Ссылки для упрощенного доступа

Спасти одного человека. Дмитрий Кузьмин – о палачах и жертвах


Дмитрий Кузьмин
Дмитрий Кузьмин

"Мир, вероятно, спасти уже не удастся, но отдельного человека всегда можно". Эта формула из Нобелевской речи Бродского, выросшая из двухвековой русской либеральной традиции малых дел в пасти Левиафана, в последние два года вдохновила многих и многих. Спасение каждого беженца с оккупированных украинских территорий силами волонтёрской сети "Рубикус" – лучшее тому подтверждение. Но мы, конечно, знаем, что это неправда. Отдельного человека можно спасти не всегда. И смерть Алексея Навального напомнила нам об этом с неопровержимой ясностью. Хотя и не с большей ясностью, чем за несколько дней до этого – смерть трёх детей, заживо сгоревших вместе с родителями у себя дома в Харькове от попадания российской ракеты.

Но сочувствие бывает только индивидуальным: умом можно быть вместе со всеми украинцами и всеми политзаключёнными, а вот сердце отзывается на конкретные истории, имена, лица. И сегодняшняя медийная реальность нам их приносит. Каждой жертве ракетного обстрела можно, перейдя по паре ссылок, посмотреть в глаза. Можно прочесть последние сообщения, отправленные украинскими женщинами своим любимым, убитым на этой войне. Можно увидеть, как во фронтовой землянке вместе с прекрасным поэтом Максимом Кривцовым, надеждой нового украинского литературного поколения, спит его рыжий кот – за пару дней до того, как они вместе погибнут.

С жертвами по другую сторону фронта, с теми, кого кремлёвский режим пытается истребить на своей земле, несколько сложнее. Отдельность и даже исключительность фигуры Навального в том, что и в колонии буквально на краю света он по-прежнему мог превращать свою историю в захватывающее, хотя и мучительное шоу. У других такой возможности нет. Где сейчас Никита Уваров, подросток, посаженный на 5 лет за разговоры с приятелями об анархизме и за то, что в компьютерной игре "Майнкрафт" построил здание ФСБ и собирался его взорвать? Где Салех Магамадов и Исмаил Исаев, чеченские юноши, осмелившиеся завести чат для атеистов и получившие 8 и 6 лет колонии соответственно? Или вот это, так и не имевшее продолжения в новостях: где сейчас "трансгендер, ЛГБТ-активист и волонтёр ОВД-инфо", переводивший деньги Вооружённым силам Украины? Его имя неизвестно, а срок, по слухам, 12 лет. И это я не говорю про практически ушедшую из русского новостного поля Беларусь, где одно из главных лиц оппозиции, Мария Колесникова, уже год не выходит на связь из тюрьмы. Навальный, даже с Ямала стабильно удерживавший на себе фокус общественного интереса, делал это и за всех вышеназванных и неназванных, пусть им от этого и совсем не легче. Вместе с гибелью Навального неизбежно сама тема внутренних репрессий, внутреннего фронта в войне путинской мертвечины против всего живого выйдет из поля каждодневного внимания – вполне вероятно, что мотив для того, чтобы поставить точку в растянутой на годы расправе, был именно этот, и тогда надо ждать резкого послевыборного усиления самих репрессий.

В противостоянии между отдельными людьми и системой неважно, кем персонально представлена система

На другой стороне тоже, по идее, действуют какие-то люди. Но они характерным образом неспособны привлечь к себе внимание – и целенаправленно уклоняются от этого. У прокуроров, поддерживающих обвинение, у судей, выносящих приговоры, у исполняющих своё грязное дело (даже если не брать в расчёт прямое убийство) тюремщиков есть имена и лица, но они никого не волнуют: кажется, только скрупулёзный Габриэль Суперфин вспомнил сегодня, кто несёт номинальную ответственность за трагедию на Ямале. Да ведь и каждая выпущенная по украинским целям ракета кем-то спроектирована, собрана, перевезена, кто-то произвёл запуск. Можно помечтать о том, чтобы каждый из этих людей расплатился за своё участие, но из исторического опыта мы знаем, что в самом лучшем случае их будут стыдиться внуки и правнуки. В противостоянии между отдельными людьми и системой неважно, кем персонально представлена система. В недавней истории счастливого вызволения из таиландской ловушки рок-группы "Би-2" говорилось открытым текстом, что за ниточки дьявольской машинерии тянет российский консул, – но где этот консул, кто его видел? Вероятно, он изобретательный службист: по слову Евгения Шварца, "оказался первым учеником"; но личные свойства у него не предусмотрены.

