В середине июля в России заканчивается весенний призыв на срочную службу. Призывной возраст повышен до 30 лет. В условиях войны с Украиной призывники вполне могут оказаться на фронте, так как многих принуждают подписывать контракты. Однако, как выяснили социологи, далеко не все молодые люди ассоциируют призывную армию с войной.

Лаборатория публичной социологии исследовала мотивацию и стратегии молодых людей призывного возраста, которые желают избежать армейской службы. Исследование основано не на количественных (опросы), а на качественных методах (социологических интервью).

Согласно опросам, россияне, считающие, что службы в армии лучше избежать, в заметном меньшинстве по сравнению с теми, кто смотрит на призывную армию как на "долг каждого мужчины" или "долг перед государством". Поэтому ученые отмечают, что в данном случае они исследовали носителей не самой популярной точки зрения на общероссийском уровне.

О полученных результатах рассказал Радио Свобода социальный антрополог Илья Рошаль.

– Наверное, самой большой неожиданностью для нас стало то, что призывная армия как институт не лежит у людей в головах на одной полочке с той армией, которая ведет военные действия на территории Украины. Нам казалось, что коль скоро у нас выборка уже состоит из людей, которые не хотят служить, в аргументации будет звучать прямая отсылка к войне: "Как же можно служить в армии сейчас, когда идет война?" Но даже у тех людей, которые подкрепляли свое нежелание служить идейными установками, например пацифизмом, эта связка напрямую не простраивалась.

Можно было ожидать, что люди скажут: я в принципе против любого насилия; смотрите, что сейчас творит российская армия; если я пойду служить, я стану к причастным к этой самой армии. Но таких реплик не было. И это не обязательно потому, что люди не видят связи между срочной службой и воюющей армией: возможно, ответы зависели от того, в каком регистре мы вели разговор. Мы всегда общались с человеком с глазу на глаз, и, вероятно, наши вопросы воспринимались в биографическом ракурсе: "я и срочная служба вообще", а не "я и срочная служба во время войны". И все равно для нас это было довольно неожиданно.

Единственная линия, по которой эта связь простраивалась, – это сугубо прагматические риски. Люди говорят о них так: быть призванным – значит поставить свою жизнь под угрозу, если тебя мобилизуют. В остальном это как будто две разных армии, хотя на самом деле это один и тот же институт.

– Чем, в таком случае, молодые люди мотивируют свое нежелание идти в армию?

– По большей части они отвечают на этот вопрос с точки зрения своей частной жизни. Во всех интервью превалируют прагматические мотивации, в рамках которых армия осознается как нарушение личных интересов, карьеры, учебы. Чаще все люди говорят: армия – это какое-то абсолютно лишнее звено в цепочке моих планов, это пустая трата времени, низкий статус, попадание в не самую комфортную среду, где тебя еще и ничему полезному не научат.

Тут есть риск ложной интерпретации: мол, раз преобладают прагматические мотивации, значит, у людей нет ценностей или они сплошь безыдейные. Но это, конечно, не так. Просто людям свойственно действовать с точки зрения собственных интересов, и это совершенно нормально, по крайней мере, для социологии это не новость. Даже самые альтруистические поступки, как правило, имеют под собой некую рациональную основу, человек обычно руководствуется рисками и преимуществами, например повышением социального статуса. Хотя представления о том, что считать преимуществом, формируются у людей совершенно по-разному, в зависимости от социокультурных условий.

В нашем исследовании большая часть людей делали акцент на том, что армия просто не подходит им в рамках планирования собственной жизни. Но есть важная оговорка. Такой набор ответов мы получаем потому, что говорим с определенной группой людей: с жителями крупных городов, как правило, с образованием, с людьми, у которых есть ощущение, что они своей жизнью, карьерой, планами распоряжаются как им заблагорассудится.

В рамках другого нашего проекта можно найти высказывания об армии юношей из маленького городка в Свердловской области, которые рождаются в других социальных условиях и с другим набором привилегий. И вот они рассуждают о срочной службе с обратным знаком: армия осознается как социальный, финансовый, статусный трамплин. В отличие от наших собеседников из крупных городов, перед ними не лежит ассортимент привлекательных жизненных альтернатив.

– Получается, что это как бы две России: Россия больших городов и глубинка?

– Это определенный спектр, но очень упрощенно можно сказать и так, если мы рассуждаем о привилегиях. Разумеется, внутри большого города у людей тоже бывают очень разные привилегии.

