Суд оставил без изменений приговор за антивоенные посты – 8,5 лет колонии – автору телеграм-канала "Протестный МГУ" Дмитрию Иванову. Он был осужден в марте 2023 года и сейчас находится за решеткой. Дмитрий открыто критиковал российскую власть и рассказывал о проблемах в МГУ.

В телеграм-канале группы поддержки активиста публикуют его письма. "Два года назад я ещё был студентом. Два года назад я успешно сдал последний экзамен, закрыл выпускную сессию и не вернулся домой. Два года назад я стал политзаключённым. Два года – это уже срок. Два года назад большинство моих соседей ещё были на свободе, и практически все освободятся за следующие два года. Но для меня это только начало. Два года я путешествовал из камеры в камеру, сменяя один за другим изоляторы и регионы, встречая новых соседей и провожая на волю старых. Два года судился, доказывая, что свобода – это не рабство, война – это не мир, а дважды два – по-прежнему четыре, даже если говорящая голова с телеэкрана утверждает обратное. Датой освобождения в моей личной карточке числится 2030 год – самый большой срок на 50 человек в отряде. Такова цена убеждений и свободы слова в России. Но наше будущее стоит того, чтобы платить эту цену. Ради того, чтобы наши дети жили в свободной и мирной стране, где будут защищены их права и созданы условия для роста и развития, многие отдали бы гораздо больше. А многие – уже отдали. Их жертва не будет напрасной, если мы не сдадимся и не утратим надежду. Какой бы беспросветной ни казалась нависшая над нами мгла, верьте: это пройдёт. Пусть дорога трудна и извилиста, но мы вернёмся домой" – это одно из писем, которые разместили друзья Дмитрия Иванова в телеграм-канале "Тюремный МГУ".

Подруга Дмитрия, посвятившая после начала войны против Украины свои дни помощи ему и другим политзаключенным, ответила на вопросы Радио Свобода.

– Как вы познакомились с Дмитрием Ивановым?

– Четыре или пять лет назад в общем чате, у нас нашлись общие интересы и убеждения. Мы поняли, что наши взгляды на политику совпадают. В какой-то момент мы увиделись на мероприятиях для журналистов и активистов. Когда Диму посадили, я начала ходить к нему на суды и писать ему письма. Сейчас активисты, поддерживающие Диму, судятся с СИЗО из-за цензуры писем. Мы подавали три иска к СИЗО Москвы, в котором Дима провел больше года. Под конец его пребывания там появился вредный цензор. Активистка, чьи письма Диме не передавали, подала три иска, обвиняя СИЗО в том, что письма не проходят цензуру. Мы до сих пор судимся. На днях закончился суд по третьему иску, наши требования не удовлетворили, но мы будем обжаловать эти решения. Юриста, который активистам в этом деле помогает, посадили на 6 суток за неповиновение сотрудникам полиции.

– По версии суда, в письмах Дмитрия был какой-то шифр, поэтому их не пропускали?

– Да, нам ответили на третий иск к СИЗО, что в письмах есть якобы какой-то шифр. Абсурдный и смешной ответ. Шифра никогда в письмах не было. У меня нет понимания решения суда. Мы сначала думали, что письма не пропускают из-за статуса политического заключенного, но потом мы выяснили, что причина не в этом. Цензура писем не связана, видимо, с политикой. Я знаю, что цензор вычеркнул из письма список продуктов, который сосед Димы отправил жене.

– Как прошло последнее судебное заседание по делу против Дмитрия?

– Решение суда оставило приговор без изменений. Результат нас не удивил, Дима тоже к нему был готов. Мы всегда надеемся, что заключенным хотя бы скинут пару месяцев. Но сейчас решения по большинству политических уголовных дел в Москве оставляют без изменений. Дальше мы будем обращаться в Верховный суд. На последнем судебном заседании Дима прекрасно выступил. У его группы поддержки всегда от его голоса уверенного в своей правоте человека повышается настроение. Когда судьи ушли на решение, Диме после его блистательной речи выключили звук. Общались мы жестами. Он позвонил и рассказал, что, когда рассматривали вопрос о возможности видеофиксации журналистами происходящего на судебном заседании, прокурор сказал, что раз дело политическое, то он возражает против съемки, потому что, по мнению прокурора, в СМИ может появиться еще больше таких "фейков".

– Как Дмитрий справляется с заключением?

– Мама Димы недавно ездила к нему на длительное свидание и рассказала, что он держится неплохо. Все у него хорошо – насколько это возможно. Я уверена что Дима обретет единомышленников и приятелей в любой среде. Он легко находит общий язык с людьми.

