В сентябре в Санкт-Петербурге прошли обыски у участников арт-проекта "Партия мертвых". Формальный предлог – подозрение в "оскорблении чувств верующих", на самом же деле "Партия мертвых" провела несколько ярких антивоенных акций, фотографии пользуются успехом в соцсетях, и чекисты взялись за участников проекта, которые остались в России. Основатель и идеолог проекта Макс Евстропов вовремя уехал в Грузию, и к делу стали привлекать тех, кто с ним дружил, – в частности, петербургских художников Дмитрия Виленского и Ольгу Егорову (Цаплю). После обыска и допроса они уехали в Германию.

Дмитрий Виленский и Ольга Цапля состоят в группе "Что делать?", которой в 2023 году исполнится 20 лет. Это объединение левых философов, художников и активистов. На базе Дома культуры Розы они проводят лекции, семинары, выставки и кинопоказы.

Художники рассказали Радио Свобода о вынужденном отъезде из России, деле "Партии мертвых" и своих новых работах, в числе которых фильм "Архивы канарейки".

– Вы прежде не задумывались об эмиграции, собирались остаться в Петербурге?

Ольга Цапля: Было понятно, что в конце концов этот момент должен настать. Мы ждали сигнала. А пока его не было, мы решили для себя, что будем твердо стоять вместе с нашими студентами, потому что у нас очень много ответственности: школа, наши молодые товарищи, Дом культуры, наши друзья, родственники, и мы за них отвечаем.

Дмитрий Виленский: Так как на протяжении последних 20 лет мы занимаемся деятельностью, не совсем совместимой с политикой российского государства, это было ожидаемо. Мы давно взвешивали риски. Но, с другой стороны, мы считали, что наше место в России. Эти долгие годы позволили создать огромную сцену, которая сейчас оказалась под ударом. В принципе мы играли в открытую, у нас открытое иностранное финансирование, мы никогда его не скрывали, везде ставили лого организаций, которые нас поддерживали. Мы занимали антивоенную позицию в социальных сетях, считая, что это рубеж, с которого уходить нельзя.

– В "Новой газете" опубликовано интервью с Кристиной Бубенцовой, которую обыскивали и допрашивали по делу "Партии мертвых". Она рассказывает, как грубо проходил обыск, как бросали вещи на пол, задавали издевательские вопросы. У вас эта же команда опричников работала на даче? Как обыск проходил?

Ольга Цапля: Не так. Кажется, нам удалось вступить в более сбалансированные, что ли, отношения с людьми, которые пришли делать у нас обыск. Серьезный был следователь, который занимается убийствами, изнасилованиями, всякими крупными делами, было несколько товарищей из ФСБ, специалист по обыскам, понятые… Семь человек пришло к нам в дом. Они пришли очень агрессивно, а в какой-то момент стало понятно, что для следователя это тоже отчасти игра. Они играли в то, что мы страшные преступники, а на самом деле понимали, что мы нормальные граждане этой ненормальной страны.

Дмитрий Виленский: Они понимали, что мы связаны с какой-то антигосударственной деятельностью, но понять, что это за деятельность, им было очень сложно.

Ольга Цапля: Что такое в нашем случае антигосударственная деятельность? Мы не террористы, не экстремисты, мы художники, которые занимались политическим искусством, которые держат школу и ДК, где существует платформа для высказывания. В нормальной стране это не может быть преступлением. Мне кажется, что следователь пришел с одним чувством, а потом… в общем, нет, такого не было, чтобы бросали вещи на пол.

Дмитрий Виленский: Находить пространство коммуникации, переводить ее в свои протоколы очень сложно. Но на самом деле тут как с блатными, можно проиграть. Если ты не боишься, у тебя не трясутся руки, ведешь себя спокойно, понимаешь, что прав ты, а не они, эта внутренняя правота помогают уйти от прямого насилия. Я надеюсь… Может быть, это наивно.

Ольга Цапля: Нам просто повезло.

– Долго ли продолжался обыск и что у вас изъяли?

Дмитрий Виленский: Обыск продолжался с 6.30 до 10.30, потом нам сразу же сделали привод в Следственный комитет, а конфисковали книжки и два компьютера.

