2 марта прошла онлайн-конференция "IX Якунинские чтения". Она проводится ежегодно, начиная с 2016 года, и посвящена памяти отца Глеба Якунина, правозащитника, диссидента, политзаключенного, депутата Верховного совета и Госдумы I созыва, и затем основателя Апостольской православной церкви.

В этом году "Якунинские чтения" посвящены теме "Религиозные диссиденты: старые и новые". В них приняли участие священнослужители и исследователи из разных стран. Многие участники сходятся во мнении, что советский термин "диссидентство" вновь становится актуален в связи с политической ситуацией и репрессиями в России.

Вот что пишет в Фейсбуке доктор философии Николай Карпицкий, уроженец Томска, живущий в Славянске, излагая основные тезисы своего доклада под названием "Война и кризис религиозной идентичности":

"Проблема религиозного диссидентства возникает, когда церковные, канонические правила лишь усугубляют, а не разрешают внутренние противоречия. В мирное время эти противоречия могут оставаться скрытыми, но война проявляет их.

Религиозная проповедь имеет смысл, когда свидетельствует о религиозном опыте, и естественно, что она включает проповедь моральной позиции. Механизм превращения религии в идеологию запускается, когда стремление донести обществу свою моральную позицию воплощается не в религиозной проповеди, а в требовании ко всем, даже тем, у кого иные убеждения. В этом случае моральные требования опираются не на религиозный опыт, а на "идеологию скреп". Веряне чаще всего не замечают, как переходят на идеологическую позицию и подменяют реальное богообщение его имитацией…

…На психическом уровне верянин принципиально не может отличить имитацию богообщения от реального богообщения, поэтому ищет внешние подтверждения своего религиозного опыта. По этой причине возникает обрядоверие, некритическое доверие религиозным авторитетам и формальное следование правилам. Однако и сами религиозные авторитеты вынуждены идти на компромиссы, адаптируясь к внешним социально-политическим условиям. Так возникает зависимость религиозных организаций от политики государственной власти. Пока власть не претендует на вмешательство в дела религии, эта зависимость кажется необременительной, однако в условиях диктатуры она приводит к кризису религиозной идентичности.

Любая религия претендует на универсализм, поскольку обращена к Высшему как источнику всего мира… Однако имперская идеология тоже может иметь черты универсализма, а ее "идеология скреп" оправдывает диктатуру, репрессии и войну защитой моральных ценностей. Это становится для верян искушением. Сначала они опираются только на внешние критерии своего внутреннего религиозного опыта, потом признают авторитет власти, которая обещает навязать всему обществу их представление о морали, а после этого научаются оправдывать свою религию исключительно полезностью для государства и не замечают, как их религиозную идентичность постепенно вытесняет социально-идеологическая идентичность".

О Якунинских чтениях рассказывает их организатор Елена Волкова, доктор культурологии, автор книги "Глыба Глеба: Запрещеннейший иерей Якунин".

– Возврат к репрессиям, очевидный откат в СССР, конечно, приводит к параллелям между диссидентским движением в советское время и ситуацией в нынешней России. Вопрос в том, можно ли исторический термин "диссидентство в СССР" прямо проецировать на современность, и что отличает современных диссидентов от диссидентов советского времени. Именно это мы и хотели обсудить на конференции.

Само слово "диссидент" – английское, и оно религиозного происхождения. Диссиденты – это протестанты в Англии, начиная с XVI-XVII веков, которые не приняли тот компромисс, на который пошел Генрих VIII c католической традицией после того, как он порвал с Римом и основал Англиканскую церковь. В Англии существовало несколько групп протестантов, пуритане, квакеры и другие, которые требовали более последовательных протестантских реформ. Их и называли диссидентами, или диссентерами. В широком религиозном смысле этот термин обозначает человека, который выступает против доминирующей церкви в своей стране.

