"Я всё понимаю, но работа такая" – я слышала это от сотрудников полиции, приставов и даже судьи. "Такая работа" – индульгенция, дающая санкцию делать фактически все, что угодно, даже то, что тебе самому не по душе, даже то, что, с точки зрения закона, квалифицируется как преступление.
Признание экстремистским, "нежелательным", "иноагентским", обыски у оппозиционных политиков и их родственников, аресты, угрозы, отравления, покушения на убийство, боюсь, и убийства... Всем этим занимается совсем не маленькая команда доверенных людей, в этом участвуют сотни живых людей, у которых есть семьи и дети, которые ходят с нами по одним улицам. Давлением на "нежелательных" граждан, обысками и преследованиями занимается не безликая система, а вполне конкретные люди. И на это у них есть индульгенция, право, подаренное начальством, – "такая работа". При этом невозможно поверить в то, что сотрудники спецслужб и других правоохранительных органов, судьи, выносящие неправосудные решения, и люди у власти действительно считали и считают справедливым и правильным всё, что делают в рамках своей работы, в том числе, например, покушение на убийство Алексея Навального или, как подозревают, Дмитрия Быкова.
Работа совести меркнет перед оправданием "такая работа" и страхом её потерять
Невозможно представить себе, что все эти люди в погонах верили: они найдут компромат в ходе обыска у Дмитрия Гудкова и его родственников. Что они были преисполнены чувства долга, когда срывали Земский съезд муниципальных депутатов в Великом Новгороде, или когда арестовывали Анастасию Шевченко, или когда судили Азата Мифтахова, или когда создавали провокационный чат для будущих обвиняемых по делу "Нового величия", или когда преследовали и выдавливали из страны независимых журналистов. Совершенно невозможно представить, себе, что все люди, участвовавшие в цепочках этих дел, были бы убеждены: мы всё делаем правильно. Они убеждены в том, что у них приказ и что они должны его выполнять, каким бы абсурдным и бессмысленным он ни был. Или они просто боялись. Вообще, рефлексию и муки совести нетрудно задушить, умыв руки: "Ничего личного, такая работа".
То, что мы видим сегодня в политически мотивированных (и не только) процессах, направлено даже не на то, чтобы "обезвредить" неудобных, слишком активных и слишком инициативных людей, а на то, чтобы продемонстрировать всем остальным, что будет с несогласными, которые, заручившись поддержкой сограждан, решатся что-либо доказать или попытаться изменить в невыгодную для власти сторону. Безусловно, среди людей, участвующих в этих показательных процессах, есть немало думающих и рефлексирующих. Но работа совести меркнет перед оправданием "такая работа" и страхом её потерять.
Постепенно общество как будто так и разделилось – на людей и на людей, у которых "такая работа". Обе категории, глядя друг на друга, всякий раз понимающе кивают, мол, система такая. Система, между тем, и сама давно решительно проводит границу между людьми с чинами и погонами и теми, у кого нет ни полномочий, ни регалий. И граница эта не только и не столько в разнице уровня и качества жизни, она черным по белому прописывается в многочисленных законах.
Например, Закон о статусе судей в РФ запрещает судьям в отставке занимать определённые должности, в том числе они не могут работать прокурорами, следователями и дознавателями, заниматься адвокатской и нотариальной деятельностью. В противном случае бывший судья должен отказаться от своего статуса, а вместе с ним и от всех положенных привилегий, в том числе от пенсии. Часто судей и работников прокуратуры и следственных органов относят к одной категории, но это не так: статус судьи априори выше. Таковым он остается и после отставки. А если судья захочет применить свои знания не в творческих или преподавательских целях, то статус у него отнимут. И в современной России это из законодательного ограничения превращается в почти сословную границу.
В то время как адвокат ждет начала судебного заседания в коридоре суда и не может зайти в зал без разрешения секретаря, прокуроры дожидаются начала заседания, сидя за столом в зале суда, а кто-то и вовсе обсуждает дело с судьей в совещательной комнате. И это тоже граница.
