Иван Толстой: Русский Тироль – так названа книга, выпущенная московским издательством "Индрик". Мы поговорили с одним из ее авторов – историком Михаилом Талалаем.
Михаил Григорьевич, тема заявлена – русский Тироль. Но, насколько я понимаю, вы ведь занимаетесь историей русско-итальянских связей. А при чем здесь Австрия?
Михаил Талалай: Да, давайте сначала немножко географии. Действительно, Тироль в нашем сознании связывается преимущественно с Австрией. Но есть большой кусок Тироля, который, как известно, после Первой мировой войны отошел к Италии. Его обычно называют Южный Тироль. Итальянцы изначально старались австрийские рудименты отодвинуть как можно дальше, поэтому в Италии этот край официально называется Альто-Аджидже, Верховье реки Адидже. По-русски это звучит невнятно. Мы, занимаясь русским присутствием в этом краю и готовя эту большую книгу, думали, как ее назвать. После других публикаций такого рода, как "Русская Сицилия", "Русская Тоскана", формально должно был быть "Русский Южный Тироль", но это не симпатично, и поэтому мы чуть-чуть сократили, тем более, что мы в исследованиях вылезаем порой и на территорию большого, Северного Тироля. Край, действительно, необычайный, очень красивый, интересный по своей природе (Доломиты!), истории, культуре, край двуязычный. Здесь всегда было сильное итальянское присутствие, в первую очередь, – в городах, крестьяне-тирольцы были немецкоговорящими, и поэтому долгое время эта зона была предметом пограничного спора.
Начиная с 20-х годов, когда она вошла в Италию, особенно при Муссолини, ее стали насильственно итальянизировать, немецкие фамилии переиначивали на итальянский лад. Меня, как специалиста по некрополю, особенно поразил тот факт, что сбивали даже с надгробий на местных кладбищах немецкие тирольские фамилии, заменяя их на итальянизированные. Я не буду долго вспоминать тот период, очень сложный и обостривший противоречия между этими двумя частями населения, но к тому моменту, когда я там оказался, лет тридцать тому назад, в 90-е годы, ситуация сгладилась: этот край превратился в один из самых процветающих уголков Италии. Благодаря, конечно, и разумности местного немецкоязычного населения (и итальянцы тут тоже научились многим немецким замечательным качествам), и благодаря политике итальянского государства, которое не желало каких-то сепаратистских движений и провело здесь и проводит до сих пор очень успешную политику и в области налогообложения. Этот край, наряду с другими периферийными "проблематичными" зонами, является автономной областью, и это означает, что налоги по большей части идут не в федеральный бюджет, а тратятся на месте.
Теперь это самый благоденствующий край в Италии
Тирольцы проявили свои замечательные качества, они тратят очень толково эти средства и на туризм, и на развитие местных ремесел, сельского хозяйства, виноделия. В итоге, теперь это самый благоденствующий край в Италии. Конечно, здесь сохраняются разного рода нюансы этой двуязычной среды. И я, бывая в Южном Тироле, щеголяю по возможности своим скудным, надо сказать, немецким багажом. Поэтому, если я вижу, что хозяин лавки немецкоязычный, то я к нему обращаюсь по-немецки и вижу, что меня встречают намного лучше.
В Тироль я стал ездить потому, что там до сих пор существует потрясающе интересное учреждение, Русский дом имени Бородиной, который имеет богатую историю, мы о нем и писали, и рассказывали. При этом доме есть и церковь, там были замечательные постояльцы, там провела свои последние месяцы и дочь Федора Михайловича Достоевского Любовь Федоровна, об этом мы тоже рассказывали. Я часто приезжал в этот уголок и занимался архивом, тем, что сохранилось, вместе о своей коллегой, ставшей другом, Бьянкой Марабини Цёггелер. И наше сотрудничество с Бьянкой привело к появлению целой серии книг на тему Русского Тироля. Сама Бьянка – местная жительница, исследовательница, русистка: я шутливо говорю, что она наполовину тиролька, благодаря тому, что ее муж – тиролец, наполовину итальянка, по отцу, и наполовину русская, по матери. От своей матери-москвички она впитала с молоком ностальгию по России и давно уже занимается русской историей в Тироле. Она же основала Культурную Ассоциацию "Русь", которая занимается среди прочего, изучением и сохранением русского наследия в этом крае.
