Сегодня, когда все подводят предварительные итоги долгого карантина и его социально-психологических последствий, в новом эпизоде подкаста "Генис: Взгляд из Нью-Йорка" мы обсуждаем влияние ковида на жизнь молодых американцев, по которым пандемия ударила не так сильно, как по старикам, но по-своему и тоже очень болезненно.
Александр Генис: Пандемия еще не кончилась. Более того, та половина Америки, которая не верит и боится вакцины, мешает выздоровлению всей страны. Еще хуже, что пока никто не знает, как бороться уже с этой напастью, ибо раздел проходит, как, собственно, все сегодня, по политической границе. Статистика показывает, что сторонники привитого, кстати сказать, Дональда Трампа скорее откажутся от вакцины, чем его противники. И это несмотря на то, что новые вспышки болезни затрагивают практически (на 99%) только тех, кто не сделал прививку.
Тем не менее Америка уже подводит предварительные итоги катастрофических событий – и подсчитывает убытки, не только экономические, но и социально-психологические. Чтобы понять охват бедствия, ученые сравнивают его последствия с теми, что поразили страну в Великую депрессию. Как и тогда, беда отразилась по-иному на американцах разного возраста. Именно этот фактор стал определяющим и тогда, и сейчас. Каждое поколение иначе переживает травму, реагирует на нее специфическим образом и расплачивается особыми стрессами. Для стариков ковид – вопрос жизни и смерти, для людей среднего возраста – проблема экономического выживания и карьерной паузы, но и для молодежи все сложно. Уже потому, что время для них течет иначе: минута кажется часом, день – неделей, и между Олимпиадами проходит не четыре года, а одна вечность.
Полтора года в карантине для молодых значат гораздо больше, чем, скажем, для нас с женой. Все, что у нас есть: семья, устоявшиеся привычки, опыт утрат, дорогие воспоминания – для них в будущем. Они еще не успели найти себя и пару. Им ведь еще только предстоит выяснить, на что они годятся в мире взрослых. И, может быть, главная потеря состоит в том, что карантин лишил их самого главного в жизни молодых – дружбы. Никогда мы так не нуждаемся в ней, как в незрелые годы, когда опора на сверстников определяет вкусы, взгляды, цели и средства. С возрастом мы сами учимся быть собой, но в юности нам необходима среда себе подобных, где формулируются ценности каждого поколения.
Заморозив нормальную жизнь на полтора года, пандемия прервала естественный процесс инициации. Наши предки для этого ходили на охоту, наши дети – в колледж. Не зря мечта очень многих подростков – свалить из дома и отправиться на кампус, чтобы начать там почти независимую жизнь.
Эдем юности, американский университет устроен так, чтобы на всю жизнь обзавестись нужными связями. Обшитые дубом аудитории, добрые профессора (других выгоняют), светлые буфеты, тенистые аллеи, круглосуточные библиотеки с тяжелыми креслами и, конечно, спорт. С тех пор как англичане решили, что победители Наполеона выросли на площадках для регби, высшим стало считаться лишь то образование, которое уделяет телу не меньше внимания, чем духу. Вернее, здесь считают, что это одно и то же: агон, азарт и честная игра воспитывают элиту лучше латыни и успешнее религии. Другими словами, здесь, по пути во взрослые, студенты живут на свободе – без мамы с папой, но в лайковых перчатках университетской опеки.
Пандемия лишила Америку – во всяком случае, на время – ее любимого развлечения. Те университеты, которые скрепя сердце готовы вновь принять студентов в свои стены, делают это на своих санитарных условиях. Но аскетическая жизнь без разгула вечеринок, законного флирта и массовых сборищ напоминает ту, что можно вести и дома.