Суд доверяет показаниям сотрудников полиции, доводам прокурора и следователя, показания обвиняемых же ставит под сомнение даже при наличии неоспоримых доказательств. И это тоже граница.
По закону Роскомнадзор с недавнего времени может блокировать сайты, в публикациях которых говорится о данных людей, находящихся под государственной защитой, в том числе о сотрудниках силовых ведомств, в том числе об их имуществе и доходах. Информацию о людях, приближённых к власти, старательно скрывают, в то время как "сливы" и пропагандистские материалы об активистах и оппозиционных политиках выпускаются в промышленных масштабах, и Роскомнадзор не торопится их блокировать или предъявить к тем, кто такие данные обнародовал, хоть какие-то претензии. И это тоже граница.
Эта граница постепенно вытесняет оппозицию и всех, кого власть ею считает, с политического и любого другого поля, даже из страны. Это, в общем, ответ на многие вопросы. Силовики и политики "Единой России" вовсе не хотят, чтобы гражданам жилось в их стране плохо, чтобы они боялись или получали низкие зарплаты, сидели в тюрьме или уезжали из страны. Силовики и чиновники просто делают свою работу по одну сторону границы и этим оправдывают любые последствия.
"Такая работа", кстати, у всех. У врачей, учителей, строителей, адвокатов, художников, музыкантов. Начальство и регламенты есть у каждого или почти у каждого. Вопрос только в том, как толковать и использовать эту фразу. Журналисты едут работать в горячие точки, рискуя жизнью, освещают протесты в России, рискуя, как видно, например, в ситуации с "Дождем", в прямом смысле слова перспективами в дальнейшей работе – журналистов телеканала исключили из кремлёвского пула; преподаватели засиживаются с учениками допоздна, объясняя им сложную тему или готовя к экзамену; врачи работают в "красной зоне", борясь с вирусом, последствия от заражения которым до сих пор неизвестны; пожарные идут в огонь, спасатели разбирают завалы, и таких примеров можно привести бесчисленное множество. И на беспокойные вопросы близких отвечают "Такая работа" и продолжают её делать, потому что хотят делать ее хорошо.
В то же время, например, согласно регламенту, на приём одного пациента врачам государственной поликлиники закладывается 15 минут. А школьные преподаватели вовсе не обязаны во внеурочное время бесплатно заниматься с отстающими учениками и объяснять им тему дополнительно. Но регламентам, к великому счастью, следуют далеко не все работники бюджетных организаций, хотя у них тоже, как мы все легко можем себе представить, "такая работа". А если они им следуют и по этой причине гражданин недоволен их работой, то он может обратиться к платному врачу, нанять преподавателя, чтобы его ребенок усвоил предмет, или организовать перевод в другое учебное учреждение. В здоровом государстве такой корреляции между деньгами и качеством быть не должно, в России она встречается, но во многих сферах эту проблему возможно решить.
Однако в ситуации с полицией, следствием, судом и прокуратурой такой свободы действий у гражданина просто нет. Он не может по своему желанию сменить следователя, прокурора или судью в случае, если считает их пристрастными. Конечно, технически процедура отвода судьи или передачи дела другому следователю существует, но добиться этого зачастую очень трудно или вовсе невозможно. Именно поэтому в отношении этой категории людей ответ "Такая работа" звучит как точка, не дающая никакой надежды, никакого выбора или альтернативы. Именно поэтому эта фраза от силовиков и чиновников, с одной стороны, уже давно не вызывает удивления, а с другой – будит тихую ярость.
В сущности, "такая работа" – универсальное алиби, и если каждый встанет в этот замкнутый круг, то можно самым лёгким образом заменить человека искусственным интеллектом фактически во всём. Для искусственного интеллекта эта фраза, произнесенная без малейшего усилия мысли и совести, будет простительна. Для человека – нет.
Светлана Осипова – московский журналист
Высказанные в рубрике "Блоги" мнения могут не отражать точку зрения редакции