Ольга Цапля: Это было даже смешно. В одной хорошей философской книжке, написанной нашим товарищем, они нашли несколько слов "Украина" и "война" и приобщили ее к делу.

Дмитрий Виленский: Еще они изъяли "Художественный журнал", в котором была статья Макса Евстропова о "Партии мертвых".

Ольга Цапля: Мы сразу их спросили: "А что вы хотите взять?" Они говорят: "Мы книжки поищем и компьютеры". Что хотели, то и забрали.

Дмитрий Виленский: Мы и другие наши товарищи очень переживаем из-за изъятых компьютеров. Они не были запаролены и, честно говоря, я не очень понимаю, как возможно сделать пароль на комп, который бы защитил жесткий диск. К тому же, как говорят адвокаты, любая шифровка данных или их блокировка является серьезным отягчающим обстоятельством – ты сразу под подозрением в совершении каких-то противозаконных действий. Что влечет арест и возможное применение мер воздействия, вскрывающего любые пароли. Мне кажется, что как раз открытость наших мероприятий и помогла нам так долго продержаться. В моем компе около терабайта информации – это в основном фильмы и документация всяких событий, которая есть в открытом доступе. Нет ничего такого, чтобы могло быть расценено как какая-то экстремистская деятельность. Да, там есть и много финансовых документов, но это уже скорее к моей ситуации относится, чем к другим людям. Да, мы работали открыто с западными фондами, институциями и партнерами, но среди них не было ни одной нежелательной организации. Так что я очень рассчитываю, что то, чем они поживились, не приведет к серьезным последствиям.

– Какое вы имеете отношение к "Партии мертвых"?

Дмитрий Виленский: "Партия мертвых" – это арт-проект, который инициировал Макс Евстропов. Называть это партией, как это делает следствие, наивно. Это перформативное художественное высказывание. "Партия мертвых" делала несколько выставок, перформансов на нашей площадке в ДК, Макс Евстропов преподавал в нашей школе, и мы являемся близкими коллегами. Я написал много статей по поводу "Партии мертвых", она, по-моему, является одним из самых ярких художественно-активистских высказываний за последнее время. Макс Евстропов попал в нерв этой некрополитики, некроимперии, некрокапитализма в российском изводе. По-моему, это очень яркое и сильное явление. Мы все гордимся, что мы его поддерживали, это мы и сказали следователю прямым текстом. Мы говорили, что это замечательный мыслитель и художник – человек, достойный во всех отношениях.

– Вы в Берлине выступали с лекцией о том, что происходило в арт-сообществе за полгода войны. Расскажите и нам, пожалуйста.

Дмитрий Виленский: С тех пор, как началась война, было сделано много по-настоящему сильных высказываний. Но мы не знаем, какие из них мы можем перечислять, чтобы не повредить своим товарищам. Поэтому мы можем сказать о Саше Скочиленко – она сейчас под следствием и ей нужна поддержка. Ее стикерную кампанию, когда она клеила на продукты в супермаркетах крошечные антивоенные лозунги, власть оценила так высоко, что не выпускает ее из тюрьмы уже несколько месяцев.

Много было сделано достойных высказываний. Но и прессинг очень большой. Криминализация всех художественных высказываний началась не 24 февраля и не с принятием новых законов про фейки, она идет с 2012 года и очень жестко. Поэтому комьюнити очень уязвимое, люди серьезно психологически травмированы.

Ольга Цапля: Во время войны происходит чудовищная, отвратительная дегуманизация, люди утрачивают важные человеческие качества. И в ДК Розы, в нашей коммуне, которая была всё лето, мы занимались тем, что пытались выращивать новый тип человеческих отношений, которые основаны именно на повышенной человечности, отчасти даже нежности, уязвимости, хрупкости. Для нас был вопрос, как эта нежность может быть трансформирована в силу, как люди стараются настаивать на своем праве быть человечными.

– Скоро будет юбилей группы "Что делать?". Расскажите, пожалуйста, о ее эволюции.