В начале заключения когда Диму держали в СИЗО-7 Капотни, он предположил, что через год ему, скорее всего, будет писать только мама и парочка друзей, которые не отвалятся. Мы с момента ареста Димы делаем все, чтобы его голос оставался слышен из-за решетки, чтобы его не забывали люди. Если о политзаключенном не напоминать постоянно, то о нем забывают. В письме в начале прошлого года Дима рассказал, что людей, которые пишут ему, меньше не становится. Я веду проект помощи политзаключенным, и эти слова – результат нашей работы. Пока мы продолжаем говорить, о нем помнят, и Дима находится в хорошем состоянии, в отличие от тех политзаключенных, о которых забыли. Политзаключенный держится, пока о нем помнят.

– Как изменилась ваша жизнь после того, как ваши друзья стали политзаключенными?

– Я уволилась со своей стабильной работы в финансовой сфере и полностью ушла в правозащитную деятельность: ношу в СИЗО передачки, хожу на суды, помогаю вести в интернете каналы групп поддержки разных политзаключенных. Их становится больше. Многие мои знакомые сейчас сидят в СИЗО, поэтому для меня важно заниматься этой работой. Я поняла, что правозащитная тематика мне ближе, чем финансовая. И вся моя жизнь сейчас организована вокруг помощи политзаключенным.

– Вы могли представить, как изменится ваша жизнь, три года назад?

– Я три года назад не представляла, что у нас с друзьями будет проект для политзаключенных. Мне тогда казалось, что письма – это все, что я могу. Письма я начала политзаключенным писать с 2021 года, позже мы создали проект для них. У нас много работы. Например, тем, кто помогает политзаключенным, надо выстраивать отношения с его родственниками. Бывает, что они верят в существование "пятой колонны", поэтому им сложно общаться с группой поддержки политзаключенных. С родственниками нужно взаимодействовать, несмотря на возможные трудности, потому что помощь политзаключенным необходимо согласовывать. Работа группы поддержки политзаключенных от месяца к месяцу становится все более напряженной. Часто приходится в день решать более пяти срочных и важных вопросов. У одного политзаключенного ничего нет, потому что его на суд привезли без вещей, у другого бабушка попала в больницу с инсультом и ей надо помочь. Одновременно коллеги просят привезти в СИЗО передачку, потому что у некоторых политзаключенных никого нет, кроме защитников и адвокатов. Людей, которые занимаются помощью политзаключенным и правозащитой, последние годы примерно определенное количество. Политзаключенных становится все больше. По моему мнению, людей, помогающих политзаключенным, недостаточно. И недостаточно общественного внимания обращено к этой теме. Обычно пишут политзаключенным, у которых есть медийная поддержка. Например, о политзаключенном Павле Кушнире многие не знали, пока он не погиб в СИЗО Биробиджана.

– Дмитрий в ответ на новость об обмене российских политзаключенных написал, что не хочет участвовать в подобных обменах, если они будут. Что вы думаете о таком решении?

– Дима так говорит, но лично я с его позицией не согласна. Когда убили Алексея Навального, стало понятно, что они так могут сделать с каждым. Не нужно приносить подобные жертвы, по моему мнению, незачем. Прошение о помиловании можно не писать, все равно вывезут тех, кого решили обменять. Я обрадуюсь, если Диму обменяют. У меня будет меньше тревог и спадет нагрузка. После последнего обмена политзаключенных у меня уменьшилось количество адресатов на шесть человек.

– Не страшно ли вам оставаться в России?

– Я остаюсь в России, пока у меня есть возможность помогать политзаключенным. Я очень не хочу уезжать из России, мне важно находиться тут так долго, как только получится. Когда Диму отправляли на все новые и новые административные аресты, я думала, что он знает, что скоро на него возбудят уголовное дело. После заключения я написала ему письмо о том, как я горжусь его принципами. Он ответил, что он не знал, что его посадят, а если бы знал, то эмигрировал бы.

– Что Дмитрия поддерживает сейчас?

– Люди, которые ему пишут . Если политзаключенный знает, что о нем помнят, то он обычно держится.

– Как вы справляетесь с вашей работой в ситуации больших рисков для тех, кто остался в России, и отсутствия поводов для оптимизма?

– Я хожу на все суды, получаю письма от политзаключенных, где они нередко пишут, что не справляются со своей тоской. Я ничего с этим сделать не могу. Я же не могу освободить их из колоний и СИЗО. И когда у меня накапливаются эмоции, я останавливаюсь, беру день и рыдаю, потом успокаиваюсь до следующего раза. Меня поддерживают и вдохновляют письма от Димы и других адресатов. Помогают звонки и встречи во время судебных заседаний. Мы говорим с политзаключенными по телефону, зная, что нас прослушивают, обычно о чепухе, но я слышу их голос, и это уже придает сил. Политзаключенные из-за решетки помогают держаться нам.