Многие так и делают. Болезнь вернула молодежь к родителям и замедлила на долгие месяцы расставание с родным очагом. Тут-то и выяснилось, что именно это обстоятельство помогло уберечь юных от самых опасных ментальных стрессов. Об этом говорит важное исследование видного психолога из Сан-Диего Джин Туендж, которая организовала опрос молодежи из разных групп общества (общее число респондентов – 1523 участника). Вывод оказался чрезвычайно обнадеживающим. В целом психическое здоровье юной Америки вполне удовлетворительное и куда крепче, чем все боялись. Более того, 53% опрошенных считают, что за период изоляции они стали сильнее, выносливее и даже лучше, чем были прежде.
одним из лучших терапевтических средств от ковидного стресса стал семейный ужин
Профессор Туендж вывела три причины, которые помогли справиться с вызовом. Первая – физиологическая: в пандемию молодежь существенно больше спала (на 84%), а сон, как известно, все лечит. Вторая – семейная. Вынужденные в изоляции проводить все время с родными, “дети” учились не только уживаться с “отцами”, но и радоваться их обществу. Так, одним из лучших терапевтических средств от ковидного стресса стал семейный ужин, за которым в пандемию члены семьи стали собираться на 54% чаще, чем перед ней. Ну и третий фактор, как легко догадаться, – социальные сети, помогающие поддерживать дружеские связи. Однако, как выяснила Туендж, данные о проведенном времени в интернете мало изменились – видимо, больше некуда.
Конечно, такой опрос молодежи показывает лишь общую картину. Для каждого из нас – и из них – испытание карантином значит разное. Вот об этом сейчас нам и расскажет Владимир Абаринов, который обстоятельно побеседовал с представителем поколения миллениалов, молодым американцем русского происхождения Степаном Дерлугьяном.
(Музыка)
Владимир Абаринов: Прошло полтора года с тех пор, как мы узнали слово "коронавирус". Поначалу у него даже не было имени, вернее – было, но временное и неудобопроизносимое: 2019-nCoV. 11 февраля прошлого года Всемирная организация здравоохранения присвоила этой напасти официальное название –COVID-19. С тех пор мы узнали множество неологизмов, порожденных пандемией: самоизоляция, локдаун, ковидиот, антимасочник, удаленка, коронафобия, маскобесие, ковидник и даже сидидомец. Русские лексикографы насчитали уже больше 600 словообразований, порожденных этой бедой. Но вряд ли кто особенно рад такому пополнению словаря.
Теперь, когда жизнь мало-помалу возвращается в нормальное русло, самое время попытаться осмыслить, что с нами произошло за это время, возможно ли возвращение в доковидную эпоху или изменения необратимы, и нужно привыкать жить в этой новой реальности.
Помню, когда вводились карантинные меры, многие отнеслись к этому легко, как к незапланированным каникулам: наконец-то появилось время отдохнуть от бесконечной беготни, собраться с мыслями, заняться самообразованием, побыть с семьей, найти новые хобби. Ведь в большом мегаполисе люди тратят по часу-полтора на дорогу на работу в один конец. Это сэкономленное время они получили как бы в подарок. Музеи, театры, спортивные арены перешли в режим онлайна. Например, нью-йоркская Metropolitan Opera начала программу бесплатных стримов. Я никогда не слышал так много оперы, как в это время. В моей работе ничего не изменилось – я и так работал на удаленке.
Вне дома началось то, что потом назвали "гигиеническим театром": обязательная протирка рук санитайзером, обязательное ношение маски, социальная дистанция. Самоизоляция затянулась, и нам стало невмоготу в четырех стенах. Редкие прохожие на опустевших улицах смотрели на тебя с подозрением, а ты на них: и ты, и они могли оказаться переносчиками инфекции, сами об этом не зная. Отменилось все, чем обычно живут горожане: зрелища, праздники, фестивали. Мне не хватало живой музыки, которая прежде звучала на каждом углу. Представляю, как маялись артисты без публики, ведь им нужен живой зал.
(Музыка)
Владимир Абаринов: Поговорить обо все этом, о личном опыте пандемии я предложил Степану Дерлугьяну. Он принадлежит к поколению миллениалов. Степан родился в Краснодаре, девяти месяцев от роду вместе с родителями переехал в Чикаго, закончил Школу киноискусства Университета Южной Калифорнии. Он живет в Лос-Анджелесе и работает в независимой компании Breakwater Studios, основанной им и его ровесниками и снимающей документальные фильмы.
– Степан, поделитесь воспоминаниями. Как вы пережили пандемию?
– У меня было в принципе как у вас, я думаю. Я к этому отнесся очень спокойно, поскольку я работаю за компьютером, занимаюсь шлифовкой кадров в киноиндустрии. Так что для меня все было спокойно, я сидел дома, читал книжки. Я тоже подумал: вот сейчас будет у меня шанс, я буду заниматься самообразованием. Я нанял себе репетитора в Тулузе, мы занимались французским, я учил французский. Я еще учился готовить, всякие курсы начал брать по интернету по приготовлению пищи. Еще просто читал побольше. Но у меня работа не прекращалась никогда. Я думал отдохнуть слегка – ни фига, я проработал весь год. И вообще у меня был самый хлопотливый год, я такого не мог припомнить. С репетитором позанимался два месяца, потом пришлось извиниться: не могу курс закончить, извините, сейчас так заработался, что нет времени у меня усиленно учить французский. Вообще Лос-Анджелес – такой город, где все отнеслись к этому достаточно серьезно. Было такое ощущение, что если человек не соблюдает санитарию, надо его как-то морально осудить за это. У меня был какой-то денежный запас, так что я сидел тихо, беспокойства у меня не было. Многим моим друзьям было трудно, они сразу записались на анэмплоймент (пособие по безработице в связи с пандемией. – В. А.) начали психовать: как мы будем жить?
– Ну а развлечения? Наверняка вам куда-то хотелось пойти, а пойти было некуда.
– Да, конечно. Я очень люблю ходить в кинотеатры, хожу, может быть, два-три раза в неделю. Конечно, я по этому очень скучал. В Лос-Анджелесе куча всяких старых кинотеатров, которые на пленке до сих пор показывают старые фильмы. Часто очень бывает – актер придет или режиссер посидеть, поговорить с людьми. С ассистентом Стэнли Кубрика однажды долго сидел, мы разговаривали. Конечно, мне этого не хватало.
– Вы сказали, что работаете за компьютером. Я знаю, что ваша специальность называется "колорист" или, по-русски, "цветоустановщик". Что это такое?
– Цифровые камеры, так же как и пленочные в былые времена, они тоже снимают негатив. Этот негатив надо как-то обрабатывать, как когда-то обрабатывали пленку в специальных химикатах. Это очень детальная кропотливая работа. Фильм же не снимается за раз, а он снимается месяцами иногда. Бывает, что сняли в облачный день, а потом досняли в солнечный. Эти все кадры достаются мне, мне их как-то надо обрабатывать, чтобы все сливалось в единое целое.
– А вам не кажется странным, что в Голливуде еще никто не снял кино про ковид?
– Во-первых, картина делается очень долго. Пока все эти идеи и сценарии пройдут все стадии, пройдут года – называется development hell (производственный ад, жаргонизм медиаиндустрии. – В. А.). Сначала напишет один сценарист, потом второй перепишет, третий перепишет, потом сделают market research… Документалки уже выходят. Я четыре документалки шлифовал про коронавирус, короткий метраж, есть, я знаю, полнометражка, документальный фильм, где интервью берут с Фаучи и со всеми, "Нетфликс" ее уже крутит. И полнометражный игровой фильм будет. Энтони Фаучи написал книжку, биографию, в ней всего лишь 200 страниц, но кто-то, "Нетфликс" или "Амазон", купил на нее права. Так что это все будет, просто время должно пройти.