Дмитрий Виленский: Да, в следующем году будет 20 лет. Группа с самого начала сформировалась в широком интернациональном контексте новых левых, которые не сталинистские, не кондовые, не ортодоксальные, а в синхроне с целой палитрой новых левых движений, о которых писал Тони Негри, и различных пониманий искусства, его генеалогии как проекта всеобщего равенства, социальной справедливости. Эскалация войны привела к серьезному переосмыслению того, что такое интернационализм, солидарность, противостояние новым формам фашизма. Мы оказались в очень сложном символическом переосмыслении, отчасти коллапсе. Конечно, есть вопросы, набившие оскомину: что такое русская культура, почему ее надо отменять – культура, которая репрезентирует имперскую власть или, наоборот, всегда раздавлена этой властью и борется? На мой взгляд, это именно та культура, за которую мы готовы бороться и сейчас. Проблемы деколонизации сейчас вышли на передний план. В России вопрос культуры и ее роли в обществе слишком переоценен и ставится с ложных позиций. Очень важно его развивать с другой стороны, что мы и пытаемся делать.

Ольга Цапля: Мы жили как семья, а теперь часть нашей группы осталась в Питере, и мы не можем увидеться.

– Да, Европа закрывает перед россиянами двери. Есть весомые аргументы и за, и против. Что вы скажете?

Ольга Цапля: Для людей нашего круга это просто ужасно.

Дмитрий Виленский: Вы правильно сказали, что тут легитимны аргументы и за, и против. Туристская волна, мидл-класс, который едет в Европу на шопинг, конечно, вызывает уместное раздражение. С другой стороны, туристские визы были возможностью для многих людей продолжать профессиональную деятельность, потому что рабочие визы было сложно получить, все работали по туристским. И когда поступали сигналы от органов о том, что вами начинают заниматься, туристская виза давала возможность быстро выйти из этой ситуации.

Ольга Цапля: Эти визы давали возможность жить в России. Кто-то же должен там оставаться? Кто поможет теперь тем молодым людям, которых нам пришлось бросить в России? А не молодым? А старикам?

Дмитрий Виленский: Думать о том, что такие меры стимулируют военное восстание в России против Путина, – большая иллюзия.

– Наоборот – это наказание за отсутствие восстания против Путина.

Дмитрий Виленский: Поставили в угол? Ну да. Этим летом мы сделали зин, он только что вышел. В названии цитата президента Украины Владимира Зеленского: "Должны жить в своем мире, пока не изменят свою философию". Он требовал всех русских депортировать. Мы эту фразу восприняли очень лично и очень серьезно: "должны жить в своем мире". Что значит в своем мире? Какой у нас мир? Почему это все называется "русский мир", хотя мы все имеем разные этнические происхождения? "Менять свою философию". Что значит менять свою философию? У нас всегда была философия, как у Мандельштама: "С миром державным я был лишь ребячески связан, устриц боялся и на гвардейцев глядел исподлобья". Вот это наш мир.

– И незадолго до зина вы сделали фильм "Архивы канарейки". Что это за канарейка?

Ольга Цапля: Когда шахтеры спускались в шахту, они брали с собой птичку. Если поступал газ, который не имеет ни запаха, ни цвета, канарейки пели, потом замолкали, начинали танцевать и падали замертво. Мы стали делать эту работу во время ковида. Время было тревожное, стало понятно, что тучи сгущаются, все мы были полны ужасных предчувствий и решили: сделаем-ка фильм про канарейку, которая живет в душе каждого из нас. В какой-то момент стало понятно, что поймать эту канарейку лучше всего на грани между сном и явью. И мы решили, что каждый из нас расскажет свой сон, через сон мы увидим эту самую канарейку. Фильм состоит из нескольких частей. Одна часть самая главная – где все девять членов группы в кроватях рассказывают свои сны или то, что может быть названо снами. На другом экране – девять канареек в клетке, их количество с каждым сном убывает. В итоге ни одной канарейки не остается. Еще на одном экране, вертикальном, мы сами в костюмчиках канареек, желтенькие пледики такие дурацкие. На лбах у нас горят шахтерские фонарики, то есть мы то ли птички, то ли шахтеры. Мы танцуем. Еще один экран, где шахта спускается вниз. И все эти четыре экрана размещены в клетке. Мы начали снимать эту работу до того, как началась война, а закончили 5 марта. Поэтому получилось, что часть снов рассказаны до войны, а часть после ее начала. Так у нас каждая глава и начинается: за 5 дней до войны, через неделю после начала войны и так далее. Если бы нам предложили снимать сейчас, вряд ли бы у нас что-то получилось. Но в тот момент мы были хорошо уже подготовлены, и я думаю, что высказывание сложилось.

