Иван Толстой: "Новый мир". Мы попробуем набросать если не портрет, то как минимум профиль знаменитого журнала, вошедшего в историю литературы как знамя шестидесятничества.
Андрей, вы постарше меня, я подозреваю, что впервые вы взяли в руки номер "Нового мира" еще в 60-е, верно?
Андрей Гаврилов: Да, конечно. 1966-й год – это год, когда некоторые номера "Нового мира" на меня произвели неизгладимое впечатление.
Иван Толстой: Летом 1968-го я на даче прочитал "Новый мир", на обложке которого рукой кого-то из моей семьи было выведено для удобства заглавие, которое меня и привлекло: "Гитлеровцы в Париже". Тогда эта публикация пробила какую-то дырочку в моем сознании, и я стал интересоваться эмиграцией, русским Парижем и войной. Конечно, еще была книжка Некрича "1941. 22 июня", но вот эти небольшие воспоминания Василия Сухомлина произвели на меня большое впечатление. С тех пор его имя мне практически не попадалось, хотя я старался профессионально изучать эту сферу.
Человек он был интересный, был сыном народовольца, вырос на карийской каторге в Нерчинске и сам потом сидел за свое студенческое нехорошее поведение, бежал из сибирской ссылки в 1917 году, ненадолго приехал в Россию, в 1918 как уехал в эмиграцию, так до 1950-х и не возвращался. Жил в Чехословакии, Париже, Нью-Йорке, он автор книги "Знаменитые русские судебные процессы", перевел кучу русской классики на французский язык: "Анну Каренину", "Тихий Дон", "Цусиму" Новикова-Прибоя, "Степана Разина" Чапыгина, "В тупике" Вересаева. В 1947-м на свою беду принял советское гражданство, был через четыре года выслан из Франции в Чехословакию, а в 1954-м переехал в СССР и умер в своей постели в начале 60-х. Это была самая первая публикация в "Новом мире", которую я помню, она как на скрижалях у меня отпечаталась. А что произвело на вас самое первое впечатление?
Андрей Гаврилов: Мама мне подсунула прочесть роман Василя Быкова "Мертвым не больно", который печатался в 1-м и 2-м номерах за 1966 год. Хотя книга его дома была, но кому в 14 лет интересно читать книги про войну, тем более что война все еще гудела из каждого телевизора и радиоприемника, о ней говорили все время. Тем не менее, я прочел этот роман, навсегда полюбил Василя Быкова, до сих пор считаю, что это одно из самых сильных его произведений.
А когда я прочел первую часть, я лениво полистал этот журнал. Там я прочел "Захар-Калита" Солженицына, рассказ, который меня озадачил: вроде ничего такого супер нет, а почему-то забыть мне его не удавалось.
И, наконец, я долистался до рецензии Натальи Ильиной, которая называлась "Сказки Брянского леса". Я тогда не очень знал, кто такой Михаил Алексеев, на повесть которого "О моих друзьях-непоседах" она написала рецензию, но я до сих пор помню стиль рецензии и я впервые понял, что есть гражданская позиция и гражданская ответственность писателя. Она его разнесла в клочки, показав полное отсутствие какой-либо гражданской позиции у этого человека. Или же, если она и была, то она была неприемлема для думающих людей.
Я стал следить за этим журналом, в котором потом появилось и "Созвездие Козлотура" Фазиля Искандера, с восторгом мною прочитанное, появилась повесть Можаева "Из жизни Федора Кузькина", которую я до конца не понял, но, к моему изумлению, прочел повесть про колхоз не отрываясь. С этого года "Новый мир" очень прочно вошел в круг моих обязательных чтений до тех пор, пока не изменилась жизнь.
Иван Толстой: Давайте совершим кратчайшую экскурсию по истории "Нового мира". Это ежемесячный литературно-художественный журнал, издается он в Москве с 1925 года. С 1947 по 1991 год – орган Союза писателе СССР, с 1991-го – частное издание.
"Об искренности в литературе", так тогда шифровалась "правда"
Первый год редактировался и управлялся Анатолием Луначарским и Юрием Стекловым, затем – Иваном Скворцовым-Степановым. Его редакторами были Вячеслав Полонский, Иван Гронский, Владимир Ставский, Владимир Щербина, Константин Симонов – все это известные фигуры в русской литературе и русском издательском мире. Константин Симонов редактировал журнал с 1947 по 1950 год, и тогда его в первый раз сменил Александр Трифонович Твардовский. И пострадал он на том, что опубликовал несколько острых вещей, публицистических статей Владимира Померанцева, Федора Абрамова, Михаила Лившица и Марка Щеглова. В основном за статью Владимира Померанцева "Об искренности в литературе", так тогда шифровалась "правда". Он был снят со своей должности с тем, чтобы опять уступить Константину Симонову на четыре года. Вернулся в 1958 году и до 1970-го года возглавлял журнал. Конечно, это был самый знаменитый его период.
"Новый мир" – либеральный полюс советской литературы оттепельных и послеоттепельных времен. В принципе, историю советского либерализма с середины 50-х по начало 70-х можно изучать по нему. Огрубленно говоря, "Новый мир" разделился на две части: одна уехала в эмиграцию, образовав там свои периодические издания (от "Континента" до "Синтаксиса"). Другая осталась в СССР, замолчала либо ушла в самиздат.
Другими словами, вся жизнеспособная литература и публицистика вышли из "Нового мира", как из гоголевской "Шинели". И разбрелась по миру. Это не значит, конечно, что больше не из чего было выходить. Скажем, патриотическая, правая литература и публицистика вышли из журналов "Октябрь" или "Молодая гвардия". Но все же история литературы изучает прежде всего левую, либеральную литературу: не Анатолия Иванова и не Всеволода Кочетова, а Владимира Войновича и Виктора Некрасова.
Вообще, полулиберальных журналов было на коротких отрезках той поры немало – то ленинградские журналы "Нева" и "Аврора" позволят себе какие-то вполне человеческие публикации, то журнал "Москва" напечатает "Мастера и Маргариту", а "Юность" так и вообще была площадкой для литературных экспериментов (разумеется, робких, по большому счету очень причесанных – но все же). Анатолий Гладилин или Василий Аксёнов – это все "Юность".
И все-таки мы говорим о "Новом мире". Кто из писателей самый громкий, оставшийся в литературе человек, прошедший страницы "Нового мира"? Здесь перечислим классику: Чингиз Айтматов, Эммануил Казакевич, Виктор Некрасов, Владимир Тендряков, Илья Эренбург, Василий Аксенов, Юрий Бондарев (его ранее творчество вполне пристойное было), Ирина Грекова, Вениамин Каверин, Василий Гроссман, Владимир Войнович, Константин Паустовский, Василий Шукшин, Борис Можаев и многие другие.
Андрей, проза "Нового мира", с вашей точки зрения, выдерживает конкуренцию с прозой 60-х годов в русской литературе в целом? "Новый мир" - это и есть русская литература или было бы слишком большой натяжкой так утверждать?
Андрей Гаврилов: Во-первых, я бы немножко поправил ваш список, в котором почему-то нет "Одного дня Ивана Денисовича", Солженицына нельзя не упомянуть. А с другой стороны, Василий Аксенов не пользовался большой любовью редколлегии, особенно самого Твардовского, поэтому называть его в числе постоянных или любимых авторов этого журнала я бы не стал. Но я не могу ответить на ваш вопрос, потому что он предпочитает немножечко вкусовщину. Для меня – да, конечно. И, конечно, нельзя не упомянуть Семина, практически забытого замечательного прозаика, который тоже печатался в "Новом мире".
Можно сказать с некоторой натяжкой, что вот она, та литература, которая задавала тон развитию не только литературы, но вообще культуры того времени. Хотя нельзя говорить, что это было на сто процентов, ибо и в "Знамени", и в "Москве", и в "Юности" были произведения, от которых нельзя просто взять и отмахнуться. Но "Новый мир" шел впереди как ледокол, разбивая льды цензуры и ханжества, а за ним шли очень многие, не всегда с таким же полным трюмом, как у "Нового мира", но не менее значительные.
Я бы хотел свою метафору насчет ледокола украсить некоторыми примерами. Практически все они мною взяты из объемного труда Сергея Чупринина "Оттепель. События". Эта книга, в которой практически 1200 страниц, была издана два года назад московским издательством "НЛО".
"1953 год. 24 марта. На заседании Президиума Союза советских писателей с докладом выступает Фадеев, резко осудивший, в частности, роман Гроссмана "За правое дело" и статью Гудзия и Жданова "Вопросы текстологии", опубликованные "Новым миром". Президиум поручил в недельный срок принять практические меры по укреплению состава редколлегии и редакционного аппарата "Нового мира".
Март того же года. Доклад Фадеева "Некоторые вопросы работы Союза писателей", где критике были подвергнуты ошибки редакции журнала "Новый мир". Роман Гроссмана "За правое дело", антипатриотическая статья Гурвича "Сила положительного примера", идейно неверное стихотворение Асеева "Ива".
"1954 год. (Кстати, в 1954 году из редколлегии "Нового мира" вышел Шолохов, судя по всему, потому, что когда Твардовский прочел фрагменты второй книги "Поднятой целины", он сказал ему: "А первая книга была получше". В знак протеста Шолохов покинул редколлегию.)"Борис Полевой доводит до сведения ЦК КПСС в лице секретаря ЦК КПСС Поспелова, что у ряда писателей, в том числе, и у коммунистов, совершенно превратное мнение о своеобразной перенастройке в нашей политике. Вслед за позорной статьей Гурвича, напечатанной в "Новом мире", в том же журнале одна за другой были опубликованы совершенно похабные статьи "Об искренности в литературе" Померанцева и "Дневник Мариэтты Шагинян" Лившица".
"1957 год. Журнал "Коммунист". Редакционная статья "Партия и вопросы развития советской литературы и искусства". Речь идет об ошибках журнала "Новый мир", который опубликовал роман Дудинцева "Не хлебом единым", рассказ Гранина "Собственное мнение", поэму Кирсанова "Семь дней недели".
"1960 год. Февраль. Начальник Главлита СССР Романов направляет в ЦК КПСС секретную записку о том, что органами цензуры установлено много фактов, свидетельствующих о недостаточно ответственном отношении редакции ряда журналов к качеству публикуемых материалов. В качестве примера называется публикация в "Новом мире" рассказа Дудинцева "Новогодняя сказка" и безыдейных стихов Анны Ахматовой".
У человека непосвященного мозги могут стать набекрень
"1963 год. "Комсомольская правда". Статья первого секретаря ЦК ВЛКСМ Павлова "Творчество молодежи – служению великих идеалов". Стоит почитать мемуары Эренбурга, "Вологодскую свадьбу" Яшина, "Путевые заметки" Некрасова, "На полпути к Луне" Аксенова, "Матренин двор" Солженицына, "Хочу быть честным" Аксёнова (это опечатка у них, это не Аксенов, а Войнович - (А. Гаврилов)) – и все это из журнала "Новый мир". От этих произведений несет таким пессимизмом, такой затхлостью и безысходностью, что у человека непосвященного мозги могут стать набекрень. И, кстати, подобные произведения "Новый мир" печатает с какой-то совершенно необъяснимой последовательностью".
Можно довести с помощью тома Чупринина эти отклики до конца оттепели, практически до нашего времени, и мы увидим, что каждый год журналу "Новый мир" приходилось пробиваться сквозь эти свинцовые стены абсолютного непонимания, что такое литература. А может, наоборот, понимания и зависти.
Иван Толстой: А каковы главные достижения этого журнала? Что сделал "Новый мир" в нашей литературе?
Андрей Гаврилов: Хочется ответить, что он сделал для тебя, как для читателя. Мое знакомство с "Новым миром" началось с очень серьезных произведений. Чуть позже, в 1967 году, я с восторгом прочел повесть Грековой "На испытаниях", а еще позже – рассказ Анатолия Кузнецова "Артист миманса", который до сих пор считаю вершиной его именно литературного творчества. Несмотря на все это, "Новый мир" мне показал, неожиданно для создателей этого журнала, что публицистика и борьба с помощью публицистики может быть ироничной, сатирической, может сопровождаться улыбкой.
В Севастополе – здоровый идейный режим, сюда не протащить идеологическую контрабанду
Я не могу не привести потрясающую рубрику, которая существовала, к сожалению, недолго, ее прикрыли буквально после двух номеров – "Без комментариев". Она появилась в 1966 году, и в 6-м и 9-м номерах успела выйти в свет. Где без комментариев, как писала редакция, "в лучших традициях русских литературных журналов 19-го века" просто давались фрагменты стихов, прозы, публицистики из других изданий, с расчетом на то, что слушатель и так поймет. Вот, например, в одной из публикаций в сентябрьском номере было следующее.
Из статьи Аркадия Первенцева. "Красная звезда". 2 июля 1966 года.
"В Севастополе – здоровый идейный режим, сюда не протащить идеологическую контрабанду. Чтобы ответить общему духовному настрою, нужно быть чистым и убежденным в красоте нашего дела. Здесь заранее обречены на неудачу фрондирующие стихи ультрамодных поэтов. Их не поймут, их создателей могут освистать. Да, да! Сюда приехал артист с подобным утвержденным репертуаром. Репертуар шел вразрез с настроением города, с воспитанием флота. Утвержденное не утвердили. "Не разрешили и точка! – твердо сказал капитан первого ранга Лезин. - И не разрешим". Можно только приветствовать такую идейную твердость, ведь идеологические вторжения внешне неприметны, их не провозят в чемоданах с двойным дном, не от плащей и кинжалов есть визы штампы. Вот еще, почему так чист севастопольский воздух".
Я помню, этот номер журнала я таскал в школу и с восторгом фрагмент статьи зачитывал на уроках литературы, обществоведения и истории. Не могу сказать, что все учителя разделили мой энтузиазм.
Иван Толстой: Мне кажется, Андрей, что заслуга "Нового мира" в огромной степени публицистическая. Такое количество статьей, рецензий, отзывов, философских и историософских размышлений, критики литературной было напечатано за славное 12-летие под руководством Твардовского, что отдельно можно было издавать публицистику, очеркистку и эссеистику "Нового мира": Игорь Золотусский, Валентин Овечкин, Ирина Роднянская, Игорь Виноградов, Владимир Лакшин, Владимир Кардин, Наталья Ильина, Юрий Манн, Отто Лацис, Геннадий Лисичкин, Юрий Черниченко, Юрий Буртин.
Масса литературных критиков, которые вспоминаются почему-то во втором эшелоне, а ведь это блестящие имена и почти все – блестящие перья русской литературы той эпохи.
Андрей Гаврилов: Я перелистывал в сети номера журнала и вдруг понял, что можно издать избранное из "Нового мира" замечательной прозы и стихов, а вот избранное из публицистики, увы, не получится, потому что она была настолько остра и своевременна, что к каждой статье нужно делать огромный справочный аппарат, который будет безумно скучным, а давать то, на что это был отклик, к сожалению, невозможно. Я пролистывал номера с абсолютным восторгом, потому что помнил, на что так остро реагировали критики, публицисты или редколлегия, которая печатала свои открытые письма. Не будешь же сейчас перепечатывать ту черносотенную галиматью, на которую им приходилось откликаться. Мне очень жаль, что это, к сожалению, отходит в прошлое.
Иван Толстой: Ну, не знаю. Моя специальность – история русской литературы. Для меня примечания к тому избранной публицистики "Нового мира" были бы просто сахаром, насыпанным в банку меда.
Воспоминания возвращенца Льва Любимова, человека с очень подмоченной репутацией, который работал и на гитлеровцев, и потом явно работал на советскую разведку
Конечно, это не было бы популярным чтением, но вот что было вполне популярным чтением и тогда, и остается до сих пор – это очень противоречивая книжка очень противоречивого автора, но она впервые была опубликована в "Новом мире". И я снимаю шляпу перед тем, что такое событие имело место. Посмотрите, 1957 год, это еще симоновский "Новый мир", до Твардовского, там были напечатаны воспоминания возвращенца Льва Любимова, человека с очень подмоченной репутацией, который работал и на гитлеровцев, и потом явно работал на советскую разведку. У него был, тем не менее, какой-то просветительский заряд в душе. Конечно, можно сказать, что он немножечко спекулировал своим знанием эмиграции и его книга воспоминаний "На чужбине" выигрывала именно от того, что он, как фарцовщик, предлагал товар, который не имел никаких конкурентов на читательском рынке. Тем не менее, что сделал Лев Любимов и за что ему нужно быть парадоксальным образом благодарным?
Он процитировал, например, кусок из "Защиты Лужина", блестящее место, где Лужин играет в воображаемые шахматы. Никто не знал ни этого романа, ни подлинного имени автора, потому что он его назвал В. Сирин. Это было невероятно. И это тоже "Новый мир", и за это мы его помним и любим.
Андрей, такая странная вещь как подшивка журнала соответствует ли чему-то в других художественных жанрах? Есть ли что-то музыкальное, чем можно было бы сопроводить разговор о "Новом мире"?
Андрей Гаврилов: Да, в "Новом мире" были публикации Булата Окуджавы, Новеллы Матвеевой, но приводить их в нашей программе как образцы авторов "Нового мира" мне казалось неправильным. Тут надо найти что-нибудь, что как-то связано с борьбой "Нового мира", с ним самим. И вдруг вспомнилось следующее. В марте 1963 года в Кремле прошла знаменитая встреча руководителей партии и правительства с деятелями литературы и искусства. Это одно из тех явлений отношения партии и правительства к культуре, литературе и искусству, которое было уже врезано в гранит советской истории.
Но есть еще один отклик, и не все знают, что это отклик именно на эту встречу. Именно тогда поэт Юлий Ким написал чуть ли не первую свою сатирическую песню. Называется она "Весенняя песенка", и к счастью, сохранилась запись, где сам Юлий Черсанович раскрывает некоторые загадки для современного слушателя этой песни, истолковывая некоторые скрытые имена или явления. Поскольку там упоминается "Новый мир" и делается намек на его трудную судьбу, именно этой песней мы можем завершить нашу программу, которая, с моей точки зрения, преступно коротка, про "Новый мир" можно говорить часами.
(Песня)