Владимир Абаринов: Энтони Фаучи – директор Национального института аллергических и инфекционных заболеваний, видный иммунолог и инфекционист, главный эксперт правительства США по стратегии борьбы с пандемией ковида. У Фаучи не сложились отношения с президентом Трампом, потому что он отказывался подтверждать оптимистические прогнозы Трампа и призывал не торопиться с отменой ковидных ограничений. Его книга, в которой даже не 200, а всего 80 страниц, должна выйти в издательстве National Geographic в ноябре. Недавно она исчезла с сайтов книжных торговых сетей Amazon и Barnes & Noble в связи с публикацией электронной переписки д-ра Фаучи. Эту переписку – она датирована первой половиной прошлого года – получили на основании Закона о свободе информации два издания, Washington Post и BuzzFeed. Из имейлов Фаучи будто бы следует, что он тогда не придал значения теории лабораторного происхождения коронавируса, а кроме того, был противником ношения масок здоровыми людьми. Впоследствии он поменял свою позицию относительно масок на противоположную.
– Степан, мы с вами привыкли к одинокой работе. Но для множества людей это стало тяжелым испытанием, привело к депрессии, к чувству безысходности. Я думаю, что беспорядки прошлого лета в связи со смертью Джорджа Флойда, они тоже вызваны этой самой безысходностью. Потому что афроамериканцы особенно тяжко переносили карантин со своими многодетными семьями, со своими стесненными бытовыми условиями...
– Конечно. Чем беднее человек, тем хуже ему было при карантине.
– В Лос-Анджелесе были беспорядки уличные?
– Да, жгли магазины, мародерство было. Тут все было очень сурово. Бизнесы все сразу забаррикадировались. Тут было серьезно.
– Как всегда в таких случаях, появилось множество самых мрачных пророчеств. Говорили о том, что это не кончится никогда, что маски и социальная дистанция – это теперь новая норма, что города умирают, культура погибает... Вы верили, что все вернется в доковидное состояние?
Протесты и беспорядки в Саратога-Спрингс, Нью-Йорк
– Нет, я никогда не думал, что все будет так же, как было. Будут изменения, будут серьезные изменения. Я думаю, что все, кто могут, уехали из городов. Я знаю, из Нью-Йорк-Сити уехала куча народа, поскольку кто будет жить в Нью-Йорке, три тысячи долларов в месяц платить квартплату, когда даже на улицу нельзя выйти, купить хот-дог какой-то, все закрыто.
Владимир Абаринов: Действительно, летом прошлого года начался исход из Нью-Йорка, в пригородах цены на недвижимость резко подскочили. Появились заголовки типа "Конец Нью-Йорка". Но дело, конечно, не в хот-доге. Пропала культурная аура, все эти джаз-клубы Гринвич-виллидж, бродвейские театры, Линкольн-центр, Шекспир в Центральном парке – все закрылось, все, ради чего на самом деле стоило жить в Нью-Йорке.
– Я думаю, что все вернется, уже возвращается. Я был недавно в джаз-клубе в Чикаго.
– Большим городам как раз проще выжить. А вот у нас, в нашей богоспасаемой Саратоге на севере штата Нью-Йорк, бизнес очень пострадал, потому что он весь заточен под скачки – у нас в августе сезон скачек, со всей Америки съезжаются лошадники, город зарабатывает за эти полтора месяца столько, что спокойно доживает до следующего сезона. Но прошлым летом скачки были без зрителей, и многие владельцы малого бизнеса разорились. Самое обидное для меня лично – исчезновение поло-клуба. Он существовал 123 года. Основал его в 1898 году бизнесмен и коннозаводчик Гарри Пейн Уитни. Это его жена Гертруда Вандербильд-Уитни стала основателем нью-йоркского Музея Уитни. Гарри Уитни был заядлым игроком в поло и собрал команду, которая в 1909 году победила английскую сборную. Для нас посещение матчей поло было большим удовольствием. И вот удовольствие закончилось. Клуб не пережил пандемию, объявил о банкротстве, его имущество продано с молотка.
– Да, у нас с вами разный опыт, поскольку я живу в большом городе, в Калифорнии, в мегаполисе. Я, конечно, могу себе легко представить, что город поменьше пострадал в гораздо большей степени.
– Мне кажется, что в Калифорнии губернатор Ньюсом несколько раз менял свою позицию, принимал противоречивые решения по поводу локдауна. Сначала отменялись ограничения, потом опять вводились. Вас не смущала эта неразбериха?
– Конечно, да. Ньюсом в какой-то момент сказал, что можно снимать, съемки могут продолжаться, а ресторанам еще открыться нельзя. И в Инстаграме, в Фейсбуке выкладывали картинки: стоит такой шатер для киносъемки, и там все едят за столом. Через дорогу ресторан закрыт, хотя у них тоже outdoor dining, то есть открытое помещение, можно было бы туда посадить людей, а нельзя, потому что Ньюсом сказал, что нельзя. Все подозревали, что Ньюсома подкупили или он коррумпирован. Потом его застукали в этом ресторанчике, где он есть еду трехзвездочную мишленовскую в закрытом помещении. Это все, конечно, смотрится очень плохо. Ньюсома сейчас не любят в Калифорнии.
Владимир Абаринов: Да, еще в декабре 2020 года губернатор Калифорнии демократ Гевин Ньюсом объявил кинопроизводство "критически важной инфраструктурой" наряду с предприятиями торговли, транспортом и системами жизнеобеспечения и разрешил съемки, а рестораны и другие общественные заведения оставались при этом закрытыми. Недовольство Ньюсомом вылилось в кампанию за его досрочный отзыв. Инициаторы кампании собрали достаточное количество подписей, и в сентябре в Калифорнии состоится референдум по этому вопросу. Кстати, пишут, что кинопромышленность поддерживает Ньюсома и выступает против его отзыва.
– Мэр Лос-Анджелеса Гарсетти, его не то чтобы отозвали, но он ушел, он будет теперь то ли консулом в Индии или послом даже в Индии от Соединенных Штатов.
Владимир Абаринов: Эрик Гарсетти в декабре значился в списке кандидатов в члены кабинета Джо Байдена. Однако эти планы столкнулись с протестами в Лос-Анджелесе, и мэр счел за благо отказаться от назначения. Но в июле президент Байден объявил о своем намерении назначить Гарсетти послом США в Индии, и на этот раз Гарсетти не возражал.
Еще один политик-демократ федерального уровня, угодивший в скандал во время локдауна, – спикер Палаты представителей Нэнси Пелоси. В августе прошлого года она вошла в парикмахерский салон в Сан-Франциско без маски, не обращая внимания на протесты владелицы салона. При этом еще в июне этого года в Вашингтоне она оштрафовала трех конгрессменов-республиканцев за неношение масок в зале пленарных заседаний на 500 долларов каждого.
Май 2020. Акция протеста против локдауна в столице Калифорнии Сакраменто.
– Ньюсом, может быть, и выживет. Потому что говорят, что из-за коронавируса в Калифорнии есть избыток. Первый раз за многие годы у Калифорнии есть излишек, бюджет положительный. Он хочет, как и федеральное правительство, всем выписать по 600 долларов. То есть хочет прямым способом подкупить народ. Может быть, из-за этого он останется. Но не знаю, его тут страшно не любят сейчас.
– Коронавирус сейчас стал полем культурных войн. Кто-то верит в науку, кто-то – в чипирование. Дошло до того, что президент Байден обвинил "Фейсбук" в том, что он распространяет дезинформацию о коронавирусе и тем самым "убивает людей" (впоследствии он смягчил свое высказывание). Но как отличить достоверную информацию от ложной? Кому верить? Еще 21 июня на сайте Всемирной организации здравоохранения стояла рекомендация не вакцинировать детей. А уже 25 июня там появилось сообщение, что вакциной Pfizer/BionTech можно прививать детей начиная с 12 лет. Одним словом, рядовому человеку сложно разобраться и в статистике, и тем более в микробиологии. Что же ему делать – верить авторитетам, верить таким же, как он, обывателям или положиться на авось да небось? Вот вы, например, как к прививкам относитесь?
– Я к прививкам отношусь спокойно совершенно. При первой же возможности я себе вколол "Пфайзер". Выхода у нас нет, я считаю. Даже если есть там какой-то микрочип – а что делать, надо как-то с вирусом бороться. Потом будет мутировать, мутации пойдут, уже может быть так, что корнавирус будет с нами надолго, будет просто ежегодная испанка, потому что за мутациями нам не уследить. Надо прививать весь африканский континент, всех надо прививать. Я привился, поскольку вокруг меня все прививались, в моей среде просто надо было это сделать.
– То есть вы все-таки ориентируетесь на свою среду, на своих ровесников, на своих коллег – поступили так же, как они.
– Я еще почитал в интернете что смог, спросил моего друга, который врач, гастроэнтеролог, он сказал: да, нам тоже всем вкололи. Ему вкололи чуть ли не в декабре. Сказал, что все нормально.
– А такие темы, как искусственное, лабораторное происхождение вируса, вас волнуют?
– Да, конечно, я тоже об этом все прочел что мог. Может быть, да, что-то такое произошло в Ухане. Я не думаю, что это кардинально меняет отношение к вакцинации. Вирус есть, сделали его люди или он от крыс, или летучих мышей, или еще от каких-то более экзотических зверей – это без разницы. Если есть вирус, надо с ним бороться.
– Для вас, вашей компании время пандемии стало и временем большого профессионального успеха. Фильм A Concerto Is a Conversation, в создании которого вы принимали участие, получил номинацию на "Оскара". Не получилось выиграть в этом году (приз дали фильму Энтони Джаккино "Колетт"), но и номинация – уже большое дело. А еще у вас есть цикл, который мне очень нравится. Он размещен на cайте New York Times. Расскажите о нем.
– Есть еще серия, называется Almost Famous ("Почти знаменит"), тоже короткометражные документальные фильмы. Каждый фильм про человека, который мог бы стать кем-то в своей сфере. Например, у нас есть фильм про афроамериканского космонавта, который мог бы быть первым афроамериканцем в космосе от США. У нас есть про женщину, которая открыла пульсар, звезду, которая сгорела, ее можно только по радиоастрономии найти. Вроде бы как она их нашла, а ее научный руководитель получил Нобелевскую премию.
– Ее зовут Джоселин Белл, а ее научного руководителя – Энтони Хьюиш. Он, впрочем, создал радиотелескоп, при помощи которого было совершено это открытие.
Владимир Абаринов: Мы говорили о том, как пандемия коронавируса изменила нас и наш образ жизни. С нами был Степан Дерлугьян, молодой кинематографист из Лос-Анджелеса, соавтор фильма-номинанта на премию Американской киноакадемии в категории "Лучший документальный короткометражный фильм".
"Я был следующим полковником Сандерсом". Фильм из серии "Почти знаменит". Авторам потребовалось несколько лет, чтобы найти Хэддона Солта – основателя некогда популярной сети фастфуда. Ее купила компания полковника Сандерса Kentucky Fried Chicken – купила, чтобы разрушить. В США и Канаде по сей день существует дюжина заведений под названием H. Salt Fish & Chips, но они уже не имеют никакого отношения к создателю бренда.
Подписывайтесь на подкаст "Генис: Взгляд из Нью-Йорка" на сайте Радио Свобода Слушайте наc на APPLE PODCASTS – GOOGLE PODCAST – YANDEX MUSIC