Мы очень рады, что в чтениях принял участие протоиерей Георгий Эдельштейн, который был членом Хельсинкской группы, другом и оппонентом отца Глеба Якунина (сейчас он живет в Израиле). Это старейшина российского религиозного диссидентства. Впрочем, сам он не считает себя диссидентом, утверждая, что принадлежит не к Русской православной церкви, созданной Сталиным в 1943-м году, а к дореволюционной Российской православной церкви. По его мнению, советская Московская патриархия отошла от решений Поместного Собора Российской Православной Церкви 1917-1918 годов, и тем самым диссидентами являются как раз они, а он стоит в правде православия, – отмечает Елена Волкова.

Вот отрывок из доклада протоиерея Георгия Эдельштейна:

"На территории исторической России, от Петербурга до Владивостока, до сих пор находится государство, основанное в октябре 1917 года В.И. Лениным, Л.Д. Троцким и их подельниками. Русский мыслитель Иван Ильин именовал это государство Совдепией. Не понимаю, почему люди, называющие себя патриотами России и на словах чтущие Ильина, забыли его завет: "Наша главная задача – не смешивать Россию и Совдепию". За прошедшие 107 лет Совдепия несколько раз "преображалась": в 1920-е годы – НЭП, при Хрущеве – оттепель, при Горбачеве – перестройка. Но это были всего лишь переименования. Глупые козлята в известной сказке были уверены, что если волк заговорил козьим голосом, то он перестал быть волком…(...) В XXI веке не произошло ничего нового. Это все та же страна, в ней все та же Московская Патриархия, все те же лживые сергианцы… Неизменным осталось наше государство. Неизменными остаются и первоиерархи Московской Патриархии, и ныне здравствующие члены Священного Синода".

Культуролог Елена Волкова – о том, какое значение приобрело слово "диссидент" в советское время.

– Диссидентом называли тех, кто выступал в защиту прав человека: это было правозащитное демократическое движение. Соответственно, это человек, который не просто вышел с плакатом или даже объявил голодовку, но у него есть некое правозащитное мировоззрение, демократическое, во многом ориентированное на защиту закона. Ведь советские диссиденты изначально апеллировали к закону: "Соблюдайте вашу Конституцию!". И отец Глеб начинал с позиции легализма, обличая советское государство и церковных архиереев в нарушении закона об отделении церкви от государства. Позднее он стал критиковать и сами законы, как дискриминационные по отношению к верующим.

Среди религиозных диссидентов советского времени очень важна была защита религиозной свободы, свободы совести. Но политические взгляды внутри этого круга были разными. Об этом был очень интересный доклад правозащитника Льва Левинсона "К типологии православного диссидентства 1970-80 годов в СССР". Религиозное диссидентство не назовешь демократическим движением: одни мечтали о восстановлении монархии, идеализируя дореволюционную Россию, другие были убежденными националистами, выступавшими за русское православие, были и явные мракобесы. Но были и демократы, такие как Зоя Крахмальникова и отец Глеб Якунин.

– Можно ли в полном смысле назвать диссидентами современных российских оппозиционеров?

– В российских СМИ в изгнании термин "диссидентство" редко употребляется по отношению к современным жертвам репрессий. Если речь идет о Навальном, Кара-Мурзе, Яшине, то их обычно называют оппозиционерами и политзаключенными. Растёт число иноагентов и нежелательных организаций, что приводит к доминированию этих относительно новых слов репрессивного языка. Новых религиозных диссидентов из РПЦ обычно называют антивоенными священниками.

Но если мы посмотрим, как о жертвах политических репрессий пишут на английском языке, то там они все – "dissidents", то есть это слово доминирует в англоязычном поле. В узком смысле, это человек, у которого есть протестное мировоззрение, независимая от государства или церкви позиция, и он предпринимает активные действия в противостоянии пропаганде. А в более широком смысле, это человек, который ничего не предпринимает и, возможно, даже не выражает свою позицию публично, но сохраняет независимую картину мира внутри себя, сохраняет, что называется, свою душу и трезвое представление о реальности.