– Тем не менее есть и то, что вы называете идеологической мотивацией не служить в армии. Какие доводы тут приводят люди?

– Например, они могут апеллировать к общей позиции против насилия: я всегда был пацифистом, меня никогда не привлекало оружие. Или могут говорить о порядках, которые царят в армии, и о своем идейном расхождении с этой структурой, с дедовщиной, со строгой иерархией.

– Какие же стратегии используют молодые люди, чтобы избежать службы?

– По нашим наблюдениям, одной из основных линий, по которой можно выстроить эти стратегии, является необходимость взаимодействовать с государством: какие-то взаимоотношения с государством или их отсутствие. Есть такая тенденция: идеальный вариант для большинства наших собеседников – ноль взаимодействия с государством и получение некоего легального алиби при минимальных усилиях. Грубо говоря, чтобы от меня отстали, с одной стороны, а с другой стороны, чтобы я по возможности не имел никаких контактов с государственной системой.

Это возможно, если, допустим, купить военный билет с категорией "не годен", хотя среди наших информантов не было людей, которые рассматривали бы такой вариант. Риски покупки билета кажутся людям выше, потому что циркулируют новости и слухи, что сейчас строже следят и что купленный военник не дает гарантированной защиты от призыва. Или, допустим, какая-то надежная справка о состоянии здоровья, то есть официальное освобождение от службы.

Как правило, для людей, с которыми мы общались, этот идеальный вариант обычно недоступен по тем или иным причинам: у них нет подтвержденных заболеваний или недостаточно денег, и тогда они выбирают какие-то другие стратегии. Одна из наиболее доступных стратегий – быть невидимкой для государственной системы. Человек прячется, "косит" разными способами, старается не высовываться, запутывать следы, например, жить не по прописке и так далее. Эта стратегия хороша тем, что ты не выходишь в поле зрения государственной системы, с которой тебе, как правило, не хочется взаимодействовать, потому что ничего хорошего ты от нее не ждешь.

Эта стратегия несет в себе и понятные риски: если ты все-таки попадаешься, у тебя нет готового легального "алиби", оно появляется теперь только по достижении 30 лет, и то в связи со слухами об идущей мобилизации не осознается как надежное.

Стоит отметить и другой конец спектра. Это люди, готовые выходить на тропу открытой борьбы с системой. Таких людей, как нам кажется, гораздо меньше, они в некотором смысле берут на себя роль правозащитников. Эти "борцы" готовы не прятаться, ходить в военкомат и добиваться своего права не служить. Такие призывники осознают риски, читают всевозможные руководства, разбираются в законах. Среди наших респондентов такие люди были, но это, судя по всему, редкий для России случай, и, возможно, не только в контексте избегания армии. Я предполагаю, что норма для многих россиян – желание поменьше взаимодействовать с государством. Кажется, что люди не склонны думать об отношениях с государством с точки зрения возможности отстаивать свои права, по крайней мере в тех сферах, где человеку что-либо угрожает.

Последнее обстоятельство объясняет еще одно довольно интересное наблюдение. Одна из задач исследования была – понять, что люди думают о правозащите. Ведь есть правозащитные организации, которые уже десятки лет помогают призывникам, а в связи с полномасштабным вторжением появилось и много новых инициатив. Есть несколько телеграм-каналов, посвященных проблеме призыва, которые регулярно постят информационные материалы, контакты правозащитников, и всю эту помощь можно получить бесплатно.

Однако мы выяснили, что наши информанты перспективу обращения к правозащитникам рассматривают нехотя и довольно мало знают про существующие организации. Перспектива обращения к правозащитникам – это такой вариант на крайний случай, когда жареный петух уже клюнул. Для людей это означает выход в зону видимости, попытку играть по правилам и отстаивать свои законные права в ситуации, когда они, скорее, не очень верят в успех, в то, что эти права и законы соблюдаются, и они видят в правозащите больше рисков и неудобств, чем потенциальных преимуществ.

– А что думают молодые люди об альтернативной гражданской службе (АГС), рассматривают ли ее как вариант избегания армии?

– Это тоже было для нас довольно неожиданно: среди наших собеседников не было ни одного человека, который всерьез рассматривал бы АГС как альтернативу службе военной. С одной стороны, исходя из той же прагматической логики: с точки зрения людей, это ненужная, низкостатусная, низкооплачиваемая работа. Это потеря времени, ситуация, где тебе нужно заниматься тем, чем ты заниматься не хочешь, что стоит поперек твоих личных планов, карьерных и учебных интересов, да к тому же еще и служить там надо два года вместо одного.