– В свое время вы протестовали против вручения премии Кандинского Беляеву-Гинтовту. Идеология, которую предлагает Гинтовт, стала сейчас лидирующей, но нет ощущения, что власть к ней полностью благосклонна. Выставку Брускина закрывают, а Гинтовта вместо нее не открывают. Как вы видите намерения власти в арт-мире?

Ольга Цапля: Очень интересно, что нам власть предложит как современное искусство. Пока еще не очень понятно. Но ясно, что идеологическая машина работает эффективно – качество оболванивания просто невероятное, потому что они работают с эмоциями, делают жесты, чтобы всех запутать, и все это попадает прямо в душу нормального человека.

Дмитрий Виленский: Мы действительно не ожидали пропагандистского эффекта от телевидения, которое смешало коды холодного и горячего медиа. Оно перестало быть холодным (по Маклюэну) медиа, телевизором, с более-менее сбалансированной картинкой, а стало просто фейсбучным срачем на весь телеэкранный мир. Это смешение горячего и холодного при многомиллионной аудитории оказалось ноу-хау, которое действительно выстрелило. Но все эти подонки из мира пропаганды хорошо знают, что происходит на самом деле. Сейчас, с разгромом во время украинского контрнаступления, я очень надеюсь, что пропагандистская машина посыплется. А современное искусство всегда было маргинальнейшей активностью в микросообществах, собственно, о нем даже говорить, наверное, не стоит.

– Как вы себя чувствуете в Берлине? Почувствовали ли себя полноценными эмигрантами и чем сейчас заняты?

Дмитрий Виленский: Я немецкий резидент с 1997 года. Это был мой этический и политический выбор: я решил, что нужно быть в России при сохранении очень широкой интернациональной активности. Поэтому в Берлине мы наполовину дома, мы тут проводим очень много времени, у нас тут галерея, много друзей. Мы зарабатываем деньги только на Западе, но тратим их на развитие альтернативной культуры в России. Сейчас осматриваемся, продолжаем то, что начато, делаем большой проект со шведами "Школа чрезвычайных положений". Но возить людей из России на наши программы в Европу стало очень сложно. Прибалтика закрыта, билеты через Турцию стоят астрономических денег. Как с этой новой ситуацией обходиться, я пока не понимаю. То, что было еще неделю назад реальным, становится нереальным. Мы 8 месяцев готовили огромный проект в Нарве, чтобы сопротивляться российской пропаганде, о которой говорила Ольга. Когда у нас все было готово, эстонское Министерство культуры издало приказ о том, что людям с российским гражданством нельзя ничего делать в Эстонии ни в области спорта, ни в области культуры. Но ведь этот проект сделан для развития гражданского общества в Эстонии…

Ольга Цапля: Безусловно, он был бы на пользу Нарве. Потому что там гигантский процент людей, которые поддерживают Путина. Мы хотели там делать школу. Но, к сожалению, нет.

Дмитрий Виленский: Эстонское правительство выбрало другой путь, в отличие от шведского, немецкого и итальянского.

– Они ближе, они маленькие, и они боятся.

Дмитрий Виленский: Можно понять, конечно.

Ольга Цапля: Для нас было важно, чтобы это была Нарва, близко от Питера, чтобы можно было мотаться туда-обратно. Сейчас мы не можем мотаться туда-обратно, и для меня это ужасно болезненно. Хочу домой. Конечно, придется уже становиться мигрантом, домой хочу все равно.

Установите Мобильное приложение Радио Свобода

Установить

Читайте Свободу в Телеграме

Войти

Подпишитесь на Свободу в Google новостях

Подписаться