На чтениях мы обсуждали эту тему и пришли к выводу, что многие жертвы современных репрессий, включая и большую часть антивоенных священников, – невольные диссиденты, потому что они не выбирали этот путь сознательно, не сформировали свое мировоззрение, как отец Глеб, по всем фронтам разоблачавший Московскую патриархию. Многие антивоенные священники и дальше находились бы внутри РПЦ и продолжали служить, но агрессивная война, массовые убийства и разрушения, практически геноцид по отношению к Украине оказались той чертой внутри их совести, через которую они не смогли переступить. Это нравственный протест.

Но и большинство советских диссидентов тоже говорили: "мы вне политики, наш протест – этический и нравственный". В этом смысле можно провести параллель. Люди не могут оправдывать войну, это противоречит их не только человеческой, но и религиозной совести, потому что они все-таки знают десять заповедей Моисея, знают Заповеди блаженства.

Диссидентов поневоле было много и в советское время. Сегодня это люди, которые попадают под каток репрессий за лайк, за репост, за пост или плакат, за эмоциональное высказывание в социальных сетях. А в СССР можно было попасть за чтение английских газет, за анекдот, то есть за поступок, который не является частью продуманного противостояния или сложившегося мировоззрения.

– Какова была роль советского религиозного диссидентства для будущего страны?

– Религиозные диссиденты пытались помочь преследуемым верующим всех конфессий. Когда в 1976 году отец Глеб основал Христианский комитет защиты прав верующих в СССР, к нему поступал колоссальный поток писем, в его маленькую московскую квартиру стекались ходоки со всей страны. Многие обращались к нему, потому что их письма в патриархию оставались без ответа, а их тем временем увольняли за веру с работы, их детей травили в школе, против них фабриковали уголовные дела, их подвергали пыткам карательной психиатрии. Было немало жалоб на священников, разрушавших приходскую жизнь.

Отец Глеб со своими единомышленниками наладил процесс переброски этих материалов на Запад разными способами: на фотопленке, даже на ткани писали и обертывали ее вокруг себя. Перевозили иностранные корреспонденты, туристы, Наталия Солженицына и многие другие. В Сан-Франциско жил потрясающий человек – физик Генри Дейкин, а в Великобритании – другой потрясающий человек, Майкл Бурдо: к ним стекались сведения о преследовании верующих в СССР, которые они публиковали и распространяли. Западный голос тогда чего-то стоил, поднимался шум, и это иногда помогало людям в России: некоторых удавалось вытащить из тюрьмы, у кого-то улучшались условия в лагерях.

Религиозных диссидентов в СССР было немного, буквально единицы, но они внесли свой вклад в расшатывание Советского Союза. Они были противниками СССР в холодной войне, сотрудничали с его врагами, чего, кстати, не хватает современным религиозным диссидентам: они, как правило, не сотрудничают с Украиной, хотя идет горячая, чудовищная война. В этом смысле для нас очень важно, что мы проводим Якунинские чтения в сотрудничестве с украинскими клириками и исследователями. И тут велико значение наследия отца Глеба: он является фигурой, которой доверяют в Украине, а созданная при его участии Апостольская церковь имеет приходы как в Украине, так и во многих других странах.

– Ваши впечатления от прошедших Якунинских чтений?

– Я очень была рада, что появились молодые участники. Это наши единомышленники, новое поколение, которое хорошо разбирается в очень сложных вещах. Они прекрасно понимают идеологическую природу Московской патриархии, разбираются в современной политике, в том числе в ее неоколониальной природе, в попытке России опять поработить бывшие советские республики. Они понимают значение выхода из-под влияния РПЦ национальных православных церквей: Украинской, Эстонской. Был потрясающий доклад Дайвы Нуриевой о Виленской епархии в Литве, которая много лет выдавала себя за Литовскую православную церковь и продолжает выдавать, но не осудила войну и лавирует между Москвой и Европой.

