В апреле на карте мира проявилась ещё одна горячая точка, Судан. Точнее говоря, раскалённая точка, потому что горячей точкой Судан является уже несколько десятилетий. Не буду уходить слишком глубоко в ретроспективу суданского конфликта. После военного переворота, прекратившего эру правления Омара аль-Башира в 2019 году, неудачных попыток формирования переходного правительства с участием гражданского общества, кровавого подавлений протестов несогласных к власти в стране пришла военная хунта (Переходный суверенный совет Судана) во главе с генералом Абдель Фаттахом Абдуррахманом аль-Бурханом в качестве председателя и генералом Мухаммадом Хамданом Дагло "Хаметти" в качестве заместителя председателя. Каждый из этих генералов представляет собой значительную силу, соответственно, армию и Силы быстрого реагирования, военизированную организацию, возникшую из состава этнического ополчения Дарфура, "джанжавидов". В начале апреля было отложено подписание соглашение между хунтой и представителями гражданских организаций о создании в стране переходной гражданской власти. 15 апреля между армией и СБР вспыхнул вооруженный конфликт.
Главной причиной столкновений стали прежде всего разногласия между лидерами относительно структуры безопасности государства, подразумевающих интеграцию СБР в силовые структуры. Сказались и планы аль-Бурхана передать армии в совместное использование с вооруженными силами Египта аэропорта Мерове, основного логистического хаба СБР для экспорта золота. Армия и СБР – не только главные силовые полюса Судана, но и экономические, а экспорт золота – один из важнейших источников финансирования.
Единственная возможность прекратить боевые действия – начало переговорного процесса
Интенсивные боевые действия продолжаются до сих пор с переменным успехом. Армия активно использует авиацию и тяжелое вооружение, но на земле уступает тактически более мобильным подразделениям СБР. Последствия столкновений, происходящих преимущественно в Хартуме и окрестностях, уже можно характеризовать как гуманитарную катастрофу: отсутствие воды, электричества, топлива, питания, медицинской помощи, потоки беженцев, вооруженные группы грабителей и мародеров. Стороны конфликта обмениваются обвинениями: предательство родины и народа, исламизм, пренебрежение безопасностью гражданского населения, преследование личных интересов. Заявляют о готовности к началу мирного процесса, но режим уже согласованных перемирий нарушается. Несмотря на международные усилия, пока никакой разрядки напряжения в стране не ожидается, хотя суданская армия и СБР подписали в Джидде соглашение о предварительном мирном урегулировании.
Причина этой новой острой фазы конфликта лежит на поверхности - история знала немного прочных дуумвиратов. Как правило, два лидера, представляющие интересы независимых групп, редко уживаются, подобно двум медведям в одной берлоге. А уж тем более если это военные. Экспертное общество дает более глубокое объяснение случившегося – трайбализм. В Судане племенная структура остается чрезвычайно важным элементом в делении общества на социальные слои. Сорокамиллионное население страны состоит из 600 этнических групп, они общаются на 400 языках и диалектах. Принадлежность к тому или иному племенному объединению по-прежнему определяет самосознание значительной части населения страны. Особенно ярко межплеменные противоречия существуют между племенными группами джаалин и ризегат (племенного объединения баггар), из которых преимущественно рекрутируют соответственно в армию и СБР. Межплеменные противоречия имеют глубокие исторические корни (джаалин проявили лояльность британо-египетским войскам в период восстания Махдистов, в то время как повстанцы были преимущественно из баггара).
Причина нынешнего конфликта, впрочем, не просто в противостоянии двух этносов. Джаалин олицетворяет для остальных племен, включая ризегат, власть центра, причем в её негативном смысле. Изначально термин "суданизация" описывал этнический состав новых властных структур независимого Судана. Из джаалин черпались кадры для замены английской и египетской администрации. Так что суданский конфликт похож на большинство африканских конфликтов, это прежде всего конфликт центра и окраин. Острое социальное неравенство между различными слоями населения в государствах с несформированной национальной идентичностью часто принимает этнический или религиозный характер. Ризегат, несмотря на кровавую проправительственную роль в Дарфурском конфликте, отчасти выражает интересы национальных меньшинств в борьбе за равноправие.
Единственная возможность прекратить боевые действия – начало переговорного процесса, с целью создания инклюзивного правительства на основе всеобщего равноправия. В противном случае конфликт имеет все тенденции превратиться в войну всех против всех. Тогда процесс настоящей "суданизации" как формирование обособленных племенных анклавов со своими ворлордами и военизированными подразделениями, внутренней экономической жизнью, жёсткой эксплуатацией, отсутствием всяческих свобод и любых прав станет реальностью. Речь, кстати, не только о Судане: те же проблемы присущи многим странам региона, можно даже говорить об эффекте домино, а распутать клубок регионального конфликта – задача крайне непростая. Печалит вот что: множество экспертных групп, работающих на различные государства и международные организации, располагали достоверной информацией о том, что происходит в Судане, но ни у кого не нашлось воли, чтобы попытаться этот конфликт предотвратить. Наоборот, политическими спекуляциями, демагогической риторикой, кулуарной поддержкой противоборствующих сторон ситуацию ещё и усугубили, так что отмахнуться от "суданизации" теперь не получится.
Сергей Елединов – блогер, специалист по управлению, живёт в Сенегале
Высказанные в рубрике "Блоги" мнения могут не отражать точку зрения редакции
