Провокации в Федеральной службе безопасности поставлены на поток: с их помощью сотрудники правоохранительных органов искусственно создают условия для совершения преступлений, которые впоследствии успешно раскрывают. За это они получают премии и звездочки на погонах, а попавшиеся на провокации люди многолетние сроки. Об этом сообщает проект “Поддержка Политзаключенных. Мемориал”.
Также в выпуске: Война и ВИЧ. У каждого сотого россиянина диагностирован вирус иммунодефицита человека, но учтены не все. Комментирует международный консультант по профилактике ВИЧ Алексей Лахов. Встреча в погонах. На пограничных пунктах России будут дежурить представители военкоматов. Комментирует руководитель юридического отдела в Движении сознательных отказчиков Артем Клыга.
После начала полномасштабной войны в Украине, как отмечают правозащитники, провокация стала неотъемлемой частью системы политически мотивированных уголовных преследований. Подробнее о содержании исследования в интервью программе “Человек имеет право” рассказал руководитель проекта "Поддержка политзаключенных. Мемориал" Сергей Давидис.
- Что такое “оперативная провокация” и почему вы считаете, что она выходит за рамки допустимых методов оперативно розыскной деятельности? Оперативные закупки ведь бывают.
- Сама по себе деятельность правоохранителей под прикрытием и участие в каких-то преступных действиях в пассивном качестве, она допустима не только с точки зрения российского закона, но и с точки зрения Европейского суда по правам человека. Границы проходят по тому, насколько это преступление было бы возможно без участия правоохранителей, насколько активную роль они играли в том, чтобы это преступление, ну или то, что считается преступлением в Российской Федерации, состоялось. Мы считаем. Что многое из того, что в конечном счете людям вменяется как преступление, не состоялось бы без участия силовиков. Контрольная закупка - это не провокация. Мы рассматривали как примеры провокаций дела, в которых очевидна, либо крайне вероятна активная роль силовиков. И не только ФСБ, но и в некоторых случаях Центр противодействия экстремизму известный также как "Центр Э" участвуют в том, чтобы подтолкнуть человека к совершению того, что считается в России преступлением.
- Из вашего исследования можно сделать вывод, что большинство уголовных дел, для возбуждения которых людей спровоцировали на совершение преступления, связаны с антивоенной позицией граждан [обвиняемых по этим делам]. Или вы только такие дела исследовали?
Большинство таких дел связаны с антивоенной активностью граждан
- Мы исследовали только эти дела. Но мы помним дело “Нового величия”, которое было еще до войны [полномасштабного вторжения России в Украину 24 февраля 2022 года], то есть не было связано с антивоенной активностью. Если метод есть, то его используют в разных ситуациях. На данном этапе преследование противников войны является магистральным направлением репрессивной политики государства. Те, кто выступают против войны, являются главными объектами внимания правоохранительных органов. Поэтому, наверное, большинство таких дел, которые сейчас в Российской Федерации существуют, связаны с антивоенной активностью граждан, но не все дела.
- Сами схемы, которые используют ФСБ и Центр “Э” для осуществления провокаций, одинаковые везде, или есть различия в зависимости от региона?
- Эта практика развивается. Недавняя информация о боте, который набирал в Екатеринбурге желающих участвовать в активных действиях по противодействию режиму, - такого до сих пор мы не видели. Изучили мы 33 наиболее очевидных дела, по которым у нас есть данные. Регионов в России больше, поэтому статистику вывести из наших данных затруднительно. Но в этом массиве выделяется ситуация в Ярославской области, где 15 дел такого рода, и в трех из них мы видим явные признаки провокации, а два подробно описаны в нашем обзоре. Действия квалифицированы по статье 205 Уголовного кодекса как акт терроризма. При этом действия не были окончены, акта терроризма не произошло, но якобы человек готовился, предпринял попытку какую-то. Мы описываем два подобных случая: один “приготовление”, другой “покушение”. В обоих случаях фигурировал некий якобы “представитель Украины”, который действовал с разных аккаунтов, с разными именами, но оба аккаунта были привязанных к одному и тому же украинскому номеру телефона. Учитывая то, что в этих делах одни и те же люди участвовали со стороны следствия, это такое ноу-хау ярославских силовиков.
Сергей Давидис поясняет, что действовать по накатанной схеме - это обычно для ограниченной группы людей, которые в конкретном регионе отвечают за такого рода деятельность. Чтобы выделить четкие разномерности, нужно больше материала. Но и то. что есть в распоряжении правозащитников, позволяет видеть основные треки.
- Человек что-то оппозиционное пишет в социальных сетях, негативное в отношении власти, антивоенное. К нему приходит кто-то, маскирующий под представителя Украины или каких-то подразделений, связанных с украинской армией. Бывает, человек действительно пытался установить контакт либо с проектом “Хочу жить”, либо с РДК, либо с легионом “Свобода России”, но при этом с большой вероятностью обращался не по реальным их контактам, а по тем, которые, возможно, были фактически подсунуты ему выдачей в Яндексе. Известно, что в Яндексе топ результатов поиска “РДК” и ”легион” - это фальшивые аккаунты. При этом далеко не всегда, когда человек пишет туда, он заявляет: “хочу сжечь что-нибудь в России” или “хочу перейти на сторону противника”. Человек пытается что-то вполне нейтральное выяснить, установить контакт какой-то. В тех случаях, которые мы рассматриваем, именно так все и было.
То есть это само по себе не преступление. Но сам факт этой коммуникации, позиция человека, которая предполагает интерес к этим подразделениям, - это уже даёт силовикам основания его дальше разрабатывать. В каких-то ситуациях можно предположить, что они перехватывают звонки, потому что были случаи телефонных звонков, после которых такая разработка начиналась.
Обсуждение войны, властей в критическом ключе публично может быть основанием для уголовного преследования
Так или иначе они сначала фиксируют, что человек имеет позицию осуждения войны, и по этому признаку выбирают, что он подходящий объект принуждения к активным действиям. И силовики начинают действовать, уговаривать с помощью разных инструментов, втираться в нему доверие, имитировать представителя Украины. С тем, чтобы добиться от него каких-то письменных и других фиксируемых доказательств участия в том, что сейчас считается “преступной деятельностью”. Бывает, что просят заполнить анкету со всеми своими персональными данными для вступления в легион, a то ещё и взять её с собой, якобы отправляясь в Украину. Бывает, что просят записать на видео какую-то клятву, присягу. Всё это - механизмы фиксации доказательной базы.
- Речь идёт не только об онлайн-активности ФСБ и Центра противодействия экстремизму, но и об агентах оффлайн, которые людей подталкивают к совершению преступлений?
- Это могут быть какие-то новые знакомые, которые сначала обсуждают политическую ситуацию, а потом предлагают переходить к активным действиям. Но чаще это всё-таки происходит онлайн, потому что так проще. Тем не менее, в этом обзоре, по крайней мере, три примера, когда провокации происходят не в сети, а, так сказать, в реальности.
Кейсы Валерии Зотовой, Евгения Мищенко и Гагика Григоряна. В их случаях, помимо онлайн-коммуникации - она там тоже была, имеет место внедрение живого человека в окружение, установление дружеских связей. Таким образом фактически с двух сторон выходили на человека.
Есть вопиющие ситуации, как, например, случай Валентины Тагировой, украинки, которая жила во временном размещении в Самаре, где провокация абсолютно очевидна. Там, якобы сотрудничавший с ней через интернет-мессенджеры "представитель Украины", указывал ей время, когда она должна пойти в магазин и купить ацетон и пенопласт, указывал время, когда она должна будет прийти в конкретное место, положить эти предметы. И мало того, что именно в это время осуществлялась видеосъёмка, но и понятые были приглашены на ее задержание за сутки до того, как оно произошло, то есть даже до того, как, согласно утверждениям следствия и суда, она получила информацию о встрече от своего “украинского” собеседника. И если это не сами чекисты организовали, то невозможно понять, каким образом они могли позвать понятых именно на это время. Это дело, в котором защита очень убедительно обосновывала провокацию, но судом это не было принято во внимание.
Лучше не вступать в коммуникацию с тем, кто приходит к вам сам и переходит к предложениям что-то сделать
- Получается, практически любой человек может стать жертвой спецслужбовской или полицейской провокации. Есть способ себя обезопасить? Вообще ни с кем не вступать в контакты, не обсуждать ни политику, ни Украину?
- Даже безотносительно таких провокаций, обсуждение войны, властей в критическом ключе, публично, когда личность человека может быть установлена, может быть основанием для уголовного преследования по обвинению в распространение фейков об армии, в дискредитации армии, в призывах к терроризму. Невозможно предсказать, какое именно высказывание могут счесть такого рода преступлением.
Но если говорить о провокациях и обвинениях в террористических преступлениях или в госизмене, а мы говорим в первую очередь о них, то все-таки, наверное, это касается не любого человека. Понятно, что речь идет о противниках войны, о противниках диктатуры. Человек, который все это поддерживает, он просто не вступит в такой разговор, а вместо этого сам напишет в ФСБ. Но противников войны много, миллионы, и они являются потенциальными объектами разработки.
Не надо получать сведения о контактах из Яндекса
И мы попытались сделать какие-то выводы, они достаточно очевидные. Они связаны со здравым смыслом и общими технологиями безопасности. Понятно, что не надо писать в соцсетях о политике так, чтобы вас могли идентифицировать, если у вас есть намерение как-то активно участвовать в сопротивлении. То есть сочетать дело и громкое слово – это плохая идея. Вы привлекаете к себе внимание, и таким образом те действия, которые вы, может быть, хотели бы совершить, оказываются совершены по заказу полицейского провокатора.
Не надо, например, получать сведения о контактах из Яндекса. Не надо переписываться с предполагаемыми украинскими представителями в небезопасных сетях.
Надо с осторожностью относиться и лучше не вступать в коммуникацию с теми, кто сам к вам с подобным приходит: незнакомый человек начинает вести разговоры в политике, а уж тем более потом переходит к предложениям что-то сделать - очень велика вероятность, что это провокатор. Тем более, если он начинает разводить вас на какого-то рода фиксацию вашей позиции или намерений, что может впоследствии лечь в основу обвинения. Или если он начинает вам угрожать - а это часто случается, поскольку люди далеко не всегда с самого начала готовы действовать, как того добивается провокатор. Человек поначалу может говорить, что, мол, готов действовать, но потом отказывается – таких случаев много. И вот тогда ему начинают угрожать, угрожать безопасности семьи, раскрытием информации, которую человек уже предоставил. Вот если все это происходит, это явный признак того, что вы общаетесь с провокатором.
Сергей Давидис объясняет, если человек уже дал какую-то информацию о себе и своих настроениях, достаточно сложно “соскочить”. Есть примеры, когда человек отказывался от своих действий даже не на этапе исполнения, как это было с Валерией Зотовой, а на самом раннем этапе. То есть не переходил вообще ни к какому действию, но и такой малости оказывалось достаточно для обвинения в приготовлении.
Особенно если это касается мужчин, при задержании применяется насилие, пытки, - установили правозащитники. Это приводит к самооговорам. Существующая в России судебная практика не принимает отказы от первоначальных признательных показаний, именно они ложатся в основу обвинения.
И даже совет эвакуироваться за пределы России – не самый очевидный для тех, кто полагает, что уже наговорил много не тем людям и попал в “разработку” спецслужб. “Мы знаем примеры, когда людей, которые в такой ситуации пытались прекратить сотрудничество, уехать, брали именно при попытке покинуть страну. Это не всегда случается. Но вот если остаться, уже в эту провокационную коммуникацию вступив, то в конце концов силовики до вас доберутся”, - резюмирует руководитель проекта "Поддержка политзаключенных. Мемориал" Сергей Давидис.