Доклад молодого журналиста Алексея Волошинова был посвящен деятельности в Европе НКО, помогающей антивоенно настроенным священнослужителям и верующим на территории РФ. Волонтеры помогают антивоенным священникам с выездом за границу и с легализацией там, стараются помочь и тем, кто в России находится под следствием или в заключении. Алексей сказал, что очень важно пронести наследие отца Глеба сквозь наши темные времена, в то будущее, где оно будет широко востребовано. Мне было очень приятно это слышать.

Для научной конференции важна критическая рефлексия. Доклад Елены Баженовой "Выход из безличности: диссиденты глазами Г. С. Померанца" затронул такие болезненные проблемы диссидентского движения, как его замкнутость, отрыв от сочувствующей среды, внутреннюю противоречивость фигуры героя и другие. Критика Померанца, на мой взгляд, пока не осмыслена должным образом.

– Чему был посвящен ваш доклад?

– Первой англоязычной книге об отце Глебе Якунине. Это книга историка Уоллеса Дэниела под названием "Свобода и порабощенный разум: Отец Глеб Якунин и православное христианство в Советской России" (Freedom and the Captive Mind: Fr. Gleb Yakunin and Orthodox Christianity in Soviet Russia). Словосочетание "порабощённый разум" (“The Captive Mind”)
отсылает читателя к одноименному эссе Чеслава Милоша, которое он написал после Второй мировой войны, пытаясь понять, "почему так много мыслящих людей отказываются от своей независимой жизни и сотрудничают с авторитарным правительством". Это большая проблема, актуальная и в наши дни.

Я анализировала аксиологическую призму историка Уоллеса Дэниела, то есть те ценности, которые важны для него, как для исследователя. Он подчеркивает значение истории как моральной науки. В своей книге Дэниел напоминает о том, что свобода совести, религиозная свобода – это фундаментальное право человека, на которое опираются все остальные права. Кстати, Уоллес Дэниел и сам представил свою новую книгу на нашей конференции.

К сожалению, защита религиозной свободы не вызывает большого отклика ни в российской правозащитной среде, ни среди тех верующих, которые стараются отстоять права своих конфессий. Поэтому на конференции я рассказывала о тех редких случаях солидарности жертв религиозных репрессий, которым была свидетелем.

Например, был случай, когда съемочная группа крымских татар приехала брать интервью у Свидетеля Иеговы, который находился под следствием. Возможно, это стало ответом крымских татар на то, что мы тогда в Якунинском комитете "Свобода совести" публиковали письма в их защиту. Это было тем более трогательно, что Свидетели Иеговы этих писем не подписывали: они вообще не участвуют в межконфессиональных отношениях и в политике. Я никогда не забуду тот день и то интервью! Это очень редкий, но чрезвычайно важный пример религиозной солидарности жертв репрессий. И IX Якунинские чтения закончились возгласами о том, как не хватает межконфессиональной солидарности и людей, которые понимали бы значение свободы совести, – рассказывает Елена Волкова.

Своими впечатлениями от Якунинских чтений поделился с Радио Свобода доктор философских наук, религиовед Сергей Иваненко.

– Это чрезвычайно важная и интересная тема – сопоставление старых и новых религиозных диссидентов. Важно, что откликнулись люди и в России, и в Украине, и в Германии, и во Франции, и в Литве, и в США. Но главное, что это было действительно собрание единомышленников. Были исследователи, были люди, которые сами участвовали в этом диссидентском движении, хорошо знали отца Глеба. Также для меня важно, что такое плодотворное начинание отца Глеба, как создание Апостольской православной церкви в России, оказалось весьма жизнеспособным: например, в Украине это сейчас очень деятельная церковь.

