Однажды, лет десять назад, я вошёл в электричку, как делал это много раз до и после, возвращаясь из Москвы в своё подмосковное жилище. Дело было летом, в вагоне было нестерпимо жарко, несмотря на работавший кондиционер. Пассажиры обычно открывают окна, это действие у них ассоциируется с вентиляцией. Кондиционер при открытых окнах начинает нагревать, а не охлаждать помещение; атмосфера становится ещё менее выносимой. Я закрыл окно в своём отсеке и попросил нескольких соседей сделать то же самое. Никто не отреагировал. В это время сиденье напротив меня занял мужчина старше средних лет. Он щёлкнул зажимами и открыл только что закрытое окно. Я осторожно пояснил, что с закрытым ехать лучше. Ответа не последовало. Я повторил своё, уже показавшееся мне отчасти нелепым, соображение. Мужчина покопался в карманах, глядя в сторону, достал телефон и принялся отправлять смс. Я подался вперёд: "Прошу прощения, я к вам обращаюсь". Мужчина, наконец, поднял на меня глаза: "Да слышу я, что ты ко мне обращаешься! И что?"
Я рассказываю эту мелкую, почти ничтожную историю не для того, чтобы показать свою воспитанность и выставить хамом своего собеседника. Мало ли какой у него был момент в жизни. Но я думаю, что между нами состоялся показательный диалог. Мой сосед проявил себя предельно собранным человеком, отсекающим всё ненужное. Мы не были знакомы. Болтать со мной было ни к чему. Разговоры должны приносить пользу. Например, у московского уличного общения есть характерная черта. Человек подходит, извиняется за беспокойство и вежливо спрашивает, например, как найти памятник лесоводу Турскому. Услышав ответ, он или она тут же отворачивается и уходит: информация получена, чего тут еще. Редко кто благодарит, и тогда сразу хочется что-то хорошее человеку сказать, а не странное "не за что". Город большой, люди деловые, каждый решает свои проблемы. Царит простодушный эгоцентризм.
Об этом явлении еще в 1990-е годы писал петербургский социолог Олег Хархордин. В книге "Обличать и лицемерить. К генеалогии российской личности" он следовал заветам французского историка и теоретика культуры Мишеля Фуко, который считал, что повседневное поведение людей обусловлено глубинными механизмами культуры. Хархордин описывал, как советский человек, которого на словах заставляли быть коллективистом, интернационалистом, гуманистом, в постсоветские годы обернулся индивидуалистом, шовинистом и циником. В отличие от среднего буржуа, которого Европа культивировала с XVIII века, потом сварила в тоталитарном супе и снова взрастила в эпоху послевоенного экономического подъема, советский человек мало заботился о ценностях. Его приучили считать себя частью абстрактной "исторической общности" – советского народа, но по-настоящему его интересовали только он сам и его близкие, в первую очередь семья. Посередине пустота, произвольно заполненная суетой частной жизни, изредка групповыми интересами. Когда исчез источник абстракции, осталась одна голая конкретика. Плюс привычная поддержка руководства, лояльность в обмен на личную безопасность.
Люди уверены, что стабильность – это когда они двадцать с лишним лет видят и слышат одно и то же лицо и его несменяемое окружение
Каковы издержки того, что людям нужна лишь конкретика и желательно побыстрее? Повседневная индифферентность неприятна и огорчительна, но прямой угрозы не представляет. Впрочем, как сказать. Когда водители не пропускают меня и дочь на переходе перед школой, я говорю: здесь ей никто ничего не должен; это ей следует быть предельно внимательной, чтобы сохранить свою жизнь. После чего размышляю уже про себя, что даже если рядом с переходом дежурит инспектор дорожной полиции, честно выполняющий свою работу, то это не гарантирует безопасности детей. Потому что многие водители не соотносят себя ни с кем вокруг. И тем более не чувствуют потребности соблюдать правила из уважения и солидарности. У них свои цели, они идут к ним по возможности кратчайшим путем. Инспектор может принять участие лишь в произошедшем инциденте, а не предотвратить его. Предотвращение – задача нас самих. Конечно, я сам могу себе возразить, что не раз сталкивался с искренним участием. Это случается, когда конкретным людям удается преодолеть стену отчуждения и прийти к какому-то взаимовыгодному соглашению. То есть снова исключительно на уровне конкретики, "ты да я да мы с тобой", и никаких лишних идей, от которых пухнет голова.
В этом и состоит ущербность коллективной личности, так и не преодолевшей свое постсоветское состояние. Потребность в идеях была дискредитирована и отодвинута, её стали считать формой досуга, но она никуда не делась. Когда люди лишь выживают и договариваются между собой ради практической пользы, в их пустующие головы можно складывать любой удобно упакованный мусор. Телевизионная пропаганда, укреплявшаяся с 2013 года, успешно сконструировала непротиворечивый мир, где все поставлено с ног на голову. В нём удобно жить и обеспечивать поддержку системе, гарантирующей стабильность. Симпатичные со знакомыми, заботливые с близкими, словом, самые обычные люди, трудящиеся в поте лица своего, до поры проявляют к "чужим" ровную индифферентность, но способны в считаные мгновения обернуться цепными псами режима, если замечают, что их мир в опасности. Источник опасности – "несогласные", "либералы", "интеллигенция" и прочие отщепенцы, "пятая колонна", "национал-предатели" и те, кто не носит почетный знак Z. Называть происходящее своими именами строго запрещено. Тем более что адекватные слова перехвачены и перенаправлены на вышеперечисленные источники беспокойства. И выясняется, что если раньше людям было "фиолетово", то теперь они готовы сказать: "Ну-ка, иди сюда, пора с тобой разобраться".
Люди уверены, что стабильность – это когда они двадцать с лишним лет видят и слышат одно и то же лицо и его несменяемое окружение. Людям все равно, есть ли на свете альтернативы, потому что при всех недостатках нынешнего консенсуса его главное достоинство в том, что он не требует усилий, инициативы и самовыражения. Скорее, наоборот. Чем дальше, тем больше попытки подлинного, не имитационного самовыражения будут равняться актам предательства и пресекаться как фейки. Научившись зарабатывать деньги, добывать успех и демонстрировать благополучие, Россия ещё даже не начинала осознавать потребности в идеях, уравновешивающих конкретику. Поэтому сейчас вместо них – бредовый, монструозный, пропитанный кровью пропагандистский эрзац. Не говоря уже об утрате всякого благополучия.
Ян Левченко – культуролог и комментатор
Высказанные в рубрике "Блоги" мнения могут не отражать точку зрения редакции
