мальчика, а в том, что людей, которые верят эту чушь, – большинство. На самом деле их не так уж много.