Отец Глеб был разносторонним человеком, и многие его идеи сейчас доказывают свою результативность. Они оказались актуальны, прежде всего, потому, что сама ситуация в России стала очень плачевной в плане свободы религии. И закаленность отца Глеба, его способность сопротивляться репрессиям, давлению государства и православной церковной верхушки сейчас очень востребованы. Так же, как и его несгибаемый оптимизм и убежденность в том, что в конце концов все-таки удастся создать нормальное цивилизованное общество, где будет религиозная свобода и веротерпимость. Мне тоже хочется в это верить, хотя предпосылок сейчас для этого немного, но его оптимизм заразителен. Вспоминая наши с ним беседы, я иногда думаю, что, возможно, отец Глеб видел дальше и лучше, чем мы сегодня.

Были очень интересные доклады. Например, доклад представителя Украины, доктора теологии Сергея Шумило – о том, как подпольные группы истинно православных христиан в СССР связывались с Зарубежной церковью, налаживали с ней отношения. Это, конечно, "сказка" с несчастливым концом, так как мы знаем, что в 2007 году Зарубежная церковь слилась в экстазе с Московским Патриархатом. Но докладчик говорил о более ранних временах.

– Насколько я знаю, ваш доклад на Якунинских чтениях был посвящен тем конфессиям в России, которые не поддержали войну в Украине.

– Да, и их всего лишь две. В самом деле, в контексте современной ситуации в России, последователи этих конфессий могут рассматриваться как диссиденты. Одна из них – это Международный союз церквей евангельских христиан-баптистов (раньше их называли баптистами-инициативниками). Сейчас их во всем мире почти 77 тысяч. Вторая организация еще более многочисленна – это Свидетели Иеговы: их во всем мире 9 миллионов, а в России, по моим подсчетам, примерно 170 тысяч. Они, в отличие от евангельских христиан-баптистов, которые принадлежат Международному союзу, в России фактически запрещены, и их репрессируют гораздо активнее.

На данный момент возбуждены уголовные дела в отношении 850 Свидетелей Иеговы, осужден 583 человек, в заключении 161 верующий. Но несмотря на это, они продолжают активную проповедническую деятельность, с оптимизмом смотрят в будущее. Есть решение ЕСПЧ, которое предписывает прекратить все уголовные дела против них в России, освободить заключенных, выплатить компенсации за нематериальный ущерб, возместить или возвратить изъятое имущество. Они держатся достаточно стойко, и численность их не сократилась по сравнению с 2017 годом.

– А сколько сейчас в России конфессий? И что же, все остальные, получается, поддержали войну в Украине?

– Если смотреть данные Минюста, то их зарегистрировано около сотни. И основные конфессии, особенно те, которые входят в Совет по взаимодействию с религиозными организациями при президенте РФ, поддержали войну. При этом там внутри есть отдельные священнослужители, религиозные деятели, верующие, которые не поддерживают агрессию: кто-то из них уехал из России, кто-то оказался под судом и следствием, а кто-то сидит тихо, не высовывается.

Вот, скажем, есть в Москве буддист Илья Васильев (известен также под псевдонимом Арви Хэккер), настоятель в буддийском "Московском центре Дзен". Обвиняется за "фейки о российской армии". Лишен свободы с 20 июня 2024 года.

Если же говорить о так называемой традиционной буддийской церкви, то они поддержали войну очень активно и даже послали на фронт своих представителей, которые организовали там какие-то храмы для буддистов, служат как капелланы. А некоторые из этих представителей духовенства даже взяли в руки оружие, и кто-то уже погиб на фронте. В Калмыкии был руководитель буддийской церкви, который являлся гражданином Америки: он не поддержал войну и вынужден был уехать, его заменили более лояльные люди.

– По какой же причине не поддержали войну именно эти две конфессии, о которых вы рассказывали в своем докладе?

