В отношении Ирины Ген, учительницы английского языка из Пензы, возбуждено уголовное дело о “фейках” про российскую армию – за то, что высказалась о войне в Украине. Учительницу ждёт штраф от трех до пяти миллионов рублей или лишение свободы на срок от пяти до десяти лет. Донесли на неё собственные ученицы. Корреспондент Радио Свобода поговорила с Ириной Ген о том, как она переживает сложившуюся ситуацию.
Ирина Ген не вписывается в типичный образ российского учителя – по общению чувствуется, что она, в отличие от многих представителей той же профессии, живёт, а не выживает. Ирина любит путешествовать, часто бывала за границей, в свое время объездила много европейских стран. Говорит, что работала в училище ради стажа и формирования будущей пенсии. Кроме того, ей важен был коллектив.
С первого апреля Ирина Ген в этом учебном заведении больше не работает, заявление “по собственному” она написала в тот же день, когда за ней пришли. Но у неё остались частные ученики. И теперь, говорит Ирина, она “на фрилансе”.
– Ирина, а как вы узнали, что ваши ученицы написали на вас донос?
– Мне в голову не могло прийти, что можно на преподавателя, да на кого угодно вообще, донести. Это случилось 23 марта. Ко мне на работу приехал сотрудник ФСБ, сказал, что ему надо со мной поговорить, и предложил проехать с ним в офис на Московскую, 72. Там и выяснилось, что существует запись, на которой я “имею неосторожность разговаривать с детьми на, скажем так, не совсем разрешённые в нашем обществе темы”. Сказал, что я допустила большую оплошность, сообщив детям о бомбёжке дома в Мариуполе, ведь 15 марта Минобороны опровергло эту информацию, назвав фейком сообщение о бомбежке Мариуполя вооруженными силами России. Поскольку разговор наш с детьми состоялся 18 марта, то я уже попала под уголовное дело о дискредитации вооруженных сил РФ.
Мне в голову не могло прийти, что можно на преподавателя, да на кого угодно вообще, донести
– Как шел разговор в ФСБ?
– Сотрудник был со мной предельно внимателен и аккуратен. Но всё время разговора психологически на меня давил. Настаивал, чтобы я созналась в том, что специально распространяла фейки. Но я-то была на сто процентов уверена, что всё это правда: я черпаю информацию не только из российских источников. На тот момент я просмотрела фото и видеозаписи из Мариуполя, сделанные мировыми СМИ. Никакого сомнения в подлинности этих фотографий у меня не возникло.
Если бы я была уверена, что это фейк, я бы, безусловно, эту информацию затрагивать не стала. Особенно, зная, что с 4 марта действует, скажем так, “сталинский” закон о фейках – cовершенно жестокий, репрессивный закон. Сотрудник заметил, что меня это всё равно не извиняет. И что против меня будет заведено уголовное дело.
– Что вы почувствовали в этот момент?
– Что я нахожусь в каком-то абсурде. Это какой-то бред. Нелепость. Неужели из-за этого разговора можно возбудить уголовное дело? Были ощущения абсурдности и бредовости ситуации, в которую я угодила. Это очень неприятно.
– Ученики довольно часто записывают учителей во время уроков и выкладывают потом записи в сеть. Вы не думали, что и с вами так могут поступить?
– Про ситуацию знаю, но по отношению к себе такого почему-то не могла допустить. Тем более что запись потом используют для доноса. Сама я никогда не ябедничаю. Поэтому мне в голову не могло прийти, что можно на преподавателя, да на кого угодно вообще, донести. Это шокировало.
– Училище, в котором вы работали, – какое оно?
– Считается, что это элитарное учебное заведение для спортсменов. Для студентов, которые тренируются утром и вечером, созданы условия для того, чтобы они хорошо осваивали основную школьную программу. График учёбы подстраивается под их тренировки.
– То есть там учатся дети, которые ездят на международные соревнования?