Мы объединили наши усилия, начали выходить книги, и совсем недавно, уже выпустив шесть книг совместно (мы их публиковали под эгидой Ассоциации "Русь" в Италии, в трехъязычной версии, на немецком, итальянском, русском, и они труднодоступны читателю в России), решили подготовить нашу седьмую книгу, куда мы свели воедино, я бы сказал, полное собрание наших сочинений по Русскому Тиролю.
Иван Толстой: Я думаю, самое время, Михаил Григорьевич, рассказать подробнее о составе этой книги, на что она похожа, что в нее включено, какие иллюстративные материалы, какой период она охватывает, потому что мы в начале нашей программы только дали ее заглавие.
Михаил Талалай: В отличие от предыдущих публикаций, мы начали с истоков, с русских путешественников. Они объявились в Тироле в XVI–XVII веках, но первые литературные впечатления это уже конец XVIII века. Поэтому первая наша глава – в стиле травелогов, воспоминания русских путешественников.
И пришлось начать с нашего замечательного комедиографа Дениса Фонвизина. Ему почему-то Италия весьма не понравилась, он с каким-то даже озлоблением писал об итальянских реалиях. Перевалив из немецкого мира через нынешнюю столицу края Больцано и въехав в Италию, он оставил достаточно обширные не мемуары, а письма к родным, которые опубликованы и из которых мы сделали подборку. Скажу прямо, для нашей книги мы старались выбирать позитив – его посещение храмов, мастерских художников, замков. Так как у нас жанр устный, пожалуй, я дам возможность процитировать те его слова о Тироле и об итальянском Тироле, которые не вошли в нашу книгу.
Иван Толстой: Денис Фонвизин, запись 1784 года.
"Последний мой журнал кончился приездом нашим в Боцен. (Боцен теперь чаще называют итальянской версией: Больцано – Ив. Т.) Сей город окружен горами, и положение его нимало не приятно, потому что он лежит в яме. … Образ жизни – итальянский, то есть весьма много свинства. Полы каменные и грязные; белье мерзкое; хлеб, какого у нас не едят нищие; чистая их вода то, что у нас помои. Словом, мы, увидя сие преддверие Италии, оробели. После обеда ходил в итальянскую комедию. Театр адский. Он построен без полу и на сыром месте. В две минуты комары меня растерзали, и я после первой сцены выбежал из него как бешеный. Дурное житье в Боцене решило нас выехать из него. Поутру, взяв почту, отправились из скаредного Боцена в Триент, который еще более привел нас в уныние. В самом лучшем трактире вонь, нечистота, мерзость все чувства наши размучили.
…был у нас с визитом банкир наш Трентини. После обеда он повез нас в свой загородный дом, где вся его семья угощала нас сколько могли. Трентини показывал нам всевозможные учтивства; но скучен тем, что при всяком слове хохочет. Глупый обычай непрестанно хохотать и, говоря, изо всей силы кричать, свойствен итальянцам. Трое итальянцев в комнате нашумят гораздо больше двадцати немцев".
Михаил Талалай: Один мой знакомый русист, исследователь Русской Италии, уже покойный, Пьеро Каццола был так огорчен, когда ознакомился с письмами Фонвизина из Италии, и он всячески пытался его понять. Наверное, говорит, он был больной, он, наверное, серьезно болел. И это некоторым образом согласуется с мнением одного моего соотечественника, медика, который сказал так: "Если человеку не нравится Италия, то его надо показывать врачам".
Если человеку не нравится Италия, то его надо показывать врачам
Иван Толстой: Хороший вывод, научный!
Михаил Талалай: Тут дадим вторую цитату. Для того чтобы сбалансировать Фонвизина, приведем пассаж от Зинаиды Волконской.
Иван Толстой:
"Вершины гор, освещенные солнцем, полузакрытые облаками, напоминают о таинственных Синае и Фаворе, как будто и здесь скрывается для взора недостойного какое-нибудь чудо. Какой Кремль величавый! Весь Тироль вообще есть великая, однообразная мысль Создателя. Какое блаженство стремиться к Италии, удаляться от холодных ветров, от сухой, песчаной почвы, от ленивой природы Севера! Мы спускаемся к Италии; горы становятся всё огромнее, и, как башни и стены, возвышаются над виноградниками и плодовитыми садами. Чем едешь далее, тем более природа теряет свою жестокость; реки текут в Италии свободнее, легче; наречие германское сливается с авзонийским; растения горные срастаются с благоуханными растениями южными, цвет взоров превращается из небесного в черный, как уголь; и смуглость лиц, и богатство природы знаменуют одно и то же – присутствие жаркого деятельного солнца. Всё предвещает родину прекрасных линий".