– Со Свидетелями Иеговы все просто: они считают, что с 1914 года Иисус Христос – это царь на небе. Он прогнал Сатану на Землю, поэтому бедствия на Земле и для христиан, и для всех людей возросли, но недолго ему осталось: скоро уже наступит сначала Армагеддон, а затем и тысячелетнее царство Иисуса Христа на Земле. Исходя из этой концепции, Свидетели Иеговы не участвуют в политике, не голосуют, считая, что они уже выбрали Иисуса Христа своим лидером. Они не поддерживают службу в армии, отказываются от любых работ, связанных с поддержкой вооруженных сил, потому что это противоречит их религиозным убеждениям. Свидетели Иеговы фактически находятся под запретом в России, и те из них, кто сохраняет свою веру (а таких большинство), продолжают проповедовать в колониях и тюрьмах. Это, безусловно, диссиденты.

Если говорить о том, как евангельские христиане-баптисты относились к военной службе, то в Первую мировую войну они служили в армии с оружием в руках. Затем, в годы Гражданской войны был такой Владимир Чертков, который сумел создать Объединенный союз религиозных общин и групп и отстоять право многих христианских объединений на отказ от службы в армии (в том числе в этот круг вошли евангельские христиане и баптисты).

В 1924 году Объединенный союз религиозных общин и групп был распущен. А в 1926-м синхронно и евангельские христиане, и баптисты на своих съездах приняли резолюцию о полном признании военной службы с оружием. И когда в 1944 году был создан Всесоюзный совет евангельских христиан-баптистов, он тоже стоял на этой точке зрения. А баптисты-инициативники выступили против этой линии Всесоюзного совета, пытались сместить его лидеров, отменить ограничения, наложенные на деятельность общин. В 1966 году они даже провели массовую демонстрацию у здания ЦК КПСС в Москве: там было около 600 участников, и большинство из них арестовали, а лидеров посадили.

Соответственно, евангельские христиане-баптисты, сторонники Совета церквей, не всегда отказывались от службы в армии, бывало, что они соглашались на это, но не приносили присягу, не брали в руки оружие, в основном служили в стройбатах. А после распада СССР появилась уже альтернативная гражданская служба, и многие стали уходить в эту сторону. Они все-таки в большой степени пацифисты, – отмечает религиовед Сергей Иваненко.

Дайва Нуриева, журналистка и независимая исследовательница из Вильнюса, посвятила свой доклад на Якунинских чтениях современным религиозным диссидентам в Литве.

– Все годы независимости Литвы здесь оставалась и остается до сих пор епархия РПЦ, которая структурно ничем не отличается от других ее епархий. То есть РПЦ, можно сказать, игнорировала реальность, в которой Литва независима, входит в Евросоюз и в НАТО.

Точкой невозврата стал 2022 год, когда среди литовских православных священников появились те, кто больше не мог находить компромиссы с совестью, и они открыто выступили против роли РПЦ, поддержавшей военное вторжение в Украину. Таких клириков было семь: пять священников и два дьякона. Изначально они даже были готовы остаться внутри РПЦ, если бы митрополит Виленский и Литовский Иннокентий дал им определенную свободу. Но он сразу объявил их раскольниками, обвинил их в том, что они хотят перейти в другую юрисдикцию, и это оказалось самосбывающимся пророчеством.

Митрополит сразу начал применять к ним разные меры: сначала вывод за штат, потом запрет в служении, потом снятие сана. Все эти шаги, казалось бы, должны были обезопасить от раскола или от возникновения параллельной юрисдикции в Литве, но они привели ровно к тому, чего он боялся и чего они изначально не хотели. Через год, в 2023-м в Литве появилась альтернативная православная юрисдикция: это был Константинопольский патриархат (или Вселенский патриархат).

Клирики, извергнутые из сана, обратились в высшую инстанцию, но, разумеется, не в Москву, потому что там одобряли деятельность Иннокентия. Они вышли с апелляцией к Вселенскому Патриарху, и тот вернул им сан и разрешил дальше служить, но уже в подчинении Константинополю. И в Литве открылся экзархат Константинопольского Патриархата. Позже к ним присоединились еще два беглых из Беларуси священника, которые там тоже претерпевали за свои взгляды всякие притеснения со стороны светских властей и церковного начальства. И теперь здесь существует епархия РПЦ и параллельно – Константинопольский экзархат.