С Таиланда, положим, взятки гладки: эта излюбленная российскими туристами страна, где король может выселить бывшую жену в захудалую лачугу, предварительно велев своим людям разрушить в лачуге сортир, а над выгребной ямой повесить надпись "Надеюсь, тебе тут уютно, как во дворце", безусловно, и должна легко находить общий язык со страной, где главному оппоненту президента мажут ядом трусы. Однако месяцем раньше, например, гражданина России Евгения Герасименко арестовали по запросу России в Праге, в аэропорту имени Вацлава Гавела (можно себе представить, что бы Гавел по этому поводу сказал). Кажется, никто специально не лоббировал задержание, система сработала сама собой: какое-то российское ведомство подало запрос в Интерпол, какая-то международная бюрократическая инстанция этот запрос приняла, какие-то чешские правоохранители рутинно выполнили свои обязанности. Ну и что, что заявление Герасименко о политическом убежище уже рассматривают власти другой европейской страны: ведь разыскивают его, бывшего руководителя компьютерной школы в построенном на костях заключённых Норильске, будто бы за опасные финансовые преступления... Погодите, а Алексей Навальный за какие преступления был осуждён, отправлен в построенный на костях заключённых посёлок и там убит? Неужели уже никто не помнит?

Был когда-то давно советский фильм про группу подростков, заблудившуюся в каких-то пещерах: у них кончилась еда, кончилась вода, они потеряли представление о времени, все подземные ходы приводили их снова и снова в оборудованный немцами во Вторую мировую войну бункер с крупной надписью на стене – Tod ("Смерть"). И уже при последнем издыхании один из мальчишек подумал: ведь эта Смерть – фашистская, всё, что плохо для фашистов, должно быть хорошо, всё, что запрещено фашистами, должно быть разрешено, – и рванул рычаг под надписью. Стена рухнула и выпустила их на волю. Повесть Максуда Ибрагимбекова, по которой был снят этот фильм, так и называлась: "За всё хорошее – смерть".

Если против вас – бесчеловечная система, то бесчеловечна она – вся

Кажется, то, что было ясно советским подросткам, неясно многим в сегодняшнем демократическом мире: если против вас – бесчеловечная система, то бесчеловечна она – вся. Её приговоры за дискредитацию армии и оправдание нацизма правосудны ровно настолько же, насколько её штрафы за нарушение правил дорожного движения. Её спецслужбы нацелены на искоренение добра и насаждение зла ровно в той же мере, в какой её психотерапевты, разрабатывающие для российских ЛГБТ "терапию принятия и ответственности", или её воспитательницы детских садиков, наряжающие детишек в камуфляж и выстраивающие буквой Z. Нет таких весов, чтобы взвесить, какие звенья и механизмы системы более вредоносны и больше виноваты: вздумавший вас раздавить бешеный каток эффективно движется именно потому, что в нём слаженно работают вальцы, гидравлика и электростартер.

Нарушение слаженности возникает там, где из системы выпадает отдельный человек.

Среди разных отдельных людей, разбросанных по ледяной пустыне России, я в последние полгода пристально, хотя и урывками, поскольку это не совсем зависит от меня, наблюдаю за двумя ничем не примечательными младшими школьниками. Отца у них нет, заполошная мать неукоснительно поддерживает начальство, в самой заурядной московской окраинной школе их еженедельно ждут "Разговоры о важном" – отвратительный пропагандистский компот, по сравнению с которым памятные мне политинформации брежневской эпохи – розовая водица. Можно было бы предположить, что судьба этих детей в обозримом будущем предрешена. Но вот занимательный результат. Старший из братьев самостоятельно учит украинский язык. Младший, которому это пока не по зубам, старательно рисует во всех своих тетрадках украинские флаги. Кажется, они даже не обсуждают это между собой.

Я не знаю, как донести до этих детей, что они играют с огнём. Я не уверен, что их, если что, можно будет спасти. Но я вижу в них то самое, обещанное Даниилом Хармсом: "Жизнь победила смерть неизвестным для меня способом". И если уж Бродский обманул нас насчёт возможности спасения для отдельного человека, то, быть может, обманул и насчёт мира. Хотя как спасать мир – из сегодняшней точки не видно.

Дмитрий Кузьмин – поэт, переводчик, главный редактор журнала "Воздух"

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции​

XS
SM
MD
LG