– Далеко не все наши ученики проходят отбор на такие соревнования, но есть такие, которые принимают участие в крупных чемпионатах. Это была как раз одна из тем, на которую мы говорили с теми ученицами. Обе девушки были отобраны для участия на чемпионаты Европы в разных видах спорта. Но в итоге они никуда не поедут: Россия находится под санкциями не только политическими и экономическими, но и под гуманитарными. Вот девчонки и стали мне жаловаться: откуда такая несправедливость? Почему Запад настолько неадекватно себя ведёт? Ведь лично они тут ни при чём! А я объяснила: это последняя мера давления на страну и на граждан нашей страны по поводу того, что сейчас происходит на Украине.
– Знаете, что меня удивляет – эти дети жили в открытом мире, у них была возможность ездить, смотреть, сравнивать. И при этом, оказавшись за железным занавесом, они пишут донос на вас.
– Мне кажется, точка зрения детей на происходящее в мире, в стране формируется внутри семьи. Если родители регулярно разговаривают на тему войны в Украине, то ребёнок непроизвольно разделяет их точку зрения, их взгляды. Насколько я понимаю, то, что со мной случилось, случилось как раз от того, что большая часть родителей моих учеников – агрессивные сторонники так называемой военной "спецоперации" в Украине. Видимо, дети говорили дома о том, что у них есть учительница, которая думает по-другому. И кто-то из родителей решил, что за мою точку зрения меня надо наказать – надоумить детей сделать запись, а запись сдать в органы. Наверное, они счастливы теперь.
- Вы давно преподаете? Как менялась система образования? Как менялись ученики, коллектив за это время?
Я думаю, этого бы не случилось со мной, если бы большая часть общества не поддерживала войну
– Преподаю я с 2000 года. Да, моя преподавательская карьера равна сроку Владимира Путина. Я заканчивала вуз – Владимир Владимирович был у власти, сейчас он всё ещё у власти. Поскольку я человек общительный, ни с одним из коллективов, в котором я работала, у меня никогда не было проблем, трений, ссор. Да, большие нагрузки, всё более жёсткие требования к учителям – это я наблюдаю вокруг. Но я для себя давно решила, что преподавание в школе, училище – это мой способ заработать стаж.
Что касается детей, то с появлением гаджетов им вообще стало не до учёбы. Они, как правило, не используют смартфоны, планшеты, ноутбуки для поиска дополнительной информации. Для них это способ отдохнуть или упростить себе школьную жизнь, что-нибудь списав из интернета и подсунув учителю. Хотя из параллели, как правило, попадаются один-два ученика, которые начинают всерьез интересоваться языками, смотрят фильмы и сериалы на английском, понимая, что это повышает уровень владения языком. И это здорово. Меня такие дети всегда радуют.
– Можно ли научить детей медиаграмотности? Пользоваться разными источниками информациями? Может ли этому научить школа?
– Это объемный вопрос. Сложный. Зависит от контингента учеников, мне кажется. Потому что для большинства смартфон всё-таки остается средством развлечения и облегчения жизни: списал, сдал, отвалите.
– Ирина, а у вас откуда интерес к новостям, тем более к поиску альтернативного источника информации? Из моего опыта: людей, как правило, мало интересует что-то за гранью их профессии. Просто не до того.
Мои коллеги, наверное, вообще подумали: вот дура, так глупо попалась
– Мои родители всегда интересовались политикой. Я, наверное, унаследовала их стремление, желание и любовь интересоваться тем, что происходит в мире, в нашей стране, в политике, в экономике. Кстати, мои родители – единственные люди, которые, после огласки моей истории, по-настоящему меня поддержали. Да, в первые дни, после того как запись моего с девочками разговора ушла в Сеть, на меня обрушился шквал звонков. Люди меня в основном жалели из-за уголовного дела. Но никто не поддерживал меня в моей позиции по Украине. А мои коллеги, наверное, вообще подумали: вот дура, так глупо попалась. А мама и папа – они у меня уже сильно в возрасте – сразу сказали, что они со мной и за меня. За это я им очень благодарна.
Возвращаясь к вопросу. Я следила за ситуацией, которая разворачивалась вокруг Украины, давно. Ещё летом, когда начали стягивать войска к границам с Украиной, предположила, что может быть война. Что именно так к войне и готовятся. Но гнала от себя эту мысль. Это же бред! Безумие! А 24 февраля мои опасения подтвердились.
– Как вы отреагировали?