– Именно этих людей вы называете современными религиозными диссидентами?

– Да. Хотя, в отличие от классических антисоветских диссидентов, они были не настолько радикально настроены по отношению к РПЦ. Среди старых диссидентов многие говорили о том, что православная церковь – безблагодатная структура, обвиняли ее в ереси сергианства. А для новых диссидентов это был скорее личный выбор. Иннокентий принуждал их молчать о политике, о войне, так как "церковь вне политики". Но эти священники чисто по-человечески не могли понять, как же они будут молчать, когда Литва находится у самой границы ЕС, то есть это потенциально предфронтовая зона.

Кроме того, в Литву хлынул поток беженцев, сначала из Беларуси, а потом – поток украинских беженцев от войны, и с точки зрения морали для некоторых священников было бы невозможно молчать. Об этом писал, например, Гинтарас Сунгайла: "Как я могу молчать? Вот ко мне приходят эти беженцы, а я им скажу, что церковь вне этого?!" На мой взгляд, церковные власти просто вынудили клириков к этому шагу.

– Дайва, что показалось вам наиболее интересным на Якунинских чтениях в этом году?

– Я первый раз участвовала в этой конференции. Мне очень понравилось то, что она объединяет людей с близкими ценностями, для которых свобода совести важна не только как предмет исследования, но еще и как личная позиция. Тут, конечно, невозможно не упомянуть священника Георгия Эдельштейна, как раз старого диссидента: его было невероятно интересно слушать.

Надо отметить, что эта конференция – внеконфессиональная. Важно, что свобода совести – это та ценность, которая может объединять людей из разных конфессий и даже тех, кто не является верующим, как я, например.

Мне было особенно интересно послушать доклад Александра Солдатова, которого я уже лет 15 знаю, как редактора портала "Credo.ru". Он говорил о движении православных диссидентов за отделение от РПЦ МП в эпоху распада СССР. О "катакомбниках", то есть об альтернативе официальной церкви говорил Сергей Шумило, исследователь катакомбной церкви из Украины.

Отмечу важный доклад религиоведа Сергея Иваненко – в частности, о Свидетелях Иеговы. Для православной церкви исторически не характерен пацифизм, заповедь "не убий" в православии не является абсолютной: церковь исторически допускала обстоятельства, при которых убийство может быть совершено. А Свидетели Иеговы абсолютизируют эту заповедь, и для них пацифизм – одна из их непреложных ценностей, они ни при каких обстоятельствах не готовы убивать, даже если на них напали и надо защищаться. Поэтому они никогда не служат в армии, даже в мирное время. А когда страна милитаризируется, когда общество становится более тоталитарным, таких людей начинают преследовать. И поэтому очень симптоматично то, что сейчас происходит в России со Свидетелями Иеговы: их запрещают, им дают огромные сроки, прямо как в нацистской Германии.

Хотя я не отношусь к Свидетелям Иеговы и не разделяю их крайний пацифизм, но он вызывает у меня восхищение, так же, как и их стойкость. Думаю, свобода совести тем и важна, что ты можешь не быть единомышленником с кем-то, но ты будешь защищать этих людей, потому что они имеют право так верить. Да, я не верю так же, но для меня очень важно, чтобы у них была возможность жить в соответствии со своей верой, – говорит Дайва Нуриева.

Материалы конференции доступны на телеграм-канале "Якунинские чтения: свобода совести" и ютьюб-канале "Якунинские чтения".

Установите Мобильное приложение Радио Свобода

Установить

Читайте Свободу в Телеграме

Войти

Подпишитесь на Свободу в Google новостях

Подписаться