И наконец, АГС воспринимается как вариант соприкосновения, в каком-то смысле служения той же самой системе, что и армия, как часть единого с армией института. Получается, что она даже проигрывает обычной армии. Кроме того, подавая на АГС, ты выходишь из относительно комфортного поля невидимости и не просто становишься видимым для системы, но еще и заявляешь о своем нежелании служить в армии.

В воображении наших собеседников это вызов государству. Государство в контексте срочной службы и так априори воспринимается как структура не очень надежная и скорее враждебная, а подавая на альтернативную гражданскую службу, ты как бы посылаешь этой структуре прямой сигнал: привет, я не хочу служить! В логике наших собеседников, этим сигналом ты обращаешь военкомат против себя. Учитывая большой процент отказов в заявках на АГС, возникает риск не просто попасть в поле зрения государства, но и сразу маркировать себя как его противника.

– А ребята знают, что отсрочку сейчас получить крайне сложно, что медицинские диагнозы зачастую не учитываются? Что прятаться тоже трудно и становится все труднее? Они знают о готовящемся введении системы электронных повесток, о создании единого реестра военнообязанных, что сделает уклонение от службы еще более проблематичным?

– Об электронных повестках все слышали. Другой вопрос, насколько это общее знание побуждает человека к каким-то дополнительным действиям. Можно просто знать, а можно знать и готовиться к этому, просчитывать риски, думать, что конкретно ты будешь делать, если такая повестка тебе придет. Такой подготовки мы среди наших собеседников почти не встречали, то есть угроза повесток для них не очень осязаема.

Что касается справок о состоянии здоровья, в целом у людей есть ощущение, что сейчас уклонение от армии стало более проблематичным. Например, взятка уже не воспринимается как надежный вариант, справки по здоровью – тоже. Но насколько люди формируют из этого какой-то последовательный план действий? Наши респонденты – скорее нет, если исключить тех самых борцов, которые хорошо подкованы и даже с некоторым азартом относятся к избеганию службы и противостоянию военкомату. Но надо учитывать, что процент призыва, особенно людей в больших городах, все еще недостаточно высок, чтобы люди сильно забеспокоились.

В крупных городах, конечно, проще избежать призыва, чем в небольших или в сельской местности. В маленьком городе в условиях социального контроля и знакомства всех со всеми спрятаться гораздо сложнее. Звучащие с начала вторжения и особенно с мобилизации напутствия "не ходите в военкомат" бессмысленны в ситуации, когда сотрудники военкомата живут на соседней улице и знают твоих родственников.

– Каково в этой молодежной среде отношение к войне в Украине?

– Мы, как правило, так или иначе выходили на эту тему, хотя это и не было целью исследования. И среди наших респондентов не было людей, которые поддерживают российское вторжение. Были люди с достаточно последовательной антивоенной позицией. Были люди, у которых нет ярко выраженной позиции по этому вопросу или они не хотели проявлять ее в интервью, что тоже понятно, ведь они по большей части живут в России. Но сторонниками войны они точно не являются.

– Каковы ваши выводы из этого исследования?

– Очень важный вывод: само нежелание служить, само понимание наличия такой возможности напрямую вытекает из классовых привилегий. Если ты рождаешься в иных условиях, с меньшим набором привилегий (например, в маленьком городе далеко от Москвы), гораздо меньше шансов, что это нежелание у тебя вообще сформируется, – отмечает социальный антрополог Илья Рошаль.

Прокомментировать исследование Лаборатории публичной социологии мы попросили эксперта в области защиты прав военнообязанных (его имя не называем из соображений безопасности).

– Почему молодые люди не склонны связывать службу по призыву с перспективой участия в войне?

– Не только те, кто идет на службу по призыву, не связывают это с возможностью попасть на фронт, но даже и те, кто подписывает контракты с Министерством обороны или идет добровольцем! Последние два с половиной года приводят нас в состояние совершеннейшего ошеломления. Начинаешь спрашивать: как же так, ты ведь подписывал контракт? "А я думал, а мне обещали, а мне в военкомате сказали, что на фронт не отправят…" На мой взгляд, это не социологическая, а психиатрическая проблема: она называется "инфантилизм". Это поведение 12-летних людей у тех, кому 18 и больше: они не видят последствия своих действий.

Отношение к правозащитникам – это вообще очень странная тема. На словах, может быть, и не особо доверяют, и не очень готовы обращаться. Но, как только жареный петух клюнет, сразу находят и телефоны, и адреса, начинают писать, долбить по всем сайтам, по каким можно: и по нормальным организациям, и по мошенникам, – приезжают, готовы заплатить любые деньги: а у нас тут неприятности…

Конечно, все уже привыкли к призыву, ведь он проходит два раза в год. Но даже родители не понимают, что парней будут прессовать, чтобы они заключали контракты, не берут с них обещание, что те не будут подписывать контракт! Причем социологи просто не могут нащупать это явление, потому что не знают, как сформулировать вопрос. Это вещи, которые появляются только в работе с людьми, раз за разом, год за годом.

– Очевидно, это говорит и об инфантилизме родителей?

– Безусловно, в первую очередь – родителей. К моменту, когда сыну исполняется 16 лет, они должны подготовить все его медицинские документы, пойти, познакомиться с военкомом, пока сын несовершеннолетний, но ему в этот год надо будет вставать на учет. Был какой-то период, когда по настойчивым рекомендациям правозащитников многие люди это делали. А сейчас родители раз за разом говорят и пишут: нет, мы ничего не носили, но в военкомате должны же были посмотреть медицинскую карту, должны были врачи увидеть его заболевание и понять, что его нельзя призывать! Спрашиваешь: у вас что, в военкомате дедушка служит или двоюродная тетя? Почему вы решили, что они будут это делать, если вы, семья, это не делаете?

– По данным этого исследования, многие молодые люди рассчитывают в основном на то, что получат отсрочки по здоровью или по чему-то еще, ну, или же просто спрячутся, будут жить не по прописке. Насколько сложнее стало с этим в последнее время (в частности, с отсрочками) в связи с войной?

– Отсрочки сохранились, но тут надо вовремя предоставлять все документы. Тем более что после проведения мобилизации военные комиссариаты, что называется, берега попутали и делают такие вещи, какие даже в советское время не делали. Несмотря ни на какие законы, ни на какие постановления правительства, ни на какие приказы министра обороны, они ничего не соблюдают: ни порядка призыва, ни медосвидетельствования. Так что все это стало гораздо сложнее в смысле взаимодействия с военкоматом. И тут человек должен с самого начала понимать, с чем он имеет дело, какие основания для отсрочек у него есть, предоставлять документы и все остальное.

– И желательно, наверное, предварительно проконсультироваться с теми же правозащитниками, чтобы он рассказали весь порядок действий: как что делать, какие документы собирать, куда обращаться, если потребуется оспорить решение военкомата.

– Безусловно. Ведь технология подготовки к призывной комиссии и к комиссии постановки на воинский учет разработана еще к 1993 году. В 1992-м появился закон о порядке обжалования действий и решений должностных лиц. И после этого уже стало понятно, какие документы нужно нести в военкомат для того, чтобы потом обжаловать решение в суде. Вся технология расписана, памятки висят на специальных сайтах, там есть все примеры, как писать какие заявления, и вообще, абсолютно всё необходимое. А мамы говорят: как же так, это ж военкомат должен был, я надеялась, что это сделают они…

– Что касается возможности "отсидеться", не попадаться на глаза государственным органам, насколько это сейчас реально?

– Это сложная история. Отсидеться всегда было сложно. Просто (опять же, возвращаясь к инфантилизму) люди не ощущают опасности. Вот, например, парню надо пересидеть переход из бакалавриата в магистратуру летом: достаточно, чтобы родственники просто никому не открывали дверь, а если уж открыли, говорили, что "он живет у любимой женщины на Ямале, мы ничего не знаем".

Страна, конечно, большая, можно затеряться. Но человек тоже должен хорошенько продумать, как все это сделать. Это же утерянный навык XIX века – конспирация.

– Кроме того сейчас ведь будут электронные повестки, единый реестр военнообязанных.

– Уверяю вас, до электронных повесток пока как до луны. Повестки, юридически обязывающие являться по вызову, могут появиться тогда, когда появится единый электронный реестр военнообязанных. Этот реестр должно готовить Минцифры. Для того, чтобы Минцифры этот реестр сделало, им должны были дать технические задания: какие сведения, какие выборки нужны, как это делать. Тем более что Минобороны замахнулось на то, что военком будет получать сведения о своем призывнике или запаснике из всех российских ведомств, все эти сведения должны приходить в военкомат (фига с два, конечно, но задумано было широко).

