Известный левый социолог и политолог Борис Кагарлицкий был арестован в Москве в июле 2023 года по обвинению в "оправдании терроризма" за видеоролик "Взрывное поздравление кота Мостика" о подрыве Крымского моста в 2022 году. В правоохранительные органы обратился депутат из Республики Коми, поэтому Кагарлицкого этапировали в Сыктывкар.
На суде в декабре 2023 года прокуратура потребовала приговорить Кагарлицкого к пяти с половиной годам лишения свободы, суд ограничился штрафом в 600 тысяч рублей и на два года запретил создавать и администрировать сайты. Прокуратура обжаловала приговор, перед повторным рассмотрением уголовного дела Борис Кагарлицкий дал интервью Радио Свобода.
– Как дальше будет рассматриваться ваше дело?
Я иногда чувствовал себя доктором Лектором из "Молчания ягнят"
– Меня увозили в Сыктывкар, но дело рассматривал 2-й Западный окружной военный суд, базирующийся в Москве. Это было выездное заседание. Обвинения в терроризме и даже в его оправдании относятся к компетенции военного суда. У меня на камере даже висела табличка "Особый контроль". Соседи этому очень удивлялись, на что наиболее юридически грамотный из них кивал на меня и говорил: "Очень страшный человек сидит". Я иногда чувствовал себя доктором Лектором из "Молчания ягнят". Прокуратура подала апелляцию в следующую инстанцию военного суда. После апелляционной инстанции может быть ещё кассация. Теоретически так можно вести дело до Верховного суда. Посмотрим, как получится.
Мы со своей стороны решили не подавать апелляцию на решение суда в Сыктывкаре. Конечно, я не признавал себя виновным на суде и не согласен с тем, что в моем посте было "оправдание терроризма". Но мы живем в реальном мире, а в нынешних условиях штраф – это не просто не худший вариант, это хороший вариант. Надеяться, что суд пересмотрит дело и объявит меня невиновным (на что бы я рассчитывал в других политических обстоятельствах), как вы понимаете, особых причин нет. Но поскольку прокуратура апелляцию подала, у нас появляются основания подавать свои кассационные жалобы, в том числе с требованием признать меня невиновным. Как говорится, не мы это начали.
– Рассмотрение апелляции прокуратуры пока не назначено?
– Назначат после 9 января. В принципе, это процедура довольно длинная. По-разному бывает, но может занять до нескольких месяцев. Будем требовать полноценного рассмотрения, приглашать своих собственных свидетелей. Если они захотели повторного рассмотрения дела, они его получат.
– Почему, с точки зрения прокуратуры, приговор должен быть пересмотрен?
Уплатить штраф не удалось по очень смешной причине: в приговоре суда были указаны неправильные реквизиты
– Они настаивают, что я не в состоянии заплатить штраф. Надеюсь, я штраф заплачу в самое ближайшее время. Сложность состоит в том, что мне, как человеку, попавшему в "список экстремистов и террористов", запрещены любые финансовые транзакции, даже с наличными деньгами. Но есть исключения. А именно: руководство Сбербанка может позволить мне, опираясь на разъяснение Росфинмониторинга, выплатить налоги либо штрафы. Я такое разрешение получил, но уплатить штраф не удалось по очень смешной причине: в приговоре суда были указаны неправильные реквизиты… Такое впечатление, что из "Процесса" Кафки я переселился в "Замок" Кафки. Надеемся в ближайшие дни получить правильные реквизиты, и я заплачу штраф. И тогда главный, удивительный, конечно, аргумент обвинения, что меня надо сажать, потому что я не могу заплатить штраф, отпадет сам собой.
– Но прокуратура и тогда вряд ли отзовет свое требование пересмотра приговора?
– Понятно, что они не отзовут. Они уже не могут, даже если бы хотели.
– В 2018 году ваш Институт глобализации и социальных движений (ИГСО) объявляли "иноагентом"…
– Да, ещё на мне висят штрафы института, которые перевели на меня через субсидиарную ответственность, очень большая сумма. Даже большая, чем штраф по приговору суда в Сыктывкаре. Я эти деньги тоже пытаюсь заплатить, но и там проблема чисто технического характера: я получил разрешение на уплату этого штрафа, но мне в первый раз тоже предоставили неправильные реквизиты! Очень показательно: даже реквизиты на выплату штрафа не могут правильно составить. Эти вопросы я решал до Нового года и продолжу после праздников.
– В 2022 году уже вас лично объявили иноагентом. Уголовное дело – это звенья той же цепи?
Я отказался уезжать: этим создал проблемы для самого себя
– В совокупности… Я не думаю, что кто-то воюет со мной лично. Есть, конечно, специфика, но мою историю надо рассматривать в контексте того, сколько вообще в России людей подверглось преследованиям. В контексте большой борьбы с инакомыслием. В моем случае можно назвать три обстоятельства. Как правило, когда людей называют "иноагентами", большая часть из них уезжает из страны. Как я понимаю, эта мера рассчитана на то, чтобы подтолкнуть человека к отъезду. Я отказался уезжать: этим создал проблемы для самого себя, но, возможно, и для тех, кто хотел создать проблемы мне.
Второе – я не только не уехал, но и старательно соблюдаю все требования, которые предполагает действующее законодательство. Я поставил определенный эксперимент на себе: можно высказываться, занимать позицию, соблюдая все действующие законы. Даже в контексте действующих законов то, к чему у меня прицепились, довольно смехотворно. Они прицепились к упоминанию кота Мостика в названии ролика. Понимаете, кота! В этом состояло оправдание терроризма.
– Есть "патриотичный" депутат из Коми, который написал на вас заявление…
Была якобы экспертиза, но такую экспертизу можно сделать за полчаса
– Человек физически существует. Но почему он пожаловался на меня через десять с лишним месяцев после публикации в YouTube? Значит, ничего другого за эти десять месяцев не нашли. Либо сначала решили оставить в покое, а потом что-то случилось и передумали. Депутату из Коми кто-то, неизвестно кто, это ссылку прислал. Он сам говорит, что ему прислал ссылку один из избирателей. Назвать его на суде он не смог. Возможно, в июле 2023 года происходили какие-то события, которые заставили подчищать политическое поле, на котором и так немного осталось персонажей. Есть догадки, что это за события, но достоверно мы не знаем. Мой опыт предыдущей посадки в 1982 году говорит о том, что и я, и Павел Кудюкин, мой тогдашний подельник, узнали подоплеку дела против нас лишь спустя много лет, когда открылись архивы.
– Как проходил нынешний процесс?
– Заседания суда длились два дня. Но до того я сидел в тюрьме четыре с половиной месяца, и со мной ничего не происходило, никаких следственных действий. Была якобы экспертиза, но такую экспертизу можно сделать за полчаса. Экспертиза – немного расширенный текст того, что мне предъявили в день ареста. Я просто сидел, и чего-то ждали.
– Как вашей защите удалось доказать, что кот Мостик не оправдывал терроризм?
– Юридически – не удалось, я же признан виновным. Другое дело, суд не счел это преступлением особо тяжелым. С моей стороны была неудачная шутка, а Левиафан не проявил чувства юмора. Четыре с половиной месяца тюрьмы, 600 тысяч рублей штрафа и судебные издержки: цена неудачной, подчеркиваю, шутки в России. Но и чего-то более страшного суд тоже не увидел.
– Неоднократно слышал от участников леворадикальных групп, что ваше медиа "Рабкор" получает средства от администрации президента.
Когда западные политики или правозащитники возмущаются, в Кремле просто рукой машут
– Слышу это много лет, и всё очень просто. Не "Рабкор", а Институт глобализации и социальных движений (ИГСО) действительно дважды выигрывал президентские гранты. Это не скрывалось, это висело у нас на сайте. Мы делали на них исследования, отчитывались, как любая исследовательская организация. В 2018 году мы опубликовали доклад против пенсионной реформы: по странному стечению обстоятельств больше президентские гранты нам не давали, зато объявили "иноагентами" и добились закрытия института. К "Рабкору" всё это вообще не имеет отношения.
– Повлияли ли на суд в Сыктывкаре обращения западных левых интеллектуалов в вашу поддержку?
– Обращения были, это очень приятный для меня факт. Не могу сказать, насколько это повлияло. Вероятно, повлияли обращения, так сказать, с Глобального Юга. Когда западные политики или правозащитники возмущаются, в Кремле просто рукой машут: какая нам разница, они и так нас не любят. Но в мою поддержку выступили достаточно влиятельные люди в Индии, в ЮАР – на уровне экспертов, работающих по линии БРИКС. Достаточно серьезные вещи происходили в Бразилии: не знаю, включался ли лично президент Лула [да Силва], но факт, что включалась его администрация. Там, в конце концов, люди, с которыми я сотрудничал ещё с начала 2000-х годов, когда Лула ещё только избирался на свой первый срок. И кстати, в промежутке между предыдущим своим правлением и нынешним он ещё успел посидеть в тюрьме.
Так что люди в Латинской Америке хорошо понимают, как это устроено: сегодня ты в тюрьме, завтра в правительстве. Или наоборот. В общем, в странах БРИКС возникли недоумения на достаточно высоком уровне, вплоть до государственного. Интересная параллель с арестом 1982 года, что тогда за нас вступились западные компартии. Тогда для КПСС это имело значение. Теперь похожую роль играет БРИКС.