– Жизнь в один момент разделилась на до и после. Причём разделилась, я уверена, у всех – и у тех, кто против войны, и у тех, кто агрессивно за. Самым ужасным было понять, что большая часть моего окружения войну поддерживает. Для меня это был шок! Придёт ли время раскаяния? Покаяния? И когда у людей откроются глаза, если сейчас государство активно занялось подавлением свободы слова.
– Ну, этим оно далеко не сейчас занялось…
И для нас, граждан этой страны, такое не пройдёт даром
– Мои друзья в 2008-м, кажется, году выходили на митинг – протестовали против экономической политики, которую вело тогда государство. Но им за это ничего не было. Сегодня на улице 2022 год. Девушка выходит с плакатом “Нет войне!” или с плакатом, на котором написано “два слова”, или вообще с белым пустым листом – и её уводят, судят, назначают штраф. Это чудовищно! Я понимаю, что всё это случилось не в один день, не вчера. Когда на протяжении стольких лет власть сосредоточена в руках одного человека – это называется тоталитаризм. И мы с вами его наблюдаем. Стёрты грани между ветвями власти, фальсификациями уничтожен выборный процесс.
– А вы когда-нибудь работали в избирательных комиссиях?
– Наше учебное заведение никогда не было избирательным участком, поэтому нас участие в выборах не касалось. Чему я очень рада. Но если бы вдруг избирательный участок тут был, а мне бы предложили принять участие в работе избирательной комиссии, я бы ни за что не согласилась.
– Что вам дали путешествия по разным странам? Как вы относитесь к тому, что между Россией и миром вновь опускается железный занавес?
Доносчики были всегда. Просто есть времена, когда на их кляузы никто не обращает внимания, а есть такие, как сейчас
– Очень болезненно к этому отношусь. Я считаю, что Россия – участник глобального интеграционного процесса. Рвать связи – экономические, политические, социальные, культурные – это боль. И для нас, граждан этой страны, такое не пройдёт даром. Развязали ужасную войну, получили от всего цивилизованного мира шквал санкций, с которым непонятно как справимся. Ради чего? Для чего это было нужно?
Я путешествую по европейским странам с конца девяностых. Для меня это всегда общение, знакомство с новыми людьми, с культурой, бытом других стран. Очень увлекательно изучать, какие они – другие люди. Перенимать их какой-то опыт. Знаете, меня никогда не шокировала разница в уровне жизни россиян и европейцев. Наш цивилизационный разрыв заметил ещё Пётр Первый. Мне кажется, что в 1990-е у нас появился шанс, возможность его сократить. Но мы все эти годы потратили впустую. А сейчас мы добровольно запираемся внутри железной клетки. И будем как-то выживать.
– К слову о железной клетке. Каким вы видите своё ближайшее будущее?
– Совершенно точно меня ждёт мучительный судебный процесс. А потом приговор, исходя из которого, я начну заново строить свою жизнь.
– То есть вы уверены, что реальный срок вам не грозит?
– Я, как и мой адвокат, надеемся, что дело ограничится штрафом. А вот о какой сумме пойдет речь, мне предположить сложнее. Реальный срок по такой глупости… не думаю, что репрессивный каток настолько будет работать на устрашение общества, что по моему делу возьмут и дадут 10 лет лишения свободы. Я надеюсь на здравый смысл и гуманность нашей судебной карающей власти.
– Уезжать из России не планируете?
– Пока даже мыслей таких нет. Пока хочу всю энергию свою пустить на то, чтобы справиться со всей этой ситуацией. Главное – не сломаться, не сдаться. Что греха таить, мне тяжело. С моей точки зрения, моё дело вообще не стоит внимания, но репрессивной машине нужны прецеденты, вот я и попала под репрессивный каток по собственной глупости и доверчивости. Наверное, это наследственное: мой дедушка, а еще дядя моего папы – оба были осуждены по доносу. И оба – за антисоветскую агитацию. Потом, конечно, их реабилитировали – статья-то политическая.
Доносчики были всегда, всегда были люди, способные на такую подлость. Просто есть времена, когда на их кляузы никто не обращает внимания, а есть такие, как сейчас. Когда это пестуется и поддерживается. Я думаю, этого бы не случилось со мной, если бы большая часть общества не поддерживала войну. Это мне урок. В стране, где нет свободы слова, это приговор себе. И я его подписала.