Минцифры сразу скептически к этому относилось, они сразу назначили срок – конец 2025 года. И вот сейчас их пытаются насиловать, незаконно устроить через Госуслуги якобы рассылку повесток, попробовать. Но пока все это пустое, юридически это ничего не значит. Дело в том, что для создания этой электронной базы, этого реестра все военкоматы Российской Федерации должны были оцифровать все свои данные: тогда появляется база данных, и с ней уже можно работать.

Но базу данных там не сделали! А кто заполняет эти личные дела? Тут мне доложил народ, который в Москве ходил в единый призывной пункт, что там в компьютере пустые личные дела! Мама пришла, потребовала, чтобы ей показали личное дело, – они открывают, а там ничего нет, то есть фамилия, имя, отчество, дата рождения – и все. Никаких там нет ни болезней, ни учебы, ничего. Бумажные документы, которые передали из военкоматов, есть, а того, что было, допустим, в последний год, уже нет. Так что все упирается в то, что база данных должна быть наполнена, а этого пока нет.

– А пока этого нет, невозможно сделать единый реестр, и электронные повестки будут недействительны?

– Да, пока Минцифры не сдало этот проект и не показало, что да, на каждого военнообязанного гражданина, призывника или запасника заполнена электронная карточка. Пока эта карточка не заполнена, призывников и запасников в этом реестре нет. Все документы должны быть полноценными. Я не знаю, как Минцифры с этим разберется, не знаю, что будет делать новый министр обороны: думаю, мало кто понимает, что там делается.

– Что вы скажете о скептическом отношении потенциальных призывников к АГС? Вы сами как думаете: имеет смысл им требовать альтернативной гражданской службы, насколько это реально?

– В этой истории с АГС есть одна большая засада. Закон предусматривает четкие сроки, в которые надо подавать заявление: за полгода до того, как человеку исполняется 18 лет, либо за какое-то время до того, как он закончит учебное заведение и у него заканчивается отсрочка. Тут довольно трудно разобраться самому. Специалисты есть – пожалуйста, они любого будут таскать, как котенка, за шкирку и все объяснять и показывать.

Но есть вещи, которые человек должен сделать сам. По закону он должен изложить свои убеждения на комиссии, которая решает, предоставить ему альтернативную службу или нет. Поскольку эта история не формализована, все остается на усмотрение этих товарищей, сидящих в этой комиссии и не знающих, что такое альтернативная, что такое гражданская, что такое убеждения, и уж точно эти убеждения для них вообще ничего не значат.

К тому же у нас сложное положение: в стране не осталось ни одной религиозной общины, которая имеет в своем кредо ненасилие. Когда они были, все это было проще, потому что у призывников были люди, которые приходили как свидетели, и сами ребята были лучше подготовлены. А политические убеждения сейчас не катят, потому что, изложив их, человек пойдет не на альтернативную службу, а в тюрьму (в лучшем случае – под арест). Так что это сложная история. Но в любом случае тут важно, чтобы человеку с самого начала помогали знающие люди.

– А как вы в целом относитесь к альтернативной гражданской службе?

– Правозащитники с 1989 года бились за то, чтобы ее сначала включили в Конституцию, а потом появился закон. Но это право выхолощено, потому что оно не формализовано. Никак невозможно понять, что нужно сказать этим восьми людям, которые сидят перед тобой, чтобы они поняли, что такое совесть, что такое убеждения. Но даже когда были ребята, которые умели все это объяснить и у них была помощь в религиозных общинах, все равно случались удивительные истории. В некоторых областях военкомы чудили так, что в какой-то момент на них пожаловались. Это был совершенно советский подход: да какие у тебя убеждения, да какая у тебя вера может быть, ты что, в какого-то бога веришь?! Сейчас, конечно, такого нет. Правозащитники, которые занимаются альтернативкой, как-то отбиваются, помогают молодым людям.

^{Мы не разглашаем имя автора этой публикации и одного из экспертов из-за угрозы уголовного преследования по закону
о нежелательных организациях в России.}

Установите Мобильное приложение Радио Свобода

Установить

Читайте Свободу в Телеграме

Войти

Подпишитесь на Свободу в Google новостях

Подписаться