Михаил Талалай: Конечно, русских путешественников, которые оставили свои воспоминания, было много. Все русские, и не только они, чувствовали этот удивительный переход (раньше, конечно, когда путешествуешь иным образом, это ощущалось еще глубже) от сумрачного германского тирольского мира к светлому, солнечному, напоенному вином миру итальянскому. Их было много, и мы собрали некую антологию. Это и известный италофил, поэт, литератор князь Петр Вяземский, и филолог Петр Буслаев, и военный историк Дмитрий Малютин, и многие другие. Эта антология заканчивается письмами Василия Кандинского, который тоже полюбил Южный Тироль и даже хотел здесь обосноваться. Он, собственно, уже жил в Западной Европе, много путешествовал, и когда южная часть Тироля еще была австрийской, писал родным, что присмотрел руины какого-то замка, который задешево там продавали, намеревался их купить и там жить. Но письмо относится к 1914 году и тирольский проект Кандинского не состоялся.
После путешественников мы перешли к главе, которую уже хорошо изучили – это Южный Тироль как место, куда ездили наши соотечественники, больные туберкулезом, начиная с середины XIX века. Здесь обосновалась целая группа русских врачей, среди них была одна из первых врачей-женщин Мария Усова, был замечательный врач Михаил фон Мессинг, русский немец, оставшийся навсегда в Южном Тироле, и многие другие медики, которые принимали и пользовали наших соотечественников, страдавших от этого страшного недуга. Кстати, итальянцы, которые смягчают все, они туберкулёз называют сокращенно, и этим он обретает другие лингвистические краски – "тибичи". Звучит не так страшно. Альпийский воздух, прекрасные санаторные условия…
Но не только туберкулезные больные. В XIX веке процветала сейчас подзабытая, но очень симпатичная терапия – виноградолечение. И об этом мы, кстати, узнаем из классического романа "Обломов". Там есть такой эпизод, когда Обломову, в очередной раз впадавшему в депрессию, врач советует: отправляйтесь в Тироль лечиться виноградом. Что, конечно, страшно напугало Ивана Ильича, он ответствовал так: "Черт знает, что! В Тироль!". Понятно, что он до Тироля не доехал, – в отличие от множества своих соотечественников. И именно в лоне этой санаторной истории Южного Тироля и родилось учреждение "Русский дом в Мерано". У его истоков стояла москвичка Надежда Ивановна Бородина. Она сама, к сожалению, не смогла излечиться, умерла молодой, и завещала свои капиталы на устройство недорогого, экономичного санатория для соотечественников.
Мы с Бьянкой о Бородиной часто писали, и в этом году, совсем недавно, вышла новая, уже усилиями самой Бьянки книга "Обретенный портрет". Удивительная история! Бьянка недавно атрибуировала портрет, который раньше считался анонимным. Удалось установить, что это действительно Надежда Ивановна Бородина, портрет кисти местного тирольского художника. Он висел в Русском доме, затем у него была сложная история, вместе со всем Русским домом, с русской церковью. Я много занимался ее историей. Чтобы объяснить всю сложность ситуации, пожалуй, вспомню фразу протоиерея Михаила Осоргина, настоятеля русской церкви в Риме. Он сказал так: "Все русские церкви в Италии так или иначе обворовывали. Русскую церковь в Мерано украли целиком". И это правда. Были и спекуляции, и прочие темные истории, в результате чего Русский дом стал частным владением, после разного рода перипетий он отошел к муниципалитету, и это и спасло его наследие, архив и церковное имущество в том числе, которое в настоящее время принадлежит уже не муниципалитету, а автономной провинции Больцано. Тем не менее, русское присутствие там сохранилось, идут службы, есть русская библиотека, Русский центр имени Бородиной, поэтому русский дух оттуда не выветрился.
Конечно, в таком прекрасном краю отдыхали представители Дома Романовых, и мы эту историю тоже описали. Первым посетителем Южного Тироля из Дома Романовых были наши великие княгини: Александра Иосифовна, Ксения Александровна и несколько иных, менее известных членов Дома Романовых. Хотя самым первым посетителем Тироля поневоле стал несчастный царевич Алексей, о котором я уже не раз рассказывал. Его пытались спрятать сначала в Тироле, но его быстро выследили царские ищейки и после этого он отправился в Неаполь, где его окончательно настигли отцовские эмиссары. Вся эта линия аристократическая, и даже высокой аристократии, даже из императорских и королевских дворов следовала за другим замечательным персонажем, не русским, но необычайно популярным в Европе – это австрийская императрица Елизавета, которую теперь все называют просто Сисси. Она часто жила там, и о ней сохранилось очень любопытное свидетельство наших русских курортников-аристократов, которые приучили Сисси к кумысу.
Конечно, на первом плане у нас стояли личности выдающиеся, это и Любовь Достоевская, и композитор Наталья Правосудович. Целая глава посвящена замечательному нашему соотечественнику, аристократу, графу Алексею Бобринскому, который, перед тем как удалиться на альпийские горные вершины, совершил ряд удивительных этнографических путешествий по окраинам Российской империи, одним из первых побывал на Памире, вывез оттуда множество материалов, потом увлекся Русским Севером и создал прекрасную коллекцию северных народных ремесел. Еще до революции он купил усадьбу в Южном Тироле, в местечке Сиузи и, понятно, после того как ему удалось, слава Богу, уцелеть после Гражданской войны, он провел остаток своих дней в Сиузи.
Бьянка Марабини Цёггелер написала большую главу о русском Сиузи. Надо сказать, что это открытие, этим городком, этим местом еще подробно не занимались. И там обнаружилось множество интереснейших имен. Туда приезжал, скажем, в гости к Бобринскому и философ Ильин, у него отдыхали другие интересные личности, например, дочь Столыпина, которая вышла в эмиграции замуж за князя Волконского. Там жили фон Ферзены, тоже интереснейшее русско-итальянское семейство, там даже отдыхала моя добрая знакомая Анастасия Пасквинелли, русистка, тоже из русско-итальянской семьи. То есть, обнаружился целый очаг русской жизни в тирольских Альпах, интересный и малоизученный, который теперь подробно описан.
Затем наступил XX век – Первая мировая война, гражданская война, и Южный Тироль был отрезан от нашего отечества.
Иван Толстой: Михаил Григорьевич, а что такое Тироль по-советски? Советские путешественники бывали там и были ли среди них любопытные фигуры?
Что такое Тироль по-советски?
Михаил Талалай: Да, конечно, бывали, но это очень скудный ручеек советских ВИПов. Например, в 1934 году там отдыхал нарком иностранных дел Михаил Литвинов, опубликованы его письма из Южного Тироля. Он жил под псевдонимом – не Литвинов, а Ларин. В Южный Тироль совершил виртуальное путешествие Лев Троцкий, ему шили, что он в Южном Тироле встречался с другими заговорщиками против советской власти и плел разного рода кровавые интриги вокруг СССР. Троцкий возмущался, утверждал, что он никогда не был в этом краю, ему пришлось даже заинтересоваться, где находится Южный Тироль, чтобы дать отпор измышлениям. Конечно, – знаменитый матч Корчной-Карпов 1981 года. Но тогда массе советских людей, которые прибыли освещать эту битву времен холодной войны, конечно, было не до альпийских красот и не до истории Южного Тироля.
Из советских литераторов-путешественников, пожалуй, назову лишь одного, это Николай Асеев, который побывал в Тироле в 1928 году. Асеев ехал в Италию не только для того, чтобы писать свою книгу, а на встречу с Горьким. Как полагают, документальных подтверждений нет, его миссия заключалась в том, чтобы примирить Горького с Маяковским. Два столпа советской литературы находились во враждебных отношениях, готовилось возвращение Горького, поэтому Асеев направлялся в Сорренто, но по пути он занимался разоблачением Италии, и писал чуть ли не в духе Фонвизина разного рода неприятные вещи. Его книга называется "Разгримированная красавица". Само название говорит о его подходе к итальянским достопримечательностям: он усердно выискивал негатив. Горький был рассержен, когда книга вышла, и ее решительно раскритиковал.
Иван Толстой: Николай Асеев, 1928 год.
"Отрезанный от Австрии кусок с трудом поддается итальянизации. На станциях — только чиновники и администрация итальянские; население же живет, говорит и думает по-немецки. Отсюда — тяжелая атмосфера угрюмости и недоверия, тишина и молчаливое упорство в обычаях, внутренний траур и мечты об освобождении. Церемония проверки паспортов длится необыкновенно долго. С таким неприветливым, бесприютным чувством холода и запустения въезжаем мы под вечер в Италию. Ложимся спать смущенные и разочарованные".
Михаил Талалай: Думаю, что Горький, критикуя Асеева, присоединился бы к мнению моего нынешнего знакомого соотечественника, заявившего, что если Италия не понравилась, значит, человеку надо показаться